Миграция 17.04¶
Они решили идти вдоль ограждения влево. Это позволило им остаться на самой границе действия силы Симург, где её пение было настолько тихим, что его, как они надеялись, будет нетрудно игнорировать. Также это значило, что хотя бы с одного направления на них не нападут чудовища. На дальних концах всех дорог, на достаточно большом расстоянии от ограды, виднелись солдаты, но они не стреляли. Он подумал, что если солдаты начнут кричать на них в мегафон, то это будет даже хорошо — на голос могут прийти другие люди.
Он проклинал тяжёлые облака пыли и тумана — результат продолжающейся битвы и испарившегося и поднятого в воздух снега. То, что по городу бродили монстры, было ещё ничего. Хуже было то, что его могли подвести основные органы чувств. Из-за тумана он не мог видеть дальше, чем на полсотни метров перед собой, а этот звук… Абсолютной тишины больше не было. Бесконечный крик внутри головы не собирался прекращаться. Достаточно тихий, очевидно более слабый по воздействию, но он всё-таки был. Всегда преследовал их. Кроме того, били по нервам, пугали и отвлекали звуки стрельбы, отдалённый грохот взрывов, шум падающих зданий и разрушаемых на мелкие части городских кварталов.
Во время одной из тихих минут, краткой передышки в отдалённой какофонии, когда в голове осталась только песня Симург, они услышали пронзительный крик.
Краус, Коди и Марисса замерли.
— Это сейчас было у меня в голове? — спросил Краус.
— Нет. Это точно человек. Или люди. Нам нужно им помочь, — сказала Марисса.
— Мы окажемся в опасности, — возразил Коди.
— Нет, — сказал Краус. — Нам надо сходить туда.
— Мне кажется, ты споришь со мной только для того, чтобы меня позлить, — проворчал Коди.
— Нам нужно идти, потому что в округе почти никого нет, — сказал Краус. — А нам нужно найти врача. Человека с редкими умениями в местности, где очень мало людей.
— А поскольку там кто-то кричит, мы знаем, что там есть как минимум один человек.
Краус кивнул. Он не стал ждать очередного возражения Коди и побежал вперёд.
Дорога привела их к группе высотных зданий с магазинами на первом этаже. Его почему-то почти успокоило то, что большинство вывесок сетей фаст-фудов выглядели знакомо. Как будто это напоминало о том, что дом не так уж и далеко.
Между зданиями был просторный дворик, где на земле стояли привинченные столики и скамьи. Те из них, что не были затронуты взрывными волнами и шквалами ветра, которые прокатывались по городу из-за непрерывного сражения, были покрыты слоем льда и снега.
Краус слышал, как похрустывает снег под ногами догнавших его Коди и Мариссы. Он оглянулся, чтобы удостовериться, что это действительно они, и крепче сжал своё «копьё».
Снова крики. Теперь слева.
Он поспешил на звук. Он знал, что пение в голове делает его более импульсивным, размывает чувство опасности и заставляет не думать, а немедленно действовать. Неважно. У него была цель.
В неосвещённой бургерной были восемь человек. Самым пугающим оказалось, что в помещении находились ещё и три монстра. Один из монстров поднял девятого человека в воздух. Стекла в окнах были выбиты, и снег заметало прямо в забегаловку.
Краус низко пригнулся и укрылся за заснеженным заборчиком. Он жестами просигналил Коди и Мариссе остановиться.
Среди монстров был мужчина с шеей в три раза длиннее обычной и с покрытым бронёй кривым горбом на спине. На локтях его руки разделялись на две части: на одной были обычные ладони, а на второй они оканчивались встроенными косами. Он стоял на столе и смеялся. Его куртка явно была у кого-то позаимствована и плохо сидела на горбе, и ему приходилось постоянно закатывать рукава, чтобы они не закрывали его рук или лезвий кос.
Его напарница держала в руках жертву, девятого человека в помещении. Она была высокой, больше двух метров ростом и массивной, то ли от мышц, то ли от жира. «Крупная кость» — вот, наверное, лучший способ её описать, только в этом случае смысл был буквальным. Толстая кожа, грубые черты лица и тела: нос, напоминающий свиное рыло, уши лопухами, пальцы, похожие на обрубки, и губы настолько толстые, что вздувались надо ртом, приоткрывая сравнительно мелкие зубы. Она легко могла весить под двести кило, и то, как легко она подняла свою жертву в воздух, говорило о том, что ей хватило бы сил прикончить его с одного удара. На ней был только серый костюм, похожий на тюремную робу. Краус разглядел половину слова, напечатанного поперёк её плеч: ГВЕР…
Третьей в их группе была молодая женщина. Кроме очевидных физических изменений, что-то ещё было с ней не так. Её тело украшали толстые чёрные горизонтальные линии, одна тянулась через глаза, словно повязка, другая выходила из угла губ, окаймляла подбородок и спускалась дальше по шее. Полосы становились плотнее и на уровне пальцев, на теле оставалось меньше белого цвета, чем чёрного. Она тоже была одета в тюремную робу, но на ней были ещё обувь и куртка. Светлые прямые волосы на лбу были обрезаны в неаккуратную чёлку.
«Что-то не так» выражалось в том, что она казалась какой-то «деревянной». Она слишком прямо стояла, и все открытые части тела были покрыты горизонтальными и вертикальными линиями.
Монстр с косами вместо рук перестал смеяться, где-то секунду собирался с мыслями, а затем прорычал с ожесточением, резко отличавшимся от предыдущего благодушного смеха:
— Онтиге хи, Матрёшка.
Массивная женщина повернулась и бросила свою жертву в сторону девушки с линиями. Краус увидел теперь всё слово. “Гверрус”. У неё был самый низкий голос, который Краус когда-либо слышал.
— Эгеса ри-ика се-джи.
Девушка с линиями заговорила с сильным акцентом:
— Говоришь на англо? Эта оболочка слишком далека от меня, чтобы я могла вспомнить.
— Мирзути, — выругалась крупная женщина. — Эгеса говорит тебе взять её, Матрёшка.
— Не могу. Слишком далеко. Потеряю себя. Умоляю тебя, Гверрус.
Гверрус ударила рукой по стойке рядом с ней. Стойка сломалась, автомат для розлива безалкогольных напитков взорвался брызгами пены и газировки. Гверрус выглядела удивлённой, а человек с руками-косами снова начал хихикать. Возможно, это тот Эгеса, про которого говорила Гверрус?
— Там есть охрана. Хрупкие, — проворчала Гверрус. — Много. Там ограда и… как там они называются? Перевозки.
— Грузовики, — сказала Матрёшка.
— Грузовики. Они выслеживают нас. У них есть мастерство. Могут сжечь тебя, если посмотрят на тебя. Могут летать, — низкий голос Гверрус звучал почти благоговейно. — Мы должны сбежать. Используем для этого твоё мастерство. Сложи нас. Сложи их.
Матрёшка взглянула на людей, скрючившихся возле передней стойки. На её лице читалось беспокойство. Отдалённый грохот сотряс город, и её голова резко вскинулась в тревоге.
— Офстеде, — прорычал Эгеса.
— Эгеса говорит «сейчас», — перевела Гверрус.
— Я уже догадалась, — ответила Матрёшка.
— Умница, умница, — проворчала Гверрус с жёсткой интонацией в голосе. — Умной головой надо думать. Чем дольше ждём, тем дольше слушаем это двиморово нытьё. Больше времени людям искать нас, найти нас.
Коди и Марисса подкрались ближе и оказались рядом с Краусом. Краус вздрогнул, когда под их ногами заскрипел снег, но монстрообразные люди, похоже, этого не заметили.
Матрёшка дотянулась и наклонилась в направлении женщины, которую Гверрус швырнула на землю. Краус не мог разглядеть, что именно там происходило, но увидел мешанину чёрных и розовых лент.
Когда она выпрямилась, её лицо уже было другим. Волосы темнее, а черты лица и рук тоньше.
— Как долго? — спросила Гверрус. — Чтобы… как это слово?
— Переварить, — сказала Матрёшка. Её акцент стал гораздо слабее. — Час? Два или три. Не помню точно.
— Потом сложи меня, — сказала Гверрус. — Потом Эгеса. Потом они.
И Матрёшка, и Гверрус посмотрели на сгрудившихся в кучу пленников.
— Но если побег займёт больше трёх часов, я переварю тебя.
— Я солдат, — заметила Гверрус. — Жёсткая. Тяжело съесть?
— Переварить, — поправила Матрёшка. — Не знаю. Не уверена, что ты выстоишь против этого.
— Эфесте, — прорычал Эгеса.
— Он говорит…
— Поняла. Встань на колени. Легче, если мне не придётся подниматься.
Краус крепче ухватил копьё и подождал, пока появятся ленты.
Он устремился вперёд. Не мог позволить себе ждать, пока Матрёшка съест ещё кого-нибудь, возможно, именно того, кто нужен был Ноэль. В любом случае, время для нападения было очень ограничено. Нужно было ударить тогда, когда двое из трёх врагов оказались заняты.
Снег захрустел под подошвами ботинок, и Эгеса повернулся к нему, поднимая одну из кос ещё до того, как увидел Крауса.
Краус вогнал своё импровизированное копьё в бок Эгесе. Форма наконечника копья не позволяла проткнуть глубоко, но всё-таки оно погрузилось в живот монстра.
Краус никогда раньше не дрался. Его били, но он никогда не отвечал ударом на удар. Раньше он думал, что просто это не его. А сейчас — какие из этих действий были его собственными, а какие спровоцированы песней у него в голове? Могла ли Симург подталкивать его к жестокости, когда в другой ситуации он мог бы найти иной выход? Или он просто изо всех сил старался сделать всё возможное, чтобы помочь Ноэль?
Эгеса чуть не упал со стола, на которым он сидел, но успел подобраться и замахнуться одной из кос на Крауса. Тот отскочил назад, дёрнув своё самодельное копьё.
Оно изогнулось и вышло из тела, причиняя больше повреждений на выходе, чем при ударе.
Эгеса упал на пол, опираясь на колени, две косы и одну руку. Другую руку он прижимал к ране, из которой струилась кровь.
Он скорчился на полу. Горб защищал его голову, а руки и ноги он подобрал под себя. Краус посмотрел на выгнувшуюся дугой спину Эгесы. Он снова мог ударить в живот, но не было гарантии, что он попадёт. Тогда он ткнул копьём в подмышку, чтобы ограничить дальность атаки Эгесы.
Тело гудело от адреналина, но всё-таки, направляя копьё в тело Эгесы, он чувствовал себя слишком спокойно. На этот раз, прежде чем вытащить его наружу, он специально провернул оружие.
От этого удара получилось гораздо больше крови, чем он ожидал. Эгеса упал, не способный больше поддерживать свой вес.
Перехватив копьё, Краус словно дубинкой ударил Эгесу по голове.
Эгеса не отреагировал, и Краус ударил его ещё два раза.
— Энде, — прорычал Эгеса.
Краус замахнулся, чтобы ударить ещё раз. Эгеса исчез в облаке чёрного дыма, которое быстро рассеялось, и копьё ударилось в напольную плитку.
Краус огляделся по сторонам на случай, если Эгеса сменил своё местоположение. Урода с руками-косами нигде не было видно. Но он заметил, как широко раскрытыми глазами смотрят на него Коди и Марисса.
Хотя следующая часть плана от этого не менялась.
— Бегите! — крикнул он пленникам. Они поднялись на ноги и бросились бежать в поисках укрытия.
Он направился к Гверрус и Матрёшке и увидел, что Матрёшка закутала Гверрус в ленты, как во вторую кожу. Левая рука Гверрус, полностью обмотанная лентами, стала вдвое меньше по размеру, почти как у нормального человека.
Гверрус казалась способной вынести любой удар, но Матрёшка… Он ударил её концом самодельного копья, разрезая и разрывая ленты из плоти. Матрёшка начала сворачивать ленты обратно, разматывая Гверрус, и он ударил её по голове.
Гверрус была проблемой посложнее. Её кожа казалась раза в три толще нормальной, плюс её массивное телосложение — он подозревал, что его оружием её не пробьёшь. Если он…
Нет, Краус заставил себя остановиться, задуматься над тем, что же он делает. Его несколько занесло. Он повернулся, чтобы бежать.
Чья-то рука ухватила его сзади за куртку, а лезвие косы прижалось к горлу.
Он почувствовал, как второе лезвие стукнуло по его копью, один раз, потом ещё. Он уронил копьё на вымощенный плиткой пол.
Матрёшка обматывалась лентами в слои, напоминающие шкурки у луковицы. Когда она собралась воедино, разрывы и надрезы, которые он сделал, стали намного короче. Они выглядели как короткие надрезы на её лице и руках, большая часть, скорее всего, скрылась под одеждой.
— Смело, — проворчала Гверрус. — Глупая смелость.
— Скулан абретоан кнапа, — прошептал Эгеса прямо над ухом у Крауса.
Гверрус покачала головой.
— На. Вак турфан кнапа охотники ферранан, Матрёшка куннан фелдан кнапа.
Эгеса толкнул Крауса, так что он, пошатнувшись, шагнул вперёд, оказавшись в центре треугольника из трёх монстров.
— Английский? Англо? — спросила Матрёшка.
— Нам нужен мальчик, — сказала Гверрус. — Сложи его.
— Ага-ага, — сказала Матрёшка. — Нам нужно будет больше.
— Найдём больше.
— Скоро? Женщина, которую я только что взяла, скоро совсем растворится.
— Скоро, — подтвердила Гверрус.
Краус не мог не отметить, как изменилась её речь после того, как она впитала в себя женщину.
— Не надо этого делать, — сказал он.
Эгеса пнул его сзади, и Краус упал на четвереньки.
— Не трогай его, — сказала Матрёшка.
— Они враги, — прорычала Гверрус. — Они охотятся на нас.
— Мы на вас не охотимся, — возразил Краус.
На беду, Эгеса снова пнул его, пяткой попав по почкам. Краус вскрикнул и скрючился от боли. Крик в голове стал ещё хуже, почти заглушая собой всё остальное. Он воздействовал даже на зрение. Краус поневоле подумал о давлении, которое возникает под водой, так глубоко, что организм не может даже двинуться, вот только это было не в его воображении. Давление было реальным, но только в голове. Оно затуманивало границы видимой области его зрения, делало тени чернее, а освещённые места — ярче. Когда перед глазами поплыли пятна, он почти мог различить в них образы.
Эгеса поднёс одно из лезвий к зрачку Крауса.
— Абисгеен ин айге? Да?
Краус отрубился — если можно так выразиться. Он даже не осознавал, что сопротивлялся песне, но когда накатила боль и страх он вслушался в неё и вгляделся в образы, которые наполняли видимые ему тёмные места.
«Я что, сдаюсь? Так быстро? Я нужен остальным. Остальные…»
— Ноэль, — пробормотал он.
— Фрэнсис?
Он вздрогнул.
— Называй меня Краус. Все меня так зовут. Кроме мамы.
— Краус, — задумчиво произнесла Ноэль. — Ладно. Что ты хотел?
— Просто поболтать. Когда мы на уроке проверяли друг у друга работы, мне досталась твоя. Я просто хотел сказать, что мне нравится твой образ мыслей.
Он заметил, как резко поменялось её выражение лица, как будто весь разговор свернул не туда. Что он такого сказал?
— Спасибо, — сказала она, опустила взгляд на поднос с обедом и подцепила вилкой листик салата. Она положила его в рот и начала пережёвывать, медленно, методично, затем глянула на Крауса. Намёк был ясен. Не сказав ни слова, она спрашивала: «Почему ты всё ещё здесь?»
— Ты сравнивала то, как пишешь эссе с тем, как ты написала бы игру, продумывая общий замысел и детали на уровне механики. Читать было интересно. Заумно в самом хорошем смысле этого слова. Если что, это был комплимент.
— Ладно. Спасибо.
Он уже собирался уходить, когда увидел Мариссу Ньюланд. Она подошла к ним и села рядом с Ноэль. Он никак не ожидал увидеть их вместе. Не то чтобы Ноэль не была привлекательной, но Марисса была «лебедем», одной из самых красивых девушек школы, а Ноэль по сравнению с ней была в лучшем случае «воробьём». Небольшого роста, нервная, неприметная. Он не мог даже вообразить, что их могли связывать какие-то общие интересы, социальные круги или друзья.
Марисса поставила небольшую тарелку с куском пиццы на поднос Ноэль, а затем подняла взгляд на Крауса.
— Краус? Ты что-то хотел?
— Не. Что хотел, я уже сказал.
— Не донимай её, ладно?
— Я ничего такого не сделал. Отвлёк немного от обеда, но уже ухожу.
— Вы знаете друг друга? — спросила Ноэль.
Краус успел ответить первым:
— Наши матери занимаются благотворительностью для школы. Распродажи пирожных и всё такое. Несколько раз нас обоих запрягали помочь, ну и получалось так, что мы работали вместе.
— Так что я точно знаю, чего от тебя можно ожидать, — подхватила Марисса. — Каждую минуту ты готов провернуть какую-нибудь гнусную шутку, манипулировать другими, чтобы получить то, что тебе нужно, выставить кого-нибудь другого дураком…
— Прекрати. Ты меня сейчас так расхваливаешь, что я того и гляди покраснею.
— В шестом классе, — сказала Марисса и повернулась к Ноэль, — он сказал учителю…
— А-а-а, всё, пора мне валить, — попытался прервать её Краус. — Я совсем забыл, что Марисса знает и более жуткие истории.
— Скатертью дорожка, — Марисса слегка усмехнулась.
Он не отошёл и на два шага от них, когда услышал:
— Отборочный турнир в Ransack…
Он заинтересованно обернулся.
— Что? — спросила Марисса. — Чтобы ты наконец ушёл, мне снова нужно начать рассказывать про тебя истории? Или хочешь ляпнуть какую-нибудь фигню насчёт девушек и видеоигр?
— Нет, и не собирался. Вы говорите про отборочные? На соревновательном уровне?
— Ага. Для этого мы организовали в школе клуб. Для меня это был единственный способ получить доступ к компьютеру, чтобы мать не заглядывала мне через плечо.
— Да ладно! Тот же самый клуб, в котором состоит Люк? Знаешь Люка Брито?
— Да. Он с нами.
— А-а, — сказал он, немного замешкавшись. — У меня нет слов. Планка для таких соревнований гораздо выше, чем многие думают. Даже добраться до отборочного турнира — уже довольно круто. Респект.
— Спасибо, — сказала Марисса.
— Больше не буду досаждать вам своим присутствием. Удачи сегодня вечером. Серьёзно.
— А ты играешь? — внезапно спросила Ноэль. Она оторвала от пиццы кусочек и положила в рот.
Краусу потребовалась секунда, чтобы собраться с мыслями.
— Немного. Иногда.
Марисса глянула на Ноэль, чтобы ещё раз удостовериться, затем указала рукой на пустое место напротив них.
Краус сел, вздрогнув, когда пластиковый поднос с грохотом упал на пол.
Марисса закричала, но крик резко оборвался, когда она пролетела от прилавка, где были сложены пластиковые подносы, до разрушенной стойки, где стояли автоматы с напитками. Она судорожно пыталась вдохнуть, подняться на ноги, но упала. Она была слишком потрясена, а из обломков стойки выходила никудышная опора. К ней приближалась Гверрус.
Краус заставил себя вернуться к реальности и попытался подняться на ноги только для того, чтобы снова ощутить, как лезвие плотно прижалось к горлу, и только шарф не давал ему разрезать плоть.
Крик в голове вернулся и стал хуже, чем когда-либо до этого. После спокойствия во время воспоминания, тишины и свободы от крика, он всё ещё испытывал ощущение тепла, окутавшего всё тело. Эта реальность была совсем не той, куда он хотел бы вернуться.
— Беган’на веорк, — прошипел Эгеса ему на ухо.
— Нихуя не понятно, что ты там лопочешь, — ответил Краус. Странно, но его это бесило. Бесило почти так же, как если бы его внезапно разбудили, прервав хороший сон. Он знал, что это неразумно, что это бред — думать вот так, тем более зная, как опасна Симург, как она коварна, но он всё равно бесился.
Возможно, это настроение и подтолкнуло его к тому, что он вытащил из-под пальто спрятанный туда кухонный нож. Другой рукой он нащупал рану, которое проделало его копье на теле Эгесы, и запустил туда пальцы в перчатках, одновременно выворачиваясь из его хватки, и пытаясь поставить на пути лезвия Эгесы своё менее уязвимое плечо.
В этом не было необходимости. Когда Краус сильнее сжал пальцы в ране, зарываясь в неё глубже, колени Эгесы подогнулись. Ножны от кухонного ножа упали на пол, а Краус полоснул ножом по длинной шее Эгесы.
Эгеса оттолкнул его, из разреза на шее изливалась кровь. Когда урод попятился назад, Краус вырвал пальцы из мокрой, вязкой раны. Эгеса исчез в облаке тёмного дыма.
— Глупый храбрый мальчик, — произнесла Гверрус.
Краус быстро осмотрел помещение, когда огромная женщина повернулась к нему лицом. Марисса только поднялась на ноги, Коди отступил к противоположной стене, держа ломик в руке. Матрёшка стояла на четвереньках недалеко от Коди.
— Бегите, — крикнул он. — В разные стороны!
Он только повернулся, чтобы бежать от гигантской Гверрус, когда понял, что остальные могут быть не в состоянии это сделать. Мариссу жёстко приложило при ударе, а про состояние Коди он вообще ничего не знал.
Не то чтобы это имело значение. Гверрус выбрала своей целью именно Крауса.
Она не была быстрой. Это дало небольшое преимущество. Но он скоро понял, что она вполне успевает за ним, и ей легче преодолевать более глубокие сугробы. Поскользнуться на льду ей тоже не грозило — под её весом весь лёд крошился на мелкие кусочки.
Ещё до того, как он выбежал за пределы дворика, она успела поймать его, схватив со спины за штаны и куртку.
Он ударил её ножом в руку, и почувствовал вспышку адской боли в собственной ладони.
Кровь заструилась из раны и потекла по руке до локтя. Краус закричал.
— Нет, — низко пророкотала Гверрус. — Глупый мальчик.
— Прочь, — произнёс откуда-то мужской голос.
Краус почувствовал, как она ослабила хватку. Он упал на землю.
— Поторопись, — произнёс другой мужской голос.
Краус повернулся, чтобы посмотреть на них, но его зрение затуманивала монохромная дымка. Даже его рука казалась полупрозрачной, дымчатой.
«Я что, призрак?»
— Ну и что ты об этом думаешь, Мирддин? — спросил человек в бронекостюме. Когда он подошёл ближе, Гверрус попятилась. Великанша и мужчина в сияющей броне. Мужчина крутанул в руках алебарду.
— Защитная сила. Я уловил только основную идею. Возмездие, — сказал другой мужчина. Он стоял за человеком в броне и был одет в мантию. — Её сила основана на возмездии за причинённый ущерб.
— Отражение ущерба? — спросил человек в броне. — Или она становится более неуязвимой после атаки?
— Скорее первое, чем второе.
Краус поднялся на ноги, когда мужчина прошёл мимо. Прошёл так, будто Крауса вообще там не было.
— Я сильнее тебя, — огрызнулась Гверрус.
Человек в броне не ответил.
— Зачем это делать? Зачем охотиться за нами? — спросила Гверрус, отступая от него.
Человек в броне ударил алебардой по земле, и вокруг него заструился дым. Секунду спустя раздался звук, похожий на выстрел. Гверрус упала на одно колено, прижимая мясистую руку к груди.
Раздался тихий звук «дзынь», и она вся оказалась в огне, с головы до пят.
Пламя было достаточно жарким и настолько близко к Краусу, что могло сжечь и его тоже, должно было сжечь. Но он едва ощущал тепло. Он вообще почти ничего не чувствовал. Крик Симург тоже притих, а рану в руке он ощущал не больше, чем слабое пульсирование.
— Эй, — сказал Краус, повернувшись к мужчине в броне. Но не получил ответа. — Эй, моим друзьям нужен…
— Безрассудно, — сказал Мирддин, перебивая Крауса. — Атаковать тогда, когда мы не знаем особенностей работы её силы.
— Два наиболее вероятных способа приложения силы, — ответил мужчина в броне, разговаривая так, будто не мог слышать Крауса. Он немного поднял голос, чтобы его было слышно за криками Гверрус: — Либо ей нужно видеть меня, или необходима какая-то связь между мной и наносимым ущербом. Дым плюс нелетальная пуля — проверка для первого случая. Кроме того, приоритет номер один — минимизировать контакт, верно?
— Да. Но всё равно безрассудно.
Краус повернулся к Мирддину.
— Моя подруга умирает. Вы можете ей помочь?
Миррдин прошёл мимо, развеивая дым движением грубого деревянного посоха.
— Дракон? — спросил мужчина в броне.
— Я здесь, — раздался голос из динамиков браслетов, укреплённых у них на запястьях.
— Мирддин только что упрятал одного парнишку, чтобы минимизировать контакт. Я видел у него кровь. Если я помечу его расположение, сможем ли мы вызвать сюда медицинскую помощь к тому времени, как он вернётся в реальность?
— У нас все заняты. Ранение тяжёлое?
— Нехорошее, но не тяжёлое.
— У нас нет ни свободных машин, ни персонала, и карантин всё ещё в силе.
— Верно. Где приземлилась наша цель?
— В шестидесяти метрах от вас, на четыре часа с твоей позиции, Оружейник.
— Сколько времени можем быть под воздействием?
— У вас обоих есть ещё семнадцать минут при текущем уровне воздействия. Если мы отгоним её дальше, у вас будет двадцать минут. Скоро я смогу выслать к вам модуль.
Они сменили направление и быстро зашагали к концу улицы, Краус поторопился за ними.
Мирддин заговорил первым:
— Как продвигается бой?
— Хорошо. Но расслабляться нельзя.
— Нельзя, — согласился Мирддин. — Ситуация сложная. Слишком много всего нужно учитывать, слишком долгое суммарное воздействие.
— Мы удваиваем карантин, и в ближайшее время развернём обрабатывающий центр. Президент настаивает на проведении “Комплекса мер по контролю и противодействию”.
— Это нам аукнется, — произнёс Мирддин. — Я уже говорил раньше, и скажу сейчас, и я напоминаю вам, что буду говорить это каждый раз, как представится случай, до самой моей смерти. Это нам всем ещё аукнется.
— Я не спорю, — сказала Дракон.
— Но ты помогаешь этому произойти.
— Я выполняю приказы.
— Дракон, без обид, ты мне нравишься, но эта отговорка — одна из самых старых в мире.
— Я просто выбираю те битвы, где у меня есть шанс победить.
— Если ты не осмеливаешься протестовать по такому поводу, то что вообще может заставить тебя протестовать?
— Мирддин, — вмешался Оружейник. — Полегче. И обрати внимание. Вот оно.
Краус посмотрел в том направлении. Это была какая-то секция здания. Белая плитка, белые стены, стол и металлический шкаф с разбитыми стеклянными дверцами. Папки с бумагами были разбросаны по столу и полу. Посреди всего этого лежал человек в белом лабораторном халате. Его тело было раздроблено ударом об землю.
— Проклятье. Если бы только взглянуть… — сказал Оружейник.
— Приоритет номер один. Минимизировать контакт.
— Знаю. Но мы смогли бы найти ответы на множество вопросов. Если мы сможем узнать, куда она открывала этот портал…
— Если она отвечает на наши вопросы, значит, нам не стоит знать ответы, — сказал Мирддин.
Оружейник вздохнул.
— Знаю. Ты можешь переместить это здание в одно из карманных измерений?
— Когда я перемещаю что-то в одно из своих измерений и обратно, или вынимаю что-нибудь из одного измерения и помещаю в другое, у меня начинаются плохие реакции взаимодействия. Если что-то только что было выдернуто откуда-то ещё, оно не размещается должным образом в моём измерении. Неважно, переместились эти люди и объекты с другой стороны Земли, или из некоего карманного измерения — я не думаю, что нам стоит испытывать судьбу с риском получить катастрофические последствия.
Крауса поразили эти слова. «А что, если то же самое случилось со мной? «Плохое взаимодействие», или какая-нибудь ещё межпространственная хрень?»
— Думаю, белый фосфор? — спросил Оружейник. Мирддин кивнул.
В их разговор вмешалась Дракон, чей голос раздался из динамиков на браслетах:
— Не могу произвести удар, пока не пройдёт пятнадцати минут с исчезновения Симург. Сделайте отметку на местности. У меня ещё одна угроза, в полукилометре от вас, на шесть часов. Затем мы вас подберём.
— Принято, — сказал Оружейник.
Оружейник запустил в центр разрушенной лаборатории небольшую металлическую банку, затем они оградили территорию красной лентой и отправились прочь. Оружейник использовал крюк с тросом, чтобы перелететь на крышу ближайшего здания, а Мирддин просто поднялся в воздух.
Краус не мог последовать за ними и остался стоять рядом со зданием. Он ткнул пальцем в один из обломков, но его рука прошла насквозь.
И всё-таки он мог идти по твёрдой поверхности? Он не понимал, как такое возможно.
— Я не понимаю, — прошептал он себе под нос.
— Дело не в тебе, а во мне.
Он сложил на груди руки. Этого он точно не ожидал услышать.
— Ты можешь хотя бы немного спихнуть вину на меня?
— Нет, — сказала Ноэль, качая головой. Она выглядела несчастной, и он почувствовал, как ему становится нехорошо от того, что он видит, насколько она несчастна. Он раньше никогда не испытывал такого чувства.
Она тихо сказала:
— Ты замечательный.
Он развёл руками.
— Не понимаю. Я думал, что у нас всё хорошо.
— Нет! Это… не работает.
— Я ничего не имею против. Мне нравится проводить с тобой время, и мне кажется, что тебе тоже было со мной хорошо.
— Но мы не… мы совсем не… — она опустила взгляд. — Мы в тупике. Это нечестно по отношению к тебе.
— Так вот о чём ты волнуешься?
— Не пренебрегай моими волнениями, — сказала она, умудрившись подпустить в голос гневную интонацию.
— Нет. Всё нормально. Это круто. Я понимаю, что у тебя что-то происходит такое, о чём ты не хочешь мне рассказывать. Я иногда похож на придурка, но я не идиот. И я не собираюсь вымогать из тебя откровения. Это твоё дело, и ты расскажешь мне обо всём сама, когда захочешь. Ну или не расскажешь.
— Это нечестно по отношению к тебе, — повторила она.
— Я и не говорю, что всё в жизни должно быть справедливым, гармоничным, честным или ещё что-то в таком же роде. Так что кого волнует, если что-то нечестно?
— Не надо так!
Он беспомощно развёл руками, второй раз за эту минуту. Не надо «как»? Не надо мыслить логически?
Тянулись долгие секунды. Он изучал её, видел, насколько она подавлена. Всего несколько минут назад они весело болтали. Затем неожиданно всё стало рушиться, и сейчас казалось, что она хочет расстаться.
Как будто сейчас ему воздавалось за всё то говно, что он делал другим людям. Вот только тогда ему было весело, а сейчас — совсем нет.
— Не так давно кто-то сказал, — произнесла Ноэль, не глядя на Крауса, — что я не сумею выстроить отношения с окружающими, пока не научусь быть в ладах сама с собой.
— А ты не можешь?
Ноэль ничего не ответила.
— Я думаю, что ты потрясающая — если это считается.
— Ты меня не знаешь.
— Я как раз пытался узнать тебя получше. И пока не увидел ничего такого, что могло бы меня отпугнуть.
Она смотрела в пол.
— …не думаю, что нам стоит встречаться.
— Ладно. Если ты уверена, что так будет лучше. У меня только одно условие. Скажи это, глядя мне прямо в глаза.
Она посмотрела на него, затем снова опустила взгляд. Не произнесла ни слова.
— Потому что, — продолжил он, — мне казалось, что ты выглядела счастливее, чем когда-либо раньше. Марисса тоже так говорит.
Ноэль посмотрела на него.
Он продолжил:
— Если ты и правда чувствуешь, что от наших встреч тебе в дальнейшем будет только хуже, тогда я абсолютно согласен, что нам надо расстаться. Я уйду из клуба, если тебе так будет проще. Клуб — твоё дело, и было им до того, как я туда пришёл, тебе и так нелегко — всё-таки ты капитан команды.
— Я не хочу, чтобы ты покидал клуб.
— Хорошо, — сказал он. Немного подождал, но она не продолжила. — Послушай, у меня такое чувство, что сегодня просто не наш день. Не знаю почему, но вот такое ощущение. И вот что в итоге. Ладно. Но я не хочу закончить наши отношения только потому, что сегодня не так легли карты. Так что я прошу тебя, если тебе плохо со мной — скажи. Не нужно объяснений, просто…
— Забудь. Не бери в голову.
— Не бери в голову?
— Я… просто не бери в голову. Мы можем притвориться, что этого разговора никогда не было?
— Конечно, — ответил он. Он видел, насколько она грустная. — Хочешь, я провожу тебя до дома?
Она кивнула.
Странное ощущение. Случалось так, что его избивали, он заваливал учёбу, пережил смерть дяди — но только сейчас, рядом со своей девушкой, он почувствовал себя несчастнее всего. Беспомощный, растерянный, расстроенный. Всё, чего он сейчас хотел — помочь ей, но не знал, как.
Он подавил желание печально вздохнуть, вместо этого набрал полную грудь воздуха. Тот оказался таким холодным, что Краус закашлялся. Все его чувства резко обострились: по ушам ударил мучительно высокий, ноющий звук, холод сковал тело, воздух приобрёл густой запах и привкус пыли, правую руку пронзила острая боль.
В приступе кашля, сбитый с толку, он уставился на кучу обломков и лабораторию. Тот странный эффект, под которым он находился, рассеялся.
Ноэль.
Он забрался на кучу обломков. Ему вспомнился разговор героев о том, что они не будут бомбить это место, пока не уйдёт Губитель, поэтому у него есть немного времени.
Ему нужна аптечка. Он обшарил шкафы и ящики столов. Пустые пробирки для анализов, стеклянные колбы без содержимого, металлические флаконы — тоже пустые, и бумаги. Куча бумаг.
Его взгляд упал на металлический кейс под столом, в паре метров от руки мёртвого мужчины.
Он очень надеялся, что это переносной чемоданчик с медицинским оборудованием и лекарствами. Он поставил кейс на стол и раскрыл. Его охватила волна разочарования.
Шесть металлических флаконов, упакованных в чёрный вспененный материал с вырезанными под них углублениями, в кармане крышки кейса — какие-то бумаги.
Он выругался.
“…только что приобрели сверхспособности…”
Он вздрогнул, и повернул голову слишком резко, так что песня в голове чуть ли не стала хуже, будто боль от движения сломанной конечности.
Как и тогда, с клеткой и газетой, взгляд Крауса за что-то зацепился. Он всегда читал быстро, пробегал по страницам книг, выискивая нужные слова. Просто бросив взгляд на содержимое кейса, он успел прочитать строчку текста в документах, ещё даже не осознавая, что именно он прочитал.
Он перечитал первую строчку под заголовком.
«Поздравляем! Вы только что приобрели сверхспособности».
Он опустил взгляд на флаконы.
Краус захлопнул кейс и повернулся, чтобы уйти. Здесь не было ничего, что можно было использовать для медицинской помощи, и очевидно не было врачей. Он мог надеяться только на то, что Коди или Марисса смогли найти кого-то из тех людей, кого они спасли от монстров. Если в этом мире есть справедливость, среди них должен быть врач, и Коди или Марисса могли привести его в дом к Ноэль.
Он побежал. Ему необходимо было вернуться в дом, встретиться с остальными, оказаться рядом с теми, кто его знает. Он боялся, что если не поторопится — провалится в очередное воспоминание, и на этот раз уже не сможет из него выбраться.
Холодный воздух при беге обжигал лёгкие, а в здоровой руке мотался металлический кейс, время от времени задевая ногу.