Интерлюдия 27.x. Эйдолон
##########################
***24 июня 2013 года. Сейчас.***

— Он возвращается, — произнесла Зелёная Госпожа характерным хором голосов. Стало ли их меньше, чем раньше? Она только что поднялась из океана, и вода всё ещё стекала с неё ручьями, но с этим уже разбирался один из её духов. Он вытягивал влагу и сплетал её в венки и ленточки, овивающие Королеву Фей и других духов.

Эйдолон всмотрелся вдаль. Он ощутил изменение в давлении воздуха, увидел возмущения как в воде, так и в облаках. Сын не превосходил размерами обычного человека, но мир, похоже, реагировал на его присутствие.

— Я знаю, — запоздало ответил Эйдолон.

Под ними что-то обрушилось. Нефтяная платформа не была рассчитана стоять на двух опорах и сейчас кренилась под собственным весом. Эйдолон почувствовал, как участился его пульс. Несмотря ни на что, он испытывал возбуждённое предвкушение.

Волнение и отчаяние, надежда и безнадежность. Он не представлял, что делать.

Но у него была миссия.

Он был не из тех, кто нервно барабанит пальцами, расхаживает по комнате или грызёт ногти. Привычки у него не прижились.

Эйдолон на мгновение закрыл глаза, отпуская контроль над сенсорной способностью. На её место ринулась новая сила, заполняя всё свободное пространство, словно разрастаясь внутри него. Что-то защитное. Его окружал невидимый пузырь, связанный с другой способностью. С телепортацией.

Достойная защита против направленных атак, но вряд ли она поможет против чего-то с широкой зоной действия. С ним по-прежнему была его способность по созданию материи, которую стоило опробовать, а также сила искривления плотности, которая, пожалуй, могла бы отклонять приближающиеся выстрелы и в то же время давала ему возможность стоять прямо на воздухе.

Ему не хотелось отказываться от какой-либо из них. Обе были достойными вариантами, обе расширяли его возможности. Силы искривления пространства и времени часто оказывались эффективными, подобная атакующая способность могла пригодиться. А искривление плотности позволяло ему держаться в воздухе.

Полёт был чрезвычайно важен, но дающие его способности появлялись всё реже и реже.

— Могу ли я посодействовать вам, Первосвященник?

Он открыл глаза. «Первосвященник».

— Мне нужно больше способностей, чем у меня есть. В моей защите присутствует уязвимость, но чтобы её устранить мне нужно отказаться либо от полёта, либо от атакующей силы.

— Не стоит беспокойства. Я вас понесу.

Он колебался.

— Откажитесь от полёта, — повторила она. — Я вас поймаю.

Он взглянул вниз и не смог различить отдельных волн. И не потому что туман, оставшийся после дезинтегрирующего залпа Сына, ещё не до конца рассеялся, а потому что расстояние было огромным. Людей на платформе также не было видно. Падение с такой высоты будет смертельным.

Возможно, он сумеет выжить, если призовёт нужную способность. 

Если бы речь шла только о надёжности его силы или только о возможности довериться Зелёной Госпоже, он, вероятно, не колебался бы ни секунды, но и то, и другое вместе заставили его сомневаться.

Он посмотрел на неё. Одежда её уже высохла и теперь развевалась на ветру, напоминая щупальца осьминога. Чёрная в тени, на свету она переливалась зелёным. Одеяние окружали тонкие струйки влаги, дополняя образ и делая его ещё более неестественным. Человеческое лицо посреди чужеродной абстрактной фигуры, безупречные, детские черты лица, и глаза, выдающие куда более зрелый возраст.

Её взгляд завораживал. Он не мог даже примерно представить себе её мотивы.

Эйдолона часто ставили в один ряд с Сыном и Губителями. Среди них он единственный был человеком. Меньше могущества, чем у них, но больше, чем у большинства остальных.

Зелёная Госпожа была ещё одной из тех, кто претендовал на подобный титул, хотя, возможно, и не все об этом догадывались. СКП строго контролировала объём доступной общественности информации о ней, чтобы не пугать людей сверх меры. Очередная заключённая Клетки, которую не было смысла принимать в расчёт. Она остановила Серого Мальчика, атаковала Королевскую Рать и убила Атруиса, а затем сдалась властям.

Обычные люди видели в ней очередную психопатку.

Вот только пока Зелёная Госпожа находилась в Клетке, она набиралась сил, а он свои терял.

Возможно, она сместила его с поста самого могущественного человека в мире?

— Доверьтесь мне, — произнесла Зелёная Госпожа. — Откажитесь от своей силы, и я смогу поднять вас.

Он взглянул на неё. Она слегка улыбалась, словно сказала что-то забавное.

— Прежде чем я доверю свою жизнь в ваши руки, можете сказать, почему вы называете меня Первосвященником?

— Я могла бы ответить, что вы, чтобы обрести своё могущество, полагаетесь на высшую силу.

— Могли бы. Но это ли ваш ответ? Когда вы говорили о других, вы имели в виду их фей, пассажиров, агентов, а не самих людей.

— Да, — ответила она.

Он молчал, ожидая, пока она разовьёт мысль.

— Некоторые ведут за собой при помощи логики, закона, порядка и организации. Другие ведут при помощи абстракций. Веры и воображения публики. Не так ли?

— Вы говорите о том, чтобы вести за собой... пассажиров? Агентов?

— Разумеется. Прокладывать курс, возносить фей как объекты поклонения. Они избраны, выращены под нужды определённой ситуации, чтобы соответствовать окружающему миру, чтобы лучше манипулировать им. Они — пантеон внутри храма.

— Это я? Я этот храм?

Она кивнула.

— М-м.

Он нахмурился под маской, его голос прозвучал чуть жёстче.

— Этот «Первосвященник», о котором вы говорите, нисколько не напоминает известных мне священников.

— Во мне нет любви ни к богам, ни к божественному, Первосвященник. Возможно, мне следует извиниться за выбор столь нелестного для вас титула, но он подходит как по моему описанию, так и в других аспектах.

— Других аспектах?

— Я могла бы продолжить, но у нас заканчивается время. Осталась минута, возможно меньше.

— Похоже, вы знаете угрожающе много, Зелёная Госпожа.

— А вы — угрожающе мало, — ответила она. — Время истекло.

Зловещее утверждение.

Чтобы закрепиться и набрать полную силу, новым способностям нужно было время. В последние годы его требовалось всё больше — одна из тех областей, в которых он становился слабее. Мог ли он рассчитывать, что она поймает его? Или же она позволит ему разбиться насмерть, а если его спасут силы, то нападёт на него, просто чтобы добавить его способности к своим?

Возможно, умереть было бы и лучше? Быть может, она лучше сумеет распорядиться остатками его сил. Или случится так, что передача способности другому исправит её, устранит ослабление сил. Клон Эйдолона, созданный Ехидной в Броктон-Бей, не выглядел столь ограниченным в возможностях.

Он отпустил силу полёта, вспоминая массированную атаку Сына, которая уничтожила дух Гранки, выжигая всё в пределах видимости и уничтожая отростки духа, которыми тот оплёл всё небо. Он мог только надеяться, что ему достанется что-то подходящее.

Эйдолон упал, кувыркаясь в воздухе.

«Возможно „Первосвященник“ мне всё же подходит. Моя жизнь вечно в руках высших сил».

* * *

***5 декабря 2012 года.

Шесть месяцев назад.***

Он поднялся с кресла, крепко сжимая кулаки.

Силы подстраивались. Он не пытался их сменить, но, по всей видимости, его гнева и самой ситуации было достаточно, чтобы они начали меняться сами. Способность, усиливающая восприятие, атакующая сила, позволяющая резко перемещать объекты по танцующим в поле его зрения траекториям, способность к взгляду в будущее, которая окрашивала мир вокруг, выделяя точки высокого напряжения и опасности.

Доктор Мама была настолько безобидна, что выглядела как пустое место. Лишь тень среди линий, расходящихся спиралями от неживых предметов в комнате, которые вспыхивали разными цветами.

Контесса стояла неподвижно, но её окружали признаки угрозы. Пары её дыхания клубились в воздухе, словно в морозную погоду, но это был лишь способ передать исходившую от неё опасность. Подсвечены были губы, глаза, руки.

Опасной была и Хранительница. Она была одновременно здесь и нигде, заполняла всё пространство комплекса, перемещая не физическую оболочку, которой у неё и не было, а лишь фокус своего внимания, словно это был материальный объект.

Телекинетический удар позволит ему отодвинуть её в сторону. Контесса же... Контессу ему не одолеть. Ему раньше не доводилось пользоваться именно этой предсказательной способностью, однако, это было очевидно.

Сила предвидения, ставшая, очевидно, в этих обстоятельствах бесполезной, угасла. На её месте начала проявляться другая. Что-то неопределённое, но достаточно мощное, чтобы при необходимости сравнять с землёй весь комплекс.

Столь же бесполезно. У неё есть ответ и на это. Способность видеть опасность в виде цветов исчезла не сразу, медленно угасая по мере того, как её место занимала новая сила. Потускнение цвета вокруг Контессы объяснялось исключительно ослаблением предсказательной силы, а не снижением самой опасности.

Обрывки мыслей. Он был зол, и агент отреагировал на желание в отместку навредить им, но сам он никогда не поддался бы подобному импульсу. Неспособность агента понимать разницу между желанием и намерением порядком раздражала.

— Повторите, что вы сказали, — произнёс он, позволив голосу вибрировать от вздымающейся в нём силы.

— Я не могу с чистой совестью выдать тебе ещё одну усиливающую дозу. Они становятся всё менее результативны как по длительности, так и по силе эффекта.

— Но эффект всё ещё есть, — возразил он. — Малый или нет, но он есть. Губители нападают каждые два месяца. Париж был всего две недели назад. Вы не можете отрицать, что я внёс свой вклад.

— Тот бой выиграл Сын, Эйдолон, — ответила Доктор. Голос её звучал мягко, покровительственно.

Он сжал и расслабил кулаки.

— Вы не можете так поступить. Количество тех жизней, что я спасаю...

— Оно существенно.

— Вы просите меня бросить их умирать, Доктор, — процедил он. — Готовы ли вы сказать мне это, глядя в глаза? Не смейте предавать меня, заявляя, что теперь мы идем наперекор всему, ради чего работали.

— Я прошу тебя оставить это другим. Каждая доза, которую мы даём тебе — это рецепт, который не получил кто-то ещё.

— Вы раньше ничего не говорили про ограниченность продукта, — заметил он.

«Я точно знаю, что он не ограничен. Прикинул цифры с помощью силы.»

— Он не ограничен. Не настолько, чтобы закончиться в обозримом будущем.

— Тогда я не вижу проблемы, — он подался вперёд и опёрся на край стола.

— На создание каждого состава требуется некоторое время. Сбор сырья, подстройка баланса — двенадцать минут в лучшем случае. До тридцати — в плохом. И это только чтобы создать усиливающий состав, который не продержится и двух дней? Который на десять процентов усилит твои способности и сократит время их проявления? И это в идеальном раскладе.

— В этом есть смысл! — он прорычал последнее слово.

— В какой-то момент это должно прекратиться, Эйдолон. Я вынуждена провести черту и сказать, что с определённого момента тебе придётся приспосабливаться. Что выдача рецепта кому-то другому ради шанса один на тысячу, что мы получим нечто полезное, лучше, чем минимальное усиление твоих способностей.

— Вы не можете вот... — Эйдолон покачал головой и сменил тактику. — Доктор. Я всегда был с вами заодно. Вы рассказали мне об истинных целях, об экспериментах, я оставался верным, я понимал. Я знаю, чему мы противостоим. Темпы прироста паралюдей, количество злодеев, Губители, конец света...

— Я не спорю с этим, — сказала Доктор. — Я говорю, что такой путь эффективнее, а нам сейчас нужно быть эффективными.

— Нужно быть эффективнее? Кто это сказал?

— Контесса.

— Нахуй Контессу! — он использовал телекинетическую силу и рубанул рукой в сторону. Стол сорвался с места, словно пуля...

...и остановился за волосок от стены.

Хранительница, невидимая для всех его обычных чувств, мягко опустила стол на землю.

Эйдолон повесил голову.

Когда-то давно, она не сумела бы его остановить. В случае необходимости, он и сейчас смог бы ей противостоять, прогнать Хранительницу — он видел линии атаки. Но это было не важно. Лишь очередное напоминание о том, насколько он становился слабее.

Доктор заговорила снова.

— Я должна была послушать её раньше, но вокруг всей ситуации было слишком много слепых пятен. Губители, конец света, рецепты — всё то, что она не видит. Я не торопилась, говорила себе, что не откажу тебе до следующего нападения Симург, чтобы гарантировать, что ты сможешь минимизировать ущерб, что сможешь восстановиться и приспособиться хотя бы в те несколько месяцев, пока она не появится снова.

Он медленно покачал головой.

— Гильдия нашла технаря со способностью к массовому производству. Всё указывает на то, что они сами по себе станут существенной силой. Мы не будем беспомощны.

— Нет, — сказал он.

— Так будет лучше, Эйдолон.

— Если это вопрос трудовых ресурсов, то можем ли мы разделить задачу? Приставить больше людей к изготовлению составов?

— Риск того не стоит. Возможна ситуация аналогичная Мантону.

— Но с помощью сил Контессы?

— Она не сумела предугадать или предотвратить появление Сибири. Это слепое пятно. Если нам и приходится рисковать, то нужно делать это с умом и тогда, когда это действительно необходимо: при создании отклонений, особых случаев и тому подобного.

— Вы просили меня довериться вам, и я вам доверился. Вы просили верности, я проявил её. Вы просили жертву, и я её принёс. Я согласился на роль второго в Протекторате, потому что это было нужно вам.

— Это было нужно Александрии.

Эйдолон покачал головой.

— Давайте не будем притворяться.

Доктор немного помолчала, затем медленно кивнула.

— Справедливо.

— Когда дерьмо попало на вентилятор, когда мой клон разгласил широкой публике всю подноготную, я снова принёс жертвы. Я ушёл из Протектората, чтобы сохранить его. Я отказался абсолютно от всего!

— И боюсь, мне придётся попросить тебя отказаться ещё и от этого.

— Это всё, что у меня осталось, — тихо проговорил он. — Это моя карьера, моя жизнь. Моё наследие. У кого-то есть дети, родные плоть и кровь, способ продолжить их собственное имя и сохранить о себе память. Я отказался от этого, ради вашего блага. Ради блага мира. Я не стал заводить детей, потому что больше всего на свете желал спасать жизни, и если я с этим и смирился, то только потому, что сказал себе — именно это будет моим наследием.

Он осознал, что уставился в пол, и поднял голову, чтобы посмотреть Доктору в глаза. Ей удавалось выглядеть сочувствующе. И это ранило.

— Я не... Стать знаменитым никогда не было моей самоцелью. Я не завидовал статусу Легенды в Протекторате, никогда не ставил свой собственный статус или что-то подобное превыше спасения жизней. Поймите это.

— О, я понимаю, — сказала Доктор. — Работа не всегда была приятной, но ты ни разу не дрогнул.

Он стянул маску, позволяя капюшону свалиться на плечи. Лицо его на мгновение отразилось в металле укрепленной накладки. Невзрачное, с обвисшими щеками и множеством морщин от постоянного стресса — нос и уши были слишком большими, а голова уже начинала лысеть.

— Возможно, я и не хороший человек, но я надеюсь, что спасённые мной люди сделают достаточно добра, чтобы это компенсировать. Понимаете, о чём я?

— Да, — сказала Доктор.

— Тогда я надеюсь, вы поймёте меня правильно. Я надеюсь, все поймут меня правильно, когда я скажу, что это по-прежнему важно для меня. Наследие. Я хочу, чтобы люди запомнили моё величие, а не моё увядание.

— Тебе нужно присесть, Эйдолон? — спросила Доктор. — Дэвид?

Он медленно покачал головой, но всё же при помощи телекинеза пододвинул стул влево и вперёд, пока тот не оказался прямо за ним, и рухнул в него.

Доктор заняла своё место на стуле, который раньше стоял за её столом. Уверенная, правильная. Та, у кого были ответы, даже если ему эти ответы не нравились.

Священник и исповедник.

Повисла тишина.

— Теперь, когда стола нет, и между нами только пустое пространство, мне представляется образ пациента на приёме у психиатра, — сказала наконец Доктор, вторя его собственным мыслям. — Но я не такой доктор. Я недостаточно квалифицирована, чтобы дать тебе ответы, которые ты ищешь, Дэвид.

— Да. Это я знаю.

— Когда всё это началось, мы заключили соглашение. Я дала только одно обещание. И я не могу нарушить это обещание ни во имя твоего наследия, ни во имя чего-то ещё. Даже если это потребуется, чтобы спасти тебя или любого другого из нас.

— Я знаю.

— Я могу выслушать тебя, если тебе это необходимо. Как друг, или в качестве психотерапевта-любителя, смотря в чём ты больше нуждаешься.

Он встретил её взгляд. В его глазах не было слёз, но это его скорее удивляло. Он чувствовал, что готов был заплакать. Когда он вновь заговорил, то почти надеялся, что прослезится.

Его голос звучал напряжённо:

— Я лучше погибну озарённым славой, чем просто угасну. Я... я чувствую, что должен сделать именно так. Не могу точно объяснить, почему.

— Ты нам нужен, Дэвид. Мы не можем потерять тебя — в лучах славы или в бесславьи.

— Я знаю.

— Ты всё ещё среди сильнейших. Только те, кто следили с самого начала, могут заметить, что ты не на пике. Пройдёт какое-то время, прежде чем изменения станут достаточно очевидными, чтобы люди заметили.

— Они уже заметили. Так всегда бывает, когда к тебе приковано внимание публики. Твои провалы видят все.

На это у неё не нашлось ответа, а он не стал продолжать. Глядя в пол, боковым зрением он видел ноги Контессы. Она прислонилась к стене и наблюдала.

Он привык воспринимать её как предмет интерьера. Теперь это было сложнее. Она не могла дать ему ответов. К добру или к худу, но он был одним из её слепых пятен.

Стол медленно скользнул к своему месту, пересёк комнату с тихим скрипом и остановился ровно перед Доктором. Хранительницы рядом не было, но мебель она могла перемещать и так. Движение подняло с поверхности пыль, и она закружилась в воздухе.

— Ты понимаешь, что это необходимо? — спросила Доктор, едва пыль осела.

Дэвид медленно кивнул.

— Я пойду проверю состояние недавно поступивших. Если захочешь поговорить или будут вопросы — дай знать.

Он снова кивнул.

Она поднялась со стула, задвинула его под стол и вышла из комнаты.

Контесса отошла от стены и проследовала за Доктором — он проводил её взглядом.

За всё это время она не сказала ни слова, но это было в порядке вещей. Он далеко не сразу понял почему.

Если бы Доктор пожелала, то Контесса могла бы провести всю эту беседу сама. Она бы выиграла спор. А если бы захотела, то весь разговор был бы построен так, чтобы он ушёл удовлетворённым.

Да, для неё он был слепым пятном, но она достаточно хорошо его знала, чтобы составить у себя в голове приемлемо похожую на него модель и на каждый вопрос и утверждение придумать подходящий ответ. Но он бы это понял. Ему было известно, на что она способна и как действовала, и это бы придало всему происходящему несколько иной окрас.

Из-за наличия пятна, она не смогла бы детализировать свой путь к победе до такого уровня, чтобы он ушёл и остался довольным, даже осознавая, что она делает.

И он стал бы её ненавидеть.

Вместо этого со всеми, кто по её мнению мог с ней работать, Доктор Мама общалась сама. И не получала при этом подсказок от Контессы.

Каждый раз, когда Контесса ничего не говорила, она сдерживала себя. Спрятанное до поры оружие: ответ на каждую проблему от самых тривиальных до наиболее глобальных.

Её буквально переполняло потенциальное могущество.

Эйдолон знал, что это недостойно, но из-за этого он всё равно втайне недолюбливал её.

Несмотря на всю его верность и преданность делу, подобное могущество казалось ему несколько зловещим, хотя он и не мог объяснить, почему.

Немного покачнувшись, словно от ранения, он поднялся.

«Подчиняться, быть хорошим солдатом. Помнить про высшую цель».

* * *

***24 июня 2013 года. Сейчас.***

Зелёная Госпожа поймала его. Он мог держаться в воздухе.

Новая сила уже проявлялась. Кожу начало покалывать, а вскоре то же покалывание проявилось и на его костюме. В считанные мгновения он ощутил его как продолжение себя.

В поле зрения всё изменилось, окрасилось оттенками аквамарина, текстура шлема тоже изменилась. Кристалл.

Который продолжал расти, формируя всё новые слои кристаллической одежды, узоров и прочего.

Что-то, что сможет выдержать массированный удар, от которого не поможет увернуться его вторая защитная способность.

Он медленно выдохнул.

— Благодарю.

— Рада помочь, Первосвященник.

Взгляд его устремился к горизонту. Край неба светился золотистым светом, но не от солнца. Сын с удивительной целеустремлённостью приближался к ним.

— Раз, раз, — раздался молодой женский голос.

— Слышу тебя, Сплетница, — он позволил силе исказить свой голос.

— Связь оборвалась. Только сейчас получили видео- и аудиопотоки.

— Скоро вы их вновь потеряете. Он возвращается.

— Эксперимент завершён. Всё пошло так плохо, как только могло, но всё закончено. Нет больше необходимости сражаться.

Эйдолон вспомнил тот самый разговор с Доктором Мамой, шесть месяцев назад.

Погибнуть, озарённым славой.

— У меня ещё осталось, что попробовать. Я вполне уверен, что смогу выжить. Зелёная Госпожа тоже здесь, но я не знаю, насколько она готова стоять до конца.

— Вы разговариваете с Переговорщицей, — заметила Зелёная Госпожа. Эйдолон кивнул.

— Сорян, виновата. Совсем не понимаю здешнюю систему. Теперь вы тоже на связи, прекрасная Королева Фей.

Зелёная Госпожа кивнула в подтверждение.

— Мы не собираемся вам двоим указывать. Если считаете, что у вас что-то ещё осталось, что возможно вероятно теоретически может сработать — будем благоговейно наблюдать. Мы приходим в себя. Много трупов, боевой дух на дне. Основываясь только на данных моей силы — больше половины тех, кто был с нами, теперь в страхе сбежали. Хотите выиграть нам немного времени? Возражать не буду.

Свечение быстро приближалось.

— Полагаю, связь сейчас исчезнет. Если вы планируете задать жару и устроить фейерверк, это сильно поднимет боевой дух, удержит на поле боя больше солдат. У нас есть множество бойцов, вроде Луна и других, которые не сильно подходили для пробной схватки. Если вы хорошо справитесь, возможно, мы сможем сделать так, что они не передумают.

Эйдолон почувствовал, как в ответ на эти слова его сила слегка изменилась. Та же способность, но несколько иная реализация. 

— Я так понимаю, по возможности имеет смысл подобрать нечто более впечатляющее?

— Достаточно впечатляющее, чтобы мы увидели издалека. Или останьтесь в живых, и мы снимем данные с камер, которые вы носите.

— Постараюсь вам угодить, — сухо ответил он. Взгляд не отрывался от растущего золотого пятня. Его сила уже адаптировалась: начала ещё до того, как он задал вопрос.

— И...

Связь оборвалась.

Спустя мгновение, Сын начал атаку. Вспышка света.

Свет пронзил защитную оболочку, и в то же мгновение Эйдолон оказался на расстоянии полукилометра от этой точки.

Реакционная телепортация. Он почувствовал, как оболочка формируется вновь.

Эйдолон сфокусировал внимание на Зелёной Госпоже. Она ответила созданием духа, который формировал металлическую конструкцию, напоминающую дракона размером с небольшой остров, вытекающую из точки размером с грейпфрут.

Конструкция росла быстрее, чем луч прорезал её, и, в конце концов, врезалась в Сына.

Он прорывался сквозь неё, а Зелёная Госпожа до последнего момента продолжала натиск, прежде чем наконец телепортировалась к Эйдолону.

Всё ещё облачённая в свои текучие одеяния, сейчас она дышала чуть тяжелее.

— Остались только мы, — заметил он.

— Нет, Первосвященник, — она несколько собралась. — Есть и другие.

— Другие?

— Раненые, которые не смогли по своей воле пройти через портал. Некоторые из них там внизу. Жалкая горстка.

— Понятно.

Зелёная Госпожа переформировала свои одеяния в окружающую её сплошную оболочку. Эйдолон последовал её примеру, закрывая лицо руками.

— А ещё есть мёртвые, — голос Зелёной Госпожи отдавался эхом изнутри её кокона, — нельзя забывать про мёртвых, Первосвященник.

Эйдолон подумал про Александрию.

Сын нанёс удар. Ненаправленная атака по всему, что находилось в поле зрения.

Эйдолона, на мгновение лишившегося полёта, закружило и швырнуло в сторону. Остатки нефтяной платформы рухнули ещё до того, как он достиг верхней точки траектории.

Зелёная Госпожа поймала его вновь.

Взрыв позволил Сыну сократить дистанцию. Увернуться будет сложнее, труднее вовремя поднять защиту.

Эйдолону буквально на мгновение показалось, что он чувствует отвращение Сына. Зелёная Госпожа находилась между ними, но Сын проигнорировал её ради него.

Эйдолон воспользовался силой генерации вещества. Подобно стальному монстру Зелёной Госпожи, всё началось из одной точки. Вот только это был взрывной рост. Углерод возникал в единой начальной точке, в качестве которой Эйдолон выбрал правый ушной канал Сына.

Углерод разрастался в виде огромной сферы, и когда она достигла тридцати метров в диаметре, стала видна реакция Сына. Искажение, растяжение золотой плоти.

Кровь?

Сфера рухнула в океан внизу, словно до нелепого огромное пушечное ядро, а Сын двинулся дальше. Целый и невредимый.

«Он просто исцеляется или меня подводит моё сознание?»

Из запястий Сына вырвались пятнадцатиметровые лезвия золотого света, и он хлестнул ими. Защитная оболочка ещё раз потеряла целостность, и Эйдолона вновь телепортировало на некоторое расстояние.

Сердце бешено стучало в груди, он был предельно сосредоточен.

«Вот моё предназначение, то, зачем я здесь», — подумал он.

Повтор прошлой атаки. Сокращение дистанции с лучом наготове.

Он приготовился, чтобы создать ещё одну углеродную сферу. Лучше всего подойдёт какое-либо отверстие. Рот Сына был плотно закрыт, но вот нос...

Эйдолон ничем не выдал начала атаки: не пошевелил рукой, не сделал никакого видимого действия, просто создал сферу внутри левой ноздри Сына.

В последнюю секунду Сын слегка изменил траекторию движения.

Он учится, приспосабливается.

Самоуверенность, чувство превосходства. Эти ощущения примешивались к тому лёгкому отвращению, что, казалось, исходило от него раньше. Уверенность, оттенок развлечения.

Ещё одна попытка и ещё один промах. На этот раз Сын отреагировал быстрее.

Защитную оболочку пронзило тонким золотым лучом и Эйдолона телепортировало вновь.

Сын сразу же продолжил атаку направленной во все стороны вспышкой золотого света.

Защитный пузырь ещё не восстановился, да и не был достаточно прочным. Внешний слой кристалла треснул и разрушился. Атака не ослабевала, разъедая кристаллическую защиту.

Он мог отказаться от одной из сил, но от какой? Лишиться кристальной оболочки прямо сейчас значит умереть, так и не дождавшись новой силы. Лишиться телепортации? Он станет лёгкой добычей. Отказаться от атакующей способности, которая почти сработала? Тоже нет.

Он продолжал, сжав зубы, держаться за все три, ощущая, как свечение вгрызается в его плоть.

Он почувствовал, как полёт прекратился. Воздействие золотого света?

Нет. Его вновь подхватило, но уже нечто иное.

Сын прекратил натиск, что дало время Эйдолону отчаянно отбросить силу кристаллической оболочки в надежде получить регенерацию.

Кожа начала излечиваться, формируя при сращивании костяные наросты. Отпадут эти наросты не сразу, но это была наиболее быстрая из доступных ему сил регенерации.

Со стороны рухнувшей платформы к пришельцу подлетели три объекта. Три сферы.

Они сдетонировали — каждая через долю секунды после предыдущей.

Зелёная Госпожа. С ней были четыре духа, три из них работали как единое целое. Один формировал исходный материал, двое конструировали из них объекты, телекинетик перемещал между ними и то, и другое, держал в небе недвижимого Эйдолона и швырял бомбы в направлении Сына.

Одна из бомб создавала замкнутые контуры ускоренного и замедленного времени. Другая искажала пространство до такой степени, что на него было больно смотреть.

Эйдолон отбросил все силы, кроме одной атакующей. Мог ли он позволить себе привлечь внимание Сына?

Нет.

Но он всё равно это сделал. Он сосредоточил внимание на втором ушном канале.

Сын слегка сместился в сторону и развернулся лицом к Эйдолону.

«Я недостаточно силён».

* * *

***21 июня 2011 года. Два года назад.***

Они собрались там же, где собирались бессчётное количество раз, но никто ничего не произносил. Не было ни царящей уверенности, ни убедительных заверений.

Легенда не занял место за столом — остался стоять у двери.

— Рано или поздно это должно было случиться, — начал Счетовод. — Вероятность...

— Не надо, — сказала Александрия.

Счетовод заткнулся и вернулся к своему ноутбуку.

Эйдолон стянул свою маску, смахнул с неё слизь, оставшуюся после того, как его проглотили, а затем отрыгнули.

И уставился на её матовую поверхность.

— Нам нужно всё обдумать, — сказала Доктор Мама. — На что это повлияет? По меньшей мере в свете следующего нападения Губителя. Момент критический, мы не можем позволить себе проиграть следующую схватку.

— На Протекторат, — сказала Александрия. — Мы лишимся бойцов. В том числе ключевых. Другие останутся, но общее отношение изменится. Мне придётся сдать полномочия, но перед этим я смогу успеть на что-то повлиять.

— Это в корне меняет всё, — сказал Легенда. — Прошу прощения за вопрос, но вам хотя бы совестно?

— Ни капли, — ответила ему Доктор. — Всё, что мы совершили, было сделано ради одной единственной цели. Мы знали, что потребуется принимать тяжёлые решения, но...

— Вы создали Сибирь, — сказал Легенда. — Сибирь, которая убила Героя. У каждого действия есть последствия. Посмотрите к чему привело вас тупое, безоглядное высокомерие. Смерть Героя обозначила конец наших лучших лет, а сейчас бесчисленное множество Стражей и членов Протектората разуверились в будущем.

— Можно было бы возразить, — начал Счетовод, — что его смерть заставила других сделать шаг вперёд. Что он стал мучеником.

— Уверен, что от этого ему сейчас намного легче, — в голосе Легенды сквозила жёсткость и накопленная за прошедшие дни злость. — Вы сказали нам, что в общей сумме это даст положительный эффект для всего мира, больше героев.

— Так и произошло, — сказал Счетовод. — Меньший, чем мы надеялись, но всё же положительный.

— Серый Мальчик? Сибирь? Эксперименты над людьми?

— Да, да и да, — сказала доктор Мама. — На этом этапе я не стану вам лгать.

— Я бы попросил вас показать мне корпуса, в которых проводятся эти эксперименты, но, боюсь, моя совесть этого не выдержит, — сказал Легенда. — Боже! Что я натворил?

— Вы без своего ведома стали частью нашего более глобального плана, — сказала Доктор. — Если вам от этого будет легче, то мы не смогли найти подходящего способа раскрыть вам все карты именно из-за ваших моральных качеств. А войдём ли мы в историю как злодеи или как герои, будет зависеть от исхода этой войны.

— Не думаю, что готов этому поверить, — Легенда провёл пальцами через свои волнистые каштановые волосы, на отдельных прядях висели капли пота. — Мне нужно домой. Посмотреть в глаза своему мужу и ребёнку. Знают ли... узнают ли они обо всём?

Заговорила Контесса, сделав шаг вперёд.

— Александрия мастерски разобралась с ситуацией. Мы можем оборвать распространение информации предупредительными мерами и несколькими решительными действиями. Несколько недель работы, и люди перестанут с такой готовностью распространять слухи.

Легенда уставился на неё непонимающим взглядом. Когда он вновь заговорил, голос его звучал ровно, и не соответствовал выражению его лица и суженным глазам:

— Два вопроса.

— Пожалуйста.

— Во-первых, кто ты, блядь, такая, чтобы решать? Ты готова преследовать героев, которые хотят распространить информацию? Чтобы попытаться заткнуть им рты?

— Мне это удастся.

Легенда покачал головой.

— И второй вопрос... кто ты, блядь, вообще такая? Всё это время ты мельтешила вокруг Доктора, и ты явно не просто телохранитель.

— Я та, кому всё удаётся, — она бросила взгляд на Доктора. — В делах, которые ей потребуются.

Легенда снова помотал головой.

— Вы так легко к этому относитесь, так буднично. Для вас это совсем ничего не значит?

— Очень многое значит, — ответила Александрия. — Мы потеряли крайне много в плане власти, связей, доверия. Эта информация внесёт раздор в организации героев. Как бы мы ни пытались, их воспоминания нам не стереть.

— Не стереть, — согласилась Доктор Мама.

— Если только вы не хотите использовать слизня? — поинтересовалась Александрия.

Доктор Мама покачала головой.

— Слизня, — проронил Легенда. — Мне приходил в голову вопрос, как именно случаи пятьдесят три лишались памяти. Это был не Мантон, так как он не был замешан в их создании. Это было ваших рук дело. 

— Это и многое другое, — сказала Доктор.

— Вас что, вообще не мучает совесть? — повысил голос Легенда.

— Меня мучает, — пробормотал Эйдолон.

К нему повернулись.

— Я провалился. Во многом. Мы проиграли этот бой.

— Мы проигрывали и раньше, — отметила Александрия.

Эйдолон посмотрел на неё.

— Можешь ли ты взглянуть мне в глаза и сказать, что много лет назад мы бы тоже проиграли? В то время, когда я ещё только начинал?

Она встретила его взгляд.

Он отпустил все силы и ждал, пока новые займут их место. 

— Я узнаю, если ты соврёшь. Ты можешь контролировать язык тела, но я пойму.

Она опустила взгляд.

— Да. Я становлюсь слабее. Мы приближаемся к моменту, когда нам нужно быть на абсолютном пике. Каждое сражение является ключевым, любое нападение Губителя может означать начало цепной реакции поражений, и в итоге мир станет слишком слабым... а я становлюсь слабее.

— И ты боишься, что будешь слишком слаб, чтобы помочь в последние дни, — сказала Александрия.

— Да.

— Последние дни? — переспросил Легенда.

— Мы знаем, кто уничтожит мир, — Александрия встретила взгляд своего бывшего лидера, — что уничтожит мир. Сын.

Глаза Легенды расширились.

— И вы никому не сказали?

— Это стало бы катастрофой, — ответила ему Доктор Мама. — Преждевременной катастрофой. Особенно с учётом того, сколь критически низок общий боевой дух. Мы надеялись подождать, подгадать лучший момент. Всё, что мы сделали на текущий момент, было подготовкой к этой неизбежности, но нам нужны все организации мира, нам нужны ресурсы: те, что мы уже раздобыли и те, над которыми ещё будем работать... и нам нужен Эйдолон.

Легенда взглянул на него.

— Из-за его мощи?

— Он — аномалия. Мы можем лишь гадать о причинах, но он особый случай. Отклонение, которое проявляется лишь своей мощью и ничем другим. Он нарушает правила, а мы можем использовать это против врага, который сам определил правила этой игры.

— Но я слабее, — сказал Эйдолон. — Слишком слаб. Силы нарастают медленнее. Если пользуюсь одной из них слишком много, то теряю её. И больше не могу её призывать. Я не могу выбирать, какие силы проявить, так что мой агент выбирает те, что можно использовать двояко, и когда они иссякают, я становлюсь менее гибким в бою. И помимо этого, сами силы уже не те, что раньше. Огонь не жжёт так же сильно, лазеры не столь точны, дальность ударов меньше. Если я не смог победить Ехидну...

— То нам необходимо найти других. Провести больше экспериментов, — сказала Доктор Мама. — Нам придётся надеяться на нового Эйдолона.

Эйдолон сжал губы в одну линию.

— Больше экспериментов, — поражённо повторил Легенда.

— Контесса всё объяснит, — сказала Доктор, — если вы готовы её выслушать?

Легенда помедлил.

— Ладно, — наконец сказал он.

«Меня заменят, — подумал Эйдолон, — я просто инструмент в чужих руках. Я согласился на это, но...»

* * *

Сын выпустил ещё один столб золотого света, и Зелёная Госпожа швырнула Эйдолона через весь небосклон. Его силы всё ещё закреплялись.

Недостаточно силён.

Он вновь обратился к созданию материи. Сын увернулся и в третий раз.

Не обращая внимания на желания самого Эйдолона, сила генерации материи стала угасать. По всей видимости, его агент решил, что она недостаточно хороша.

Но она ведь ранила Сына, разве нет? Или ему так хотелось это увидеть, что он убедил себя, что так и происходит?

Он начал светиться ярким лазурным цветом.

Эйдолон принял вид живой области искаженного пространства. Воздух при контакте с ним загорался.

Сын вновь взорвался золотым светом, Эйдолон пролетел по границе эффекта, сокращая дистанцию, чтобы наброситься на противника.

В местах, где тончайшие из лучей Легенды прорезали материю, остались неровности. Эйдолон вогнал своё новое тело в эти неровности, расширяя их.

Работало.

Пока Сын не испустил очередной залп золотого свечения. Девять десятых тела Эйдолона было уничтожено на месте. Остатки разметало по небу.

Слишком далеко друг от друга, чтобы он мог собрать себя воедино.

Вместо него это сделала Зелёная Госпожа. При помощи телекинеза дальнего действия она стянула его в кучу.

Пока его едва уловимую нематериальную форму носило по всему небу, все чувства Эйдолона смешались. Он нашёл новые способности и, наконец, с заметным трудом воплотился.

Зелёная Госпожа была рядом, а мир вокруг них был серым, затянутым густым туманом. Луч Сына раз за разом обрушивался на какой-то невидимый барьер.

— Передышка, — произнесла Зелёная Госпожа. — Мне показалось, вам она не помешает.

— Вы сильнее меня, — при этих словах внутри него будто что-то слегка надломилось.

Она покачала головой.

— Нет? — переспросил он. — Или это очередная загадка фей? Вроде того, что это на самом деле не ваша сила?

— Моя. Наша. Но вы сильнее. Я это вижу. Ваша проблема, Первосвященник, в том, что вам необходимо открыть глаза.

— Моя проблема в том, что источник иссяк. Я больше не могу черпать из него силу. Лучшие из моих способностей исчезли, а оставшиеся я растрачиваю каждую минуту боя.

— Тогда наполните источник вновь.

— Всё не так просто, но я готов к любым предложениям.

— Я уже предлагала, несколько раз. Повторю снова: откройте глаза, Первосвященник. Роль не была вам выдана, вы взяли её сами, ясно? Теперь вам нужно осознать свои обязанности.

— И каковы же мои обязанности?

— Обязанности Первосвященника.

Он едва удержался, чтобы не обматерить её.

— А можно поменьше загадок и побольше ответов? Если, конечно, вы не желаете здесь погибнуть.

— Смерть неизбежна. Как и жизнь. Даже если Сын победит, кто-то выживет. Те, кто достаточно хорошо спрятался и при этом не был для него достаточно интересен и необычен, чтобы убить. Жизнь и смерть, третьего не дано.

— Это не помогает.

— Может помочь, но я не стану повторяться в третий раз. Две половины целого. У всего есть отображение по ту сторону зеркала. Не идеальные, но всё же отражения.

— И что же является тогда моим отражением?

— Вы должны знать, — ответила она.

— Вы?

— М-м. Нет. Но в какой-то степени я могла бы им быть. Как я уже сказала, отражения не идеальны.

— Ваша сила — смерть, а моя — жизнь?

— Не столь прямолинейно, но вы думаете в правильном направлении. Я живу в качестве Королевы Фей, я собираю мертвецов и черпаю в них свою силу, чтобы лучше их направить. Вы — Первосвященник мёртворождённой феи, но вы можете черпать свою силу в живых.

— Как?!

Зелёная Госпожа сжала губы.

— Я сказала вам уже дважды и намекнула в третий раз. Мне нравится число три. В тройках есть особый смысл. Триады, триумвираты...

Он мысленно воспроизвёл их разговор.

— Открыть глаза.

— Да. Я уже начала беспокоиться, не повредились ли вы головой во время сражения. На вашем месте я бы поторопилась. Следующее представление уже скоро.

«Открыть глаза».

Его способности были защитными и атакующими. Потенциальные возможности всё ещё набирали силу.

Сын разрушал барьер. Отказаться от своих защит перед лицом неминуемого нападения...

Но он сделал это. Отбросил их все.

Доверие ничего не стоит, если не отдаться ему целиком.

Он почувствовал, как пробуждаются и проявляются силы. Три способности были утрачены, оставалось только надеяться, что одна из трёх новых подойдёт.

Он взмолился.

«Боже, позволь мне увидеть. Агент никогда не прислушивается, но молю тебя, во имя всего праведного и справедливого, позволь ему дать мне прозреть».

Силы начали закрепляться.

Какое-то воздействие на тело. Он отбросил его.

Барьер мигнул. На короткое мгновение, вода и небо вокруг стали голубыми.

Ещё одна сила, что-то для нападения, на кончиках пальцев. Он отбросил её.

Полёт, возможность сбежать. Нет.

Шесть способностей были призваны и утеряны.

Он не раз погружался в поиск подходящих сил в схватках с Губителями, с Ехидной, со Сквернами и с другими масштабными угрозами. Но он всегда искал нечто атакующее, нечто по-своему безопасное.

Искать столь глубоко что-то ментальное было страшно.

Он пробовал раньше нечто подобное, но... не так.

Он сделал глубокий вдох, пробормотал неопределённую молитву и постарался очистить разум от всех лишних нужд, желаний и страхов.

С появлением седьмой силы он почувствовал изменения в своём восприятии.

В поле его зрения пассажиры вспыхивали и принимали облики. Проблески образов, теней, картин земных и инопланетных.

Зелёная Госпожа походила на мозаику, витражное стекло из трёх переплетённых сюжетов. Три духа.

Он видел, как Госпожа тянулась к ним, а они перетекали в неё и сквозь неё.

Это была её суть.

А кем же был он? В чём его образ?

— Сейчас, — откуда-то издалека донёсся её голос.

Неподалёку умер один из кейпов, пострадавших при обрушении платформы. Эйдолон видел, как начали угасать и разрушаться его образы. Тьма поглощала их, начиная с краёв, подобно тому, как угасало периферическое зрение при потере сознания.

Он увидел как Зелёная Госпожа вобрала его, изгнав свои создания и оставив лишь каркас вокруг образов.

Каркас поглотил умершего кейпа и расцвёл новой жизнью.

Он почувствовал отклик своей собственной силы.

Она подражала, копировала. Выпускала незримые отростки в сторону Зелёной Госпожи.

Эйдолон увидел, как изменилось выражение её лица. Сдерживаемая ярость.

Нет.

Живые.

Их было немного. По какой бы то ни было причине остались только четверо.

При помощи гидрокинеза он подвёл их ближе.

Отростки подсоединились к окружавшим их образам. Это были абстрактные идеи, словно у агентов не было никаких собственных представлений и концепций, помимо сохранённых ими воспоминаний.

Он почувствовал, как нарастает его сила, и поспешил призвать новые способности, чтобы наполнить их энергией. Отростки соединили агентов здесь и где-то ещё.

Они потеряют свои способности, станут слабее. Но они и так уже умирали.

Новые силы быстро встали на свои места. И на этот раз они достигли большего потенциала за меньшее время.

Всё ещё стоя на краю разрушенной платформы, Эйдолон, будто впервые за целое десятилетие, вдохнул полной грудью. Гора свалилась с его плеч.

Две способности. Третьей было это особое восприятие, возможность черпать свою силу из других.

Он обратился к способности удаления, которая была недоступна со времён первой битвы с Бегемотом. Уничтожение материи. Никакой необходимости пробивать защиты, никакой видимой атаки, от которой можно увернуться. Лишь огромная область пространства, стираемая с лица земли.

Сын переместился, но область действия была размером с добрый теннисный корт. Золотой человек лишился руки.

Раздался грохот — воздух ринулся в пространство, откуда мгновением ранее исчезли даже молекулы кислорода.

Нужно что-то, чтобы удержать его на месте.

Ещё одна способность.

Эта была ему хорошо знакома. Её он использовал, чтобы ограничить перемещения Левиафана в битве при Кюсю. Он простёр силу к иной Земле и вытянул из неё в этот мир склоны нескольких скал.

Сын дал по ним залп, но его золотое свечение действовало только на ту их часть, что была на этой Земле. Едва он останавливался, как на их месте появились новые.

Он остановился, чтобы дать новый залп, уничтожая на этот раз части скалы как на этой Земле, так и на другой.

Пока Сын стоял на месте, Эйдолон ударил силой абсолютного удаления.

Прогрохотал гром.

Сын исчез.

Но не окончательно. Он ускользнул на другую Землю, покинув зону поражения с такой же лёгкостью, с которой делают шаг в сторону, чтобы увернуться от брошенного камня.

Зелёная Госпожа приблизилась к Эйдолону и даровала ему возможность полёта.

Он отпустил одну из своих способностей и сразу почувствовал, как её место занимает другая. Он зарядился ещё от двух раненых кейпов.

При помощи новой силы он вытолкнул себя и Зелёную Госпожу в следующую реальность. Он остановил взгляд на Сыне, после чего резко атаковал, выталкивая в иную реальность лишь часть золотого человека. Сын оправился от удара и выстрелил в ответ.

Зелёная Госпожа возвела препятствие: смерч из вращающихся лезвий и кусков железа, появляющихся достаточно быстро, чтобы поглотить энергию золотого луча.

Эйдолон рассёк пространство ещё одним толчком из реальности, и Сын исчез.

Он бежит.

«Я почти так же силён, как тогда, в самом начале».

Он почти почувствовал себя самим собой.

* * *

***Май 1986 года.

Двадцать семь лет назад.***

Странное место для подобного разговора.

Женщина с выражением абсолютного спокойствия на лице заняла место напротив Дэвида. Сопровождавшая её девочка-подросток выглядела не менее уверенной. То и дело другие посетители кафе бросали на них кривые взгляды.

Женщина была чернокожей, а одета была во всё белое. Девочка же носила форму частной школы и держала в руках блокнот и шариковую ручку.

Они смотрелись чисто, прилежно. Дэвид почувствовал себя одетым неподобающе, незначительным.

— Я, признаться, несколько озадачен, — сказал он.

— Это можно понять. Можете называть меня Доктор.

— Без фамилии?

— В ней нет нужды.

Он нахмурился.

— О чём задумались? — спросила Доктор.

— Меня несколько настораживает отсутствие фамилии, — ответил он. — Прошу прощения за откровенность.

— Прощаю, — Доктор слегка улыбалась. — Вы крайне вежливы.

Дэвид слегка наморщил лоб.

— Почему-то мне кажется, что вы знаете обо мне всё, в то время, как я о вас не знаю ничего.

— На этом этапе, весьма вероятно, так и есть. Но я всё равно хотела бы поговорить с вами так, словно не знаю всех подробностей. Вы пытались пойти в армию, но вас не взяли.

Дэвид закусил губу и оглядел кафе. Городок-то небольшой. Сколько друзей и знакомых его отца были сейчас здесь и пытались подслушать?

— Вас это не удивило, но... Очевидно, вы всё равно чувствовали себя разочарованным и подавленным.

— Не надо, — он уставился в стол, губы его были плотно сжаты.

— На самом деле они не подслушивают. Скорее пялятся на чернокожую женщину, учитывая, что это в таком городке редкость, — сказала ему Доктор.

— Простите, — смутился Дэвид.

— Вы не отвечаете за свой город. А вот что за что вы действительно в ответе, так это то, что произошло на прошлой неделе.

Дэвид стиснул зубы. Он посмотрел в окно, и на шее его проступили сухожилия.

— Вы пытались покончить с собой. Вам так хотелось попасть в армию?

— Я просто... Я знаю, что не в состоянии сражаться, заниматься строевой и всё в таком роде. Но есть же другие вещи, на которые я способен. Бумажная работа.

Она кивнула.

— Я могу предложить вам нечто большее, чем бумажная работа.

— Часть меня думает, что вы подглядели в моё досье, и теперь хотите надо мной посмеяться.

— Я не намерена шутить над вами, Дэвид. А что думает обо мне другая ваша часть, которая не считает, что я беспринципный медработник с плохим чувством юмора?

— Что если бы вы назвали мне своё имя, оно прозвучало бы зловеще. Огонь и сера. Всё это слишком уж похоже на сделку с дьяволом.

— Полагаю, и правда похоже. Но я, признаюсь, лишь простая смертная.

Дэвид нахмурился.

— Я не могу давать обещаний, Дэвид. Ни дьявольских, ни божественных. Не могу даже обещать, что вы попадёте в армию. Скорее наоборот. Это вызвало бы ряд вопросов.

Он вновь бросил взгляд в окно. Ему было так стыдно, что он не мог встретить её взгляд.

— Армия не имела для меня большого значения.

— Вот как?

— Я хотел сделать что-то по собственной воле. Взять всё в свои руки, начать действовать. Перестать жить жизнью, в которой всё решили за меня.

— И для этого вступить в армию? — Доктор приподняла бровь.

Он издал смешок:

— Знаю. Глупо.

— Вы хотели независимости. Её я обещать не могу. По большому счёту, если эта сделка с дьяволом всё же состоится, то вполне возможно, что я потребую от вас содействия, вашей помощи. Мне нужен солдат.

Он задумался.

— Я уже всё обдумал. Я понимаю, что будут обязательства. И да. Пожалуйста. Я готов.

— Я ведь озвучила риски? Шансы в лучшем случае призрачные.

— Да. Но я ведь, очевидно, не слишком ценю свою жизнь?

— По всей видимости, нет. Хорошо, идёмте, — сказала она, — начнём прямо сейчас.

Он кивнул.

Словно онемевшими руками он дотянулся до нужных фиксаторов по бокам и разблокировал колёса инвалидной коляски. Эти ощущения лишь отчасти объяснялись шрамами на его запястьях. В остальном причиной были повреждения нервной системы, вызванные приступами, которые случались с ним по несколько раз в день с самого рождения.

Он старался не смотреть людям в глаза, пока Доктор, взявшись за ручки его кресла, покатила его к месту назначения.

* * *

***24 июня 2013 года. Сейчас.***

Он сокращал отставание. Сын продолжал убегать.

Мир без воздуха. Он задержал дыхание.

Мир магмы и дыма. Зелёная Госпожа обеспечила защитный барьер.

Всё более и более удалённые Земли, всё менее населённые, менее узнаваемые. Земля Бет осталась далеко-далеко позади.

В одно краткое мгновение Сын повёрнут спиной, в следующее — с занесённой рукой готовится атаковать.

Эйдолон контратаковал искажением пространства, а Зелёная Госпожа защитила их, переместив на некоторое расстояние в сторону.

— Почти, — сказал он.

— Почти, — отозвалась она.

Он не мог доверять этой девушке, он помнил предостережение Шелкопряд. 

Но ему придётся.

На каждом шагу всё в его жизни решалось за него. Он родился ребёнком-инвалидом, которого повсюду возили мама с папой и который был едва способен сам себе задницу вытереть. В работе ему отказали. Супергеройство навязали. Затем цепочка предрешённых событий, крах перспектив в Триумвирате и неизбежный конец света.

Здесь и сейчас он чувствовал себя более свободным, чем когда-либо, но всё же у него были обязательства. У него была миссия и он знал, что делать.

Ещё одна атака. На этот раз они с Зелёной Госпожой действовали вместе. Эта атака разорвала Сына. Любой обычный человек на его месте был бы мёртв.

Он ощутил оттенок недовольства. Опасения. Не столь ярко выраженный как то отвращение, что исходило от Сына раньше, но всё же заметный.

Если Зелёная Госпожа планировала его предать, то это произойдёт сейчас.

— Вы ударите мне в спину, Королева Фей?

— Каждый раз, — начала Зелёная Госпожа, прервавшись, когда они ступили на Землю, покрытую буйной растительностью, — когда он использует свою силу, она стоит ему времени.

— Времени.

— Он экспериментирует, играет, но пока не оставляет надежды. Я тоже не оставляю надежды. Цикл всё ещё может продолжиться, по чистой случайности. Ему нужно найти своё отражение. Он потерял его, как Питер Пен потерял свою тень, но может появиться другое.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Как же вы слепы, Первосвященник. Глухи. Он не позволит себе истратить всё время. Если оно начнёт подходить к концу, он прекратит играть, прекратит экспериментировать и станет просто ждать. Проводить время в надежде, что явится другой, кто станет его отражением.

— Это и есть ваша цель?

— Именно так.

«Я ей верю».

Он удвоил усилия, не сдерживаемый более заботами о возможном нападении справа. Они следовали из мира в мир так быстро, как он только мог создавать порталы. Они приближались... И приближались.

Пока не столкнулись с Сыном лицом к лицу, в паре десятков сантиметров перед собой.

Тот остановился и повернулся.

Зелёная Госпожа несколько отстранилась от Эйдолона, пока не оказалась слева от Сына. Всё тело её было напряжено, готово к атаке. Эйдолон поднял руку, приготовился к нападению.

Придумал ли Сын тактику, которая будет стоить ему меньше времени? Что-то лучшее, чем выносить град постоянных атак Эйдолона?

Придумал.

Во второй раз за всю историю Сын заговорил.

Едва слышно, четыре слова.

На то, чтобы осознать их, ушло какое-то время.

Поднятая рука Эйдолона обвисла.

Он переворачивал услышанное у себя в голове, пытался сложить звуки в иной конфигурации, убедить себя, что расслышал неверно.

Но это было не так. 

«У него есть сила Контессы», — снизошло на Эйдолона осознание. 

Скольких лет стоило Сыну использовать её?

Недостаточно много, в этом он был уверен. Сын победил его.

Золотой человек поднял руку, и Эйдолон не сдвинулся с места. Зелёная Госпожа уже убегала.

Сын дал смертельный залп.