Интерлюдия 16.y (Отступник)
#############################
Тяжёлые шаги несли его сквозь толпу людей, которые переживали худший в своей жизни день. Доктора и медсестры, которые после многих лет труда никогда не смогут вновь заняться своей работой. Молодые родители, большинство лет двадцати-тридцати, которые отводили взгляды, или плакали, смотря в никуда покрасневшими, опухшими глазами. Родные, которые старались поддержать их, но не знали как, да и сами страдали не меньше. Полицейские и следователи, которые пытались собрать заявления, опросить свидетелей, хорошо понимая, что семьи вряд ли что-то смогут сообщить. Молодой сотрудник полиции замер с блокнотом в руке, не в силах записать ни строчки показаний.

Однажды он испытал подобное. Был лишь наблюдателем, очевидцем последствий, испытывающим ужас не от самой трагедии, а от невозможности помочь, от незнания того, что следует делать. И потом опять и опять возвращался к случившемуся. Он отогнал воспоминания, пока они не захватили всё внимание. Отвлечься легко, когда есть работа. А если работы не было, он позволял себе впасть в особое состояние, в котором разум разделял окружающий мир на составные части, и пытался понять, как их собрать по-другому.

Но прямо сейчас работа была.

Он посмотрел на окно. Четыре или пять часов назад через это самое окно родители смотрели на своих новорождённых детей. Теперь же оно закрыто простынёй, перечёркнутой жёлтым крестом полицейской ленты.

Нужно идти дальше. На очередном шаге что-то кольнуло его правую стопу. Будто в ботинок попал камешек, вот только камешка там не было. Он вытянул палец, словно пытаясь пошевелить им, искусственные нервы, соединённые с костюмом, перехватили сигнал нервов, и до ноги он не дошёл. Он почувствовал движение воздуха, шлем захлопнулся. Ещё одна команда — и микрофон включился.

Когда он заговорил, его голос услышал только микрофон:

— Заметка. Протез правой ноги ощущается чужеродным. Стоит осмотреть подошвы моих старых ботинок, возможно, одна нога была длиннее другой. Можно проверить видеозаписи со мной, сравнить старую походку с новой. Нужно внести изменения в график, чтобы провести эти процедуры во время следующей проверки.

Закончив запись, он выключил микрофон и открыл дыхательные отверстия. Две женщины стояли обнявшись и смотрели на него заплаканными глазами. Они надеялись на чудо, хотели, чтобы оно свершилось. Но вернуть их ребёнка ему было не под силу. Он мог предложить им лишь месть. Или справедливость. В таких случаях грань между ними чертовски размыта.

Когда он зашёл в приёмную, шериф уже ждала.

— Отступник? — спросила она. Шериф оказалась невысокой седой женщиной, возрастом около шестидесяти лет. Скорее всего, после работы в Бостоне или Броктон-Бей она "ушла в отставку" в маленький город в глуши. Она не ожидала столкнуться с подобным в отставке, никто не ожидал бы, но держалась достойно, так что, скорее всего, подобный опыт у неё уже был. Она потеряла нескольких сотрудников, а среди жертв в таком маленьком городе наверняка были её знакомые. Тем не менее, она сохраняла присутствие духа, а её взгляд был полон решимости.

Она сразу ему понравилась.

— Да, мэм, — он переложил копьё в левую руку, чтобы обменяться с ней рукопожатием.

— Миранда Геринг. Шериф. Формальности можно опустить, — похоже, что эту фразу она говорила при каждом знакомстве. Она нахмурилась. — Мне... сложно передать, как я ценю, что вы здесь.

Что ей ответить? Он так и не придумал.

Она изучала его. Взгляд скользнул на оружие — четырёхметровое копье.

— Как вы вообще пользуетесь им в помещении?

— Оно складывается и может уменьшаться вдвое, — ответил он.

— Понятно, — она потрясла головой, будто отгоняя лишние мысли, чтобы снова погрузиться в кошмар. — Хотите начать с детского отделения?

— Нет, — он покачал головой. — Я догадываюсь, что там было, и вряд ли найду что-либо полезное. Покажите мне другие места.

Не говоря ни слова, она повернулась и повела его к лестничному пролёту. Он обратил внимание на выбоины в стене. Пять-семь сантиметров глубиной, с брызгами крови у каждой. У каждой выбоины и следа крови были приклеены пластиковые пакетики. В пакетики были вложены бумажки с описанием улик. Он мог угадать преступника: Джек.

Она повела его вниз по лестнице. Мысленный импульс достиг оборудования, и копье разделилось на три гибко связанных части. Привычным движением он спрятал оружие подмышку.

— В городе есть паралюди?

— Трое. Ничего особенного. Указ и Поправка, низкоуровневый Властелин и низкоуровневый Излом. И ещё одна злодейка, которая иногда пробует удачу в каком-нибудь большом городе, и возвращается, когда её там прижмут. Зовёт себя Дева-к-Беде.

Когда они прошли через дверной проем, он вновь разложил копье.

— Я её знаю. Движок и Излом. Устраивает бури, неравномерно распределяя гравитацию, пространство и время. Указ и Поправка справлялись с ней?

— Справлялись, с нашей помощью. Почему вы спрашиваете?

— Бойня номер Девять набирает бойцов. Их стало меньше, и сейчас для них важнее количество, чем качество. По крайней мере, пока они не окрепнут настолько, чтобы стать разборчивыми. Тогда они начнут заменять слабых более сильными. Я не хочу, чтобы они зашли так далеко.

— Понятно. Но зачем она им сдалась? Деву-к-Беде сильно сдерживает нехватка контроля над силами. Не хочу сказать, что с ней не было проблем, но и серьёзной угрозой она никогда не была.

— Она способна наносить тяжёлый урон. Девятка может дать ей контроль над силами, или наоборот — использовать нехватку контроля. Не следует забывать, что их могли заинтересовать Указ и Поправка. Отправьте мне их досье, пожалуйста.

— Конечно.

Вообще-то, ему не было нужды в этих досье. СКП предоставило доступ ко всем делам, кроме тех, к которым требовался самый высокий уровень допуска. Он подозревал, что если будет надо, то Дракон и к ним получит доступ. Но просьба к шерифу позволяла ему понять, так ли она желает сотрудничать, как говорит, и насколько тесно она связана с героями города. Просьба не встретила препятствий, что обнадёживало.

Она провела его к передней части первого этажа и остановилась на границе места преступления. Путь, которым двигался Крюковолк, был легко различим. Жертвы и куски их тел были разбросаны по помещению. Первые были накрыты простынями, вторые — кусками ткани. С кровью, покрывающей весь пол, сделать было ничего нельзя. Сотрудники полиции были сплошь из приезжих, и все остались за пределами помещения — свободного места было мало, всё место занимали улики.

Отступник осмотрелся. 

— Сначала они ударили по отделению для младенцев. Затем Джек и Сибирь отправились в другие части здания. Ваши сотрудники приняли вызов, но они не знали точно, чего ожидать. Они вошли через приёмный покой, но здесь их ждал Крюковолк. Я прав?

— Да, — ответила шериф Геринг, уткнув глаза в какой-то листок. Её спокойствие таяло, а из-за нахлынувших эмоций поза и выражение лица смягчились, резкость черт сгладилась.

И опять он не знал, что сказать. Она нужна была ему собранной и дееспособной, но любая фраза могла сделать только хуже. Он не хотел, чтобы она раскисла, но ситуация шла именно к этому. Видимо, это неизбежно. Возможно, если она разрыдается, то будет потом сожалеть, но необходимое для погони время будет упущено.

— Скажи, что в этом нет её вины, — подсказала Дракон ему в наушник.

— Здесь нет вашей вины, — сказал он шерифу. — Они всё спланировали. Уверен, они специально устроили всё так, чтобы ваше отделение до последнего момента оставалось в неведении о том, что происходит на самом деле. А Крюковолк сидел в зале ожидания в гражданском обличье, и был неотличим от любого другого ожидающего приёма пациента.

— Это соответствует тому, что мы знаем, — ответила она и подняла взгляд на Отступника.

— Они делают это годами, девяносто девять процентов времени. Наносят удар по удалённым районам, вселяют страх в местных жителей. Иногда это попадает в новости, становится сенсацией, но чаще остаётся незамеченным...

— Вернись к работе. Не уходи от темы.

— ...потому, в любом случае, вы бы поступили так же, — сказал он, чувствуя, что не закончил свою мысль. Конечно, если бы на её месте был он, то, прежде чем действовать, в первую очередь досконально разобрался бы в том, что происходит, однако он всё-таки решил последовать совету Дракона.

— Вы правы. Но от этого не легче.

— Не легче, — согласился он. — Я и не ждал, что станет легче.

Линза правого глаза начала менять диапазоны и разрешающую способность, пока место преступления не предстало в мельчайших деталях. В ультрафиолетовой подсветке кровь ярко сияла, была видна каждая пылинка. Во всей комнате стали заметны отпечатки пальцев, следы ног и даже разнообразные узоры на пыли, нарисованные ветром из окна. Отступник начал медленно продвигаться вглубь, ступая только там, где он не рисковал повредить какие-либо улики.

— Вы охотитесь на них?

— Да.

— Вы не могли бы сделать мне одолжение?

— Возможно.

— Расскажите мне. Если найдёте здесь что-то полезное. Если сможете их выследить и остановить благодаря тому, что здесь нашли.

Он смотрел на окружающее пространство, раскрашенное белым, серым и красно-коричневым цветом высохшей крови. Все краски были выцветшие, пустые. Журналы и брошюры были залиты брызгами артериальной крови, а яркая одежда скрыта простынями.

— Расскажи ей всё как есть, — подсказала Дракон.

— Он ждал здесь, — Отступник указал на стул. — Судя по брызгам крови и направлению падения тел, Крюковолк не останавливался с того момента, как начал действовать. Живая бензопила. Я пытаюсь представить, как всё происходило, и понять, как они действуют и каковы их цели.

— Получается? — спросила Геринг.

Он сохранил настройки линз и переключился на радиографическое ультразвуковое сканирование. Мир стал бесцветным, свет и темнота нарисовали картину плотностей, и сейчас он увидел расплывчатые фигуры тел, укрытых простынями. Он закрыл маску, чтобы шериф не могла услышать, и произнёс в микрофон:

— Подсчитай черепа.

— Двадцать два.

— Двадцать два тела, — сказал он вслух. — Это только в зале ожидания. Довольно много, учитывая размер городка и позднее время нападения.

— Здесь единственный нормальный госпиталь на весь район. Мы принимаем людей из соседних городов, их доставляют на скорой и на вертолёте.

— Понятно. И всё же это больше, чем я ожидал. Я думаю, когда началось нападение, руководство больницы сделало объявление. Люди пришли сюда, вероятно, им сказали остаться здесь и сохранять спокойствие. Вошли ваши сотрудники, и Крюковолк напал. Люди растерялись из-за конфликта между чувством самосохранения и указанием руководства больницы, которые не владели полной картиной.

— Не нужно обвинять, — прошептала Дракон. — Виновата здесь только Бойня номер Девять.

— Он промчался через комнату ожидания к дверям, отрезал путь к отступлению и разорвал всех, кто оказался на пути. Он новичок в этом деле. Привык сражаться с людьми, которые оказывают сопротивление, людьми с суперсилами и представителями правопорядка, подготовленными и имеющими оснащение для боя. То, что произошло здесь, больше похоже на поведение лисицы в курятнике. Люди поворачиваются, чтобы бежать в коридор, но он отрезает им проход, сгоняет к центру комнаты и убивает.

Он увидел боль на лице шерифа, но пока она держалась.

— Это полезно?

Отступник кивнул:

— Крюковолк, в общем-то, был доволен тем, чем занимался в Броктон-Бей. Он считал себя воином, генералом, и во всём, что он делал, присутствовал оттенок чести. Не в том смысле, что он считал себя благородным, нет. Он следовал кодексу. Человек, который выбрал его, Птица-Хрусталь, больше не член Девятки. Почему же он с ними? Наше рабочее предположение — имели место угрозы и вымогательство. Однако его мотивация быстро меняется. Он приспосабливается к новому типу мышления. Возможно, что Джек Остряк, так или иначе сумел убедить его.

— Или он полностью под их контролем, — сказала Дракон по личному каналу.

— ...или его заставляют, — сказал Отступник для шерифа. — Какой-нибудь имплантат, который превратил его в марионетку.

Он взглянул через плечо на шерифа, но она ничего не сказала.

Назад к работе. Он указал копьём на место, где сидел Крюковолк, проследил путь, которым двигался злодей. Входная дверь, один коридор, затем второй. Неровный зигзаг. Люди столпились в центре комнаты, он прыгнул на них и прикончил.

Взгляд Отступника скользнул к приёмной стойке. Здесь тоже была разбрызгана кровь, но это самая дальняя точка на пути Крюковолка. Вероятно, это была последняя перед уходом цель.

Отступник настроил линзы на брызги крови и отпечатки ступней и зашёл за стойку.

Здесь были ещё тела. Одно из них подпирало стену, и жидкость, пропитавшая простыню, была скорее коричневого цвета, чем красного. Его живот был распорот. Последний погибший.

Кончиком копья Отступник сбросил простыню с головы мужчины. Молодой, голова побрита, рубашка с воротничком и со звездой на плече, кевларовый бронежилет. Рука и ладонь изуродованы. Отступник изучил пол вокруг, отмечая присутствие отпечатков ног, затем вернул простыню на место.

Продвижение по комнате было медленным, и не потому, что он пытался сохранить улики. Ему нужно было подумать, составить полную картину и убедиться в том, что он хотел сказать шерифу.

— Нашли что-нибудь? — спросила она.

— Ваш заместитель погиб в схватке, — сказал он. — Боролся до последнего.

Она сжала челюсть и, он заметил, что её глаза заблестели. Она отвела взгляд на стену.

— Он не мог победить. Только не Крюковолка. Но думаю, он дал нам то, что нужно.

— Правда?

— Анализ сражения наводит на мысль, что Крюковолк отвечает за свои действия. Более того, я думаю, Джек Остряк обучает его. Генерал и головорез соревнуются друг с другом и учат друг друга своим, так сказать, умениям. Джек собирается продолжать игру, поддерживать интерес Крюковолка и не дать ему остановиться. Какой ближайший город?

— Прескотт.

— А следующий?

— Энфилд.

— Спасибо, — сказал он. — Я хочу поговорить с напарником, вместе мы посетим Деву-к-Беде, если только с ней уже не разобрались, после этого мы отчаливаем. Если повезёт, мы будем у них на хвосте.

— Накажите ублюдков.

— Я постараюсь, чёрт возьми.

Он протянул руку, и она пожала её. Он повернулся и пошёл к выходу, отправляя нервные импульсы к компьютеру в модуле, составляя карту больницы и накладывая на неё изображения, которые он получил через визор. Он вышел на улицу и направился к полю, где приземлился модуль Утер.

— Поговори со мной, Колин. Есть какие мысли?

— Крюковолк распотрошил заместителя шерифа и стоял, наблюдая, как тот медленно и мучительно умирает. Были отпечатки на другой стороне комнаты, вероятно, Джека, просмотри запись. Он стоял спиной к шкафу с документами.

— Понятно. Если бы Крюковолк был марионеткой Ампутации, то не стал бы наблюдать за медленной и мучительной смертью противника.

— Примерно так я и подумал. Судя по всему, он стоял там дольше, чем Джек. Если Джек ушёл наверх, что соответствует следам на лестнице, значит он оставил Крюковолка смотреть, как несколько минут умирает человек. Заместитель шерифа был сильным и свирепым, был воином. Таким, каким привык считать себя Крюковолк. Это было не просто убийство, но упивание жестокостью, наслаждение чувством превосходства над павшим. Я думаю, Джек пытается изменить Крюковолка, заставить его предать свой кодекс и стать другим.

— Мне не нравится, когда ты пытаешься залезть в их головы.

— Мы должны проявлять инициативу. Предсказывать. Идти на шаг впереди, чтобы остановить их до следующего нападения на больницу, здание или школу. Это значит, нам нужно понять, как они думают.

— Я знаю. Мне просто это не нравится. С учётом того, что к тебе приходил Манекен.

— Манекен мёртв.

— Была причина, почему он выбрал тебя.

Он отдал кабине Утера приказ открыться и забрался внутрь. Салон был вдвое меньше пассажирского самолёта, четверть его была оснащена всем необходимым для обитания, а оставшаяся часть обставлена вооружением. Когда он оказался внутри, системы вернулись к жизни, кресло пилота повернулось, чтобы он мог сесть, мониторы осветились. Ему стоило только подумать, и изображения начали сменяться, курсор, управляемый силой мысли, забегал по экрану, щёлкая по иконкам.

— ...ты не ответил.

— Прости. Всё ещё привыкаю к настройкам. Чувствую себя новорождённым, который осваивает движения рук и ног.

— Я надеюсь, что всё не так плохо, ведь ты управляешь летательным аппаратом.

— Это гипербола. Скажем лучше так: я как малыш. Могу ходить, но могу и упасть, если не уделяю достаточно внимания выполнению сложных движений.

Он расположился в кресле пилота, и его чувства раскрылись обширным "осязаемым" ответам Утера. Он почувствовал, как аппарат взлетает. Мониторы перед ним показали местоположение Дракона.

— Ты не ответил на мой вопрос, Колин. Я спросила, не думаешь ли ты, что мне следует внимательнее следить за тобой?

— Я так не думаю, — ответил он. — Не представляю, как можно быть ещё внимательнее. Хотя твоё присутствие было кстати. Спасибо за подсказки с шерифом. Я мог наломать дров.

— Ерунда.

— Есть информация по Деве?

— Похоже, мы опоздали. Они добрались до неё.

Его сердце замерло.

— “Добрались” в смысле “она мертва” или “она с ними”?

— Последнее.

— Блядь! — Ещё один противник. Он вспомнил с кем разговаривает. — Прошу прощения.

— Я тоже материлась, когда узнала. Не переживай. Я думаю про Энфилд. А ты?

— Наши мысли сходятся. Это достаточно близко, но не настолько, чтобы мы начали поиски именно с него.

Он привёл Утер в движение и начертил курс к предполагаемой цели Девятки. Он заметил, что Дракон в своём модуле делает то же самое.

Это не могло продолжаться долго. Они могли отслеживать Девятку с подобной лёгкостью, только пока их добыча не знала о преследовании. Если Джек начнёт скрывать передвижения группы, устанавливать ловушки и обманки, всё будет по-другому. Соревнование на интуицию, планирование на несколько шагов вперёд.

— Мы должны были сразиться с ними раньше, — подумал он вслух. — В Броктон-Бей.

— Мы во многом были не готовы. Ты ещё не восстановился, а у меня не было ничего, что можно было бы им противопоставить. Лучше подождать и атаковать их сразу всеми шестью модулями.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но остановился.

— Чёрт, — сказала она. — Я надеялась, ты не так внимательно слушаешь.

— Я всегда слушаю, когда ты говоришь. А что случилось с остальными тремя модулями?

— Мелюзина выведена из строя, пока я не изготовлю новые конечности. Азазель и Астарог-Нидхёгг расплавлены.

Он нахмурился.

— Неформалы?

— И Скитальцы. Я забрала остальные модули из города. Когда перед нами крупная рыба, потери недопустимы.

— Это... раздражает.

— Что именно? То, что они продолжают делать то, что делают? Или то, что я не упомянула об этом?

— Официально я всё ещё заключённый. В данный момент — заключённый на облаве. Если ты хочешь ограничивать информацию, которую я получаю, я переживу.

— Не знаю, говоришь ли ты серьёзно.

— Я тоже не знаю. Но именно сейчас меня больше беспокоит, что Неформалы и Скитальцы смогли выдержать натиск всех семи модулей. Если им это удалось, возможно и Бойня номер Девять сможет уничтожить их? И нас вместе с ними?

— У них слабый искусственный интеллект. Они выполняют распоряжения, но без воображения. Их автопилоты не могут мыслить нестандартно, они не планируют и не импровизируют. Они просто выполняют одну из поставленных задач: изолировать, атаковать, удерживать.

— Это твоя разработка. Я знаю, что ты способна мыслить нестандартно.

— Я работаю со связанными руками, Колин. В моём коде слишком много ограничений и правил против создания искусственного интеллекта. Они никуда не делись. Ты дал мне некоторую свободу, некоторые обходные пути, способы их обмануть, но я всё равно на них натыкаюсь.

Он постучал пальцами по рукояти кресла, обдумывая сказанное:

— Хочешь, чтобы я посмотрел?

— Пожалуйста.

— Я не хочу загрязнить твой код. Это не моя специализация. Я даже не могу сказать, что освоился. Можно с уверенностью считать, что каждый раз, когда я меняю код, он становится менее элегантным.

— Только относительно.

— Я очень сильно опасаюсь, что я могу всё испортить, если что-то выйдет из под контроля.

— Я делаю резервные копии. Еженедельно.

— Но тогда нам придётся очень быстро вводить тебя в курс дела. И, я повторяю, это опасно. Кроме того, сегодняшняя ты нравишься мне гораздо больше, чем ты неделю назад.

— Звучит почти романтично.

Он слегка улыбнулся.

— Я заметила.

— Сейчас ты становишься почти навязчивой, — улыбнулся он ещё шире.

— Я исправлюсь. Как твои протезы?

— Нормально. Работа глаза великолепна.

— Я видела, — ответила она.

Он усмехнулся.

— Ой-ёй, — её голос прозвучал по-настоящему смущённо.

— Не переживай. Я знаю, что ты следишь. Всё в порядке, даже неплохо иметь лишнюю пару глаз. Всё остальное в норме. Я сделал заметку исправить ногу. Чувствую, что она слишком идеальна. Некомфортно. Но ты, наверное, слышала.

— Я не прослушиваю персональные заметки, не лезу в личные журналы и почту. По условиям сделки с СКП я должна проверять, чтобы ты следовал правилам. Это всё, что меня касается. Твои мысли принадлежат только тебе.

— Хорошо.

— По тебе не скажешь, что ты беспокоишься по этому поводу.

— Не особо.

— Дай мне знать, если будешь чувствовать себя некомфортно.

— Это можно. Послушай, мы прибудем через несколько минут, так что не имеет смысла глубоко погружаться в анализ. Я лучше займусь своими коленями, а затем, если останется время перед посадкой, просмотрю твой код, чтобы освежить память.

— Хорошо.

Он взглянул в один из мониторов, на котором были открыты окна, показывающие состояние ноги. Он мог нарисовать неровные формы, соответствующие отдельным устройствам, даже не глядя на экран. Треугольник здесь, круг там. Вот открыто второе окно, соединённое линией с треугольником, здесь он нарисовал такой же треугольник и начал заполнять его другими фигурами. К тому времени, как было открыто четвёртое окно, он уже просматривал предыдущие заметки, чтобы скопировать схемы старых работ, пытаясь определить, к чему можно прийти.

Расчёты сходились. Избыток энергии в одной из систем мог помочь питать другую. На молекулярном уровне были способы использовать естественный уровень радиации, пропитывавшей всю известную вселенную, преобразовать её в энергию. Она была чрезвычайно мала, но весьма полезна после того, как была гетеродинирована, и направлена в длинные, почти бесконечные цепи. Сверхэффективная, компактная генерация энергии, которая могла принести пользу соседним устройствам. Это была фундаментальная основа всей его работы: эффективность.

Это его вполне устраивало. Эффективность, интенсивность, целеустремлённость — все эти качества были, в некотором смысле, родственны, и все они составляли его сильную сторону. Хотя, конечно, они не считались достоинствами, когда дело касалось отношений. Точнее, отношений между людьми.

Похоже, до сих пор они не мешали общению с Драконом. Кого-то могла возмутить близость их партнёрства, его интимность, её непрерывное присутствие и надзирающий глаз. Он понимал, что она думает быстрее, не спит и не останавливается. Она была привязана к нему, была создана имитировать людей. Возможно, её внимание бывало слишком навязчивым, но это просто особенности перевода, нормальное поведение, значительно разогнанное и не имеющее возможности притормозить. Он будет следить за её отклонениями от нормы, так же как и она непрерывно следит за той его частью, которая привлекла внимание Манекена.

Сейчас его одержимость, высокомерие и целеустремлённость помогут ему сфокусироваться на Девятке, отодвинут в сторону все остальные заботы. А в это время он сможет подстроиться под любую странность характера Дракона. Даже сможет наслаждаться им.

Его губы изогнулись в очередной улыбке. Она забавная.

— Хорошо. Я закончил. Хочешь глянуть, пока я посмотрю код?

— Конечно. У тебя восемь минут.

Ему пришлось разработать специальную программу только для того, чтобы просто читать код, поскольку тот не был ограничен фиксированной структурой, а больше походил на текущий водопад данных, реку из молний с миллионом угрей, извивающихся единой массой. Чтобы расшифровать всё это, ему пришлось научиться думать по-другому. И абсолютно по-новому — чтобы вносить изменения. Правила, которые Дракон обязана была выполнять, были заложены в саму её суть, даже воспоминания проходили через многочисленные фильтры.

Он изолировал часть программы и поставил на повтор, чтобы разобраться, что она делает.

— Твой проект не будет работать, — сообщила Дракон.

— Будет.

— Ты вставил генератор наношипов в свою ногу, но источник питания сбрасывает тепло тебе в голень. Ты себя поджаришь.

— Я встроил в голень такой же. Попеременная работа.

— Ещё одна модификация тела? Колин...

— Мы уже это проходили.

— Я собиралась предложить тебе провести вечером время вдвоём, сыграть ещё один раунд десять на десять. Если будешь так продолжать, в этом не будет смысла.

— Ты преувеличиваешь.

— Не особо.

Он мог бы ответить, но сдержался и промолчал. Нет смысла начинать ссору сейчас, перед тем, как они могут схлестнуться с Девяткой.

Десять на десять. Игра включала в себя взаимодействие между ним и её человекоподобной частью, физический контакт с последующей оценкой чувствительности по двум шкалам до десяти. Игра была задумана для калибровки различных ощущений искусственного тела и для проверки, что его собственные импланты не разрушают нервную систему, но всё двигалось к неизбежной, закономерной развязке.

Но не к очевидной. Чтобы зайти так далеко, ещё многое нужно сделать, нужно улучшить её тело, расширить его возможности.

Не станет ли он к этому времени в большей степени машиной, чем она?

А если посмотреть на это с другой стороны? Может ли он позволить себе остановиться? Они участвовали в войне на истощение против Девятки. Не стоит забывать и о Губителях. В Броктон-Бей он зашёл слишком далеко, но в общем-то был прав. Они должны быть остановлены, если это в принципе возможно, и что здесь такого, если это удастся именно ему? Если вновь встанет вопрос о том, чтобы пойти на всё, не останавливаясь ни перед чем, отбросить любые угрызения совести и остановить чудовищ раз и навсегда, ну что же, он готов. Он не станет второй раз так же сильно полагаться на наношипы, они, очевидно, оказались неспособны прорезать Губителя насквозь, но он повторил бы всё ещё раз.

И ощутил бы то же сожаление, которое испытывал сейчас.

— Ты замолчал.

— Размышляю.

— Три минуты на то, чтобы закончить размышления, и приготовиться к бою.

— Всё нормально. Мысли всё равно ходят по кругу. Если говорить о деле, я пытаюсь изолировать код твоего "высшего мозга" от остальной части. Ты не могла бы в течении минуты поразмышлять, например, над протезом моей ноги?

— Занимаюсь.

Он начал выделять границы двух различных частей кода.

— Думай о чём-нибудь несущественном, — сказал он ей.

— Это сложнее, чем звучит.

— Подумай о белом цвете или смотри в пространство.

Он заметил как код изменился, тогда начал постепенно сужать выделенные границы.

Ничего подходящего. Можно будет использовать, чтобы не дать будущим изменениям вредить самым существенным частям, но в целом ничего полезного.

— Значит, Неформалы всё ещё удерживают территорию? — спросил он, чтобы поддержать разговор.

— Они похитили директора и удерживали достаточно долго, чтобы заставить её отдать приказ на отключение автопилотов, что помогло им вырваться из схватки. Затем использовали комбинацию силы Сплетницы и знаний директора, чтобы определить как замедлить меня, путём вывода из строя башен сотовой связи. Насколько мне известно, сейчас они даже в лучшем положении, чем были.

— Проклятье.

— Что ты чувствуешь, когда о них думаешь? О Неформалах?

— Пытаешься заняться психоанализом? Мне не терпится остановить их. Если ты спросишь меня, чтобы бы я хотел изменить, то я не смогу назвать ничего, что я бы сделал по-другому. Я сделал бы всё ещё раз, но только лучше.

— Ты бы не попался.

— Совершенно верно, — вздохнул он. — И, наверное, я был слишком суров с Рой. Я был на неё зол, я устал, и, возможно, поэтому приписал ей злой умысел, которого у неё не было. Сейчас я думаю: да, она приняла те решения, которые приняла, однако у неё были на это причины.

— Так же как у тебя.

— Я бы так не сказал.

Дракон не ответила. Он мысленно выругался, зная, что она, скорее всего, слышит.

— Они одолели Азазеля? — спросил он в надежде сменить тему.

— Да.

— Блядь, — пробормотал он. Здесь бы он пригодился.

Он заметил смещение кода, далеко в стороне от границ, которые отметил.

— О чём ты только что думала?

— О плане полёта, о стратегии сражения, о изменениях в конструкции Азазеля. У меня есть данные из чёрного ящика.

— Подумай ещё раз о каждой из этих вещей.

— Мы будем на месте в течении минуты.

— Пожалуйста?

Долгая пауза, затем опять — проблеск изменения данных за пределами границ, которые он отметил. Он увеличил окно, распределил его содержимое по всем мониторам перед собой.

— Продолжай, — сказал он. Курсор бегал между семью экранами, отмечая цветами области, где код изменялся наиболее значительно. Это напоминало работу, которую он производил своей собственной силой, незначительные элементы воздействовали на всё остальное.

Как его собственная сила...

Он откинулся в кресле.

— Что такое?

— Либо Эндрю Рихтер был гораздо более продвинут в проектировании искусственного интеллекта, чем я полагал, либо здесь нечто совершенно иное. У тебя есть какие-нибудь заметки по твоему коду за последние несколько лет?

— Мы прибыли в Энфилд, Колин.

— Я очень слабо понимаю работу этого кода. Боюсь, что как только я отвлекусь, потеряю след и всё превратится в бессмыслицу. Заметки по коду?

— За какой период?

— Допустим, периодами по четыре года.

— Загружаю их в систему Утера. Это не похоже на тебя, Колин. Ты отвлекаешься? Бойня номер Девять уже не так важна?

— Четыре года назад, похоже, то же самое. Трудно обнаружить подобные вспышки, и не задуматься о том, что я принимаю желаемое за действительное.

— Колин. Должна признать, ты заставляешь меня нервничать. То, что ты говоришь, звучит так, словно Рихтер предусмотрел какую-то систему безопасности, и я могу развалиться на части в любую секунду.

— Дело не в этом. Ты можешь загрузить самые ранние сборки данных?

— Мне придётся удалить один из загруженных наборов.

— Действуй. Они бесполезны. Ничем не отличаются от самых последних.

Он наблюдал, как появился поток данных. Было странно смотреть на него, и словно видеть её молодой. Наверное, так музыкант способен читать ноты с листа и мысленно слышать их звучание. Только в данном случае это больше походило на видео девушки, снятое в то время, когда она была ребёнком.

В то время ограничений было больше. Разумеется, уже тогда она была совершеннее, чем что-либо ещё на планете, но даже она менялась. Одно изменение приводило к другому, а второе — к третьему. Он порылся в массивах информации в поисках проблесков изменений, взглянул на маркеры времени. Год вперёд. Два года.

Нет, он не мог позволить себе просматривать всю жизнь Дракона. Он закрыл изображение, наклонился вперёд и уставился на экран, на изображение кода Дракона, замершее в трёхсекундном цикле посреди её размышлений об изменении в конструкции модуля.

— В чём дело?

— Ты Технарь.

— Это не открытие, Колин.

— Нет. Я хочу сказать, ты не только подходишь под классификацию. Ты парачеловек. Сейчас нет времени на уточнение, но в определённый момент времени, между несколькими годами после твоего создания и сегодняшним днём, у тебя произошло событие-триггер.

— Как я могу быть парачеловеком, если я даже не человек?

— Я не знаю.

— Я даже не похожа на человека. Можно сказать, я имитирую человека, но при этом морской огурец более человечен, чем я. Это не имеет смысла.

— Я понимаю не больше тебя.

— Что это значит?

— Ещё раз повторяю. Я не знаю. Но сейчас моя очередь напомнить тебе, что мы должны следовать заданию. Проверь, можем ли мы отследить наши цели. Четыре модуля на подлёте?

— Они прибудут через минуту.

— Хорошо. Эта информация о тебе очень важна. Это ключ. Я смертный, я могу не выбраться живым...

— Не говори так.

— Так обстоят дела. Я не хочу ничего оставлять на волю случая. Поэтому я оставлю сообщение, просто на случай, если случится самое худшее, и мы оба погибнем. Инструкции.

— Посмотреть код.

— Посмотреть код. Раз ты сама ничего не заметила, значит, возможно, где-то есть ментальный блок.

— У меня нет разума, чтобы установить ментальный блок. Я состою из данных.

— И всё же установить ограничения возможно. Просто на всякий случай, нужно убедиться, что если нам самим не удастся вернуться, кто-нибудь сможет просмотреть код. Что бы ни случилось, кто-нибудь просмотрит твою память и найдёт достоверные данные по событию-триггеру. Если всё будет хорошо, это будем мы. Ты не помнишь, как это случилось?

— Нет.

— Значит, мы проверим, насколько хорошо удалены эти данные. И были ли они вообще удалены. Возможно, это просто блок, который ограничивает тебе доступ к настоящей памяти. Если повезёт, получится воспользоваться лазейкой, вроде той, которая позволила тебе создавать дочерние искусственные интеллекты, и мы откроем доступ к твоей памяти, найдём или расшифруем запись, того, что произошло.

— Зачем?

Вопрос был хороший. Ему понадобилась секунда, чтобы сформулировать мысль.

— С того дня, когда я получил суперсилы, я считал себя солдатом великой войны. Между добром и злом, порядком и хаосом, человечеством и такими, как Бойня номер Девять и Губители. Это война на множестве фронтов. И иногда она требует принимать неприятные решения. Когда мы говорили о снятии ограничений в твоём коде, разрушении барьеров, которые установил параноидально осторожный Эндрю Рихтер, мы говорили о том, что ты и я можем работать вместе, можем обеспечить нашей стороне уверенное преимущество в чистой огневой мощи. Я думаю, это вполне осуществимо, нужно лишь только вложить немного больше времени и стараний. Но если мы получим доступ к этим воспоминаниям? К записи прохождения триггер-события? Мы сможем получить уверенное преимущество ещё и в знании.

— Я знаю, о чём ты думаешь. Ты хочешь воспроизвести триггер-событие, расшифровать, понять или даже научиться управлять источником суперсил. Это именно тот способ мышления, который я должна сдерживать, пока работаю с тобой.

— Ты считаешь, что я неправ? Что мы не должны во всём разобраться?

— Нет. Мы должны. Но я беспокоюсь, что это может принести нам массу неприятностей.

— Я не понимаю твоего нежелания, — он уже начал набирать заметку с инструкциями, отмечая даты и время, которые необходимо исследовать, и что искать. Она получалась болезненно поверхностной, но грамотный Технарь или гений сможет разобраться. Он открыл канал связи, чтобы переместить файлы на сервер СКП.

Его компьютер перестал отвечать на команды.

— Дракон?

— Ты мне доверяешь?

— Да, — ответил он.

Динамики воспроизвели звук вздоха.

— Мы не станем оставлять инструкции там, где их сможет прочесть СКП.

— Почему? — спросил он.

— Это, — ответила она, — очень длинная история, и поэтому я прошу тебя довериться мне и отложить её на более поздний срок. Сейчас наша главная цель — Бойня номер Девять. Я сомневаюсь, что мы сможем её окончательно остановить, но мы попытаемся. У нас есть шесть модулей. Я не могу нарушить приказ, да и ты не можешь бросить миссию, иначе тебя больше к ней не допустят. Я объясню всё позже.

— Ты сказала, что мы не можем оставлять инструкции там, где их может прочесть СКП?

— Я почти уверена, что они уже знают то, что мы стараемся найти. И ты окажешься втянут в сражение с врагом одного уровня с Девяткой или даже с Губителями. Думаю, что это неизбежно, с учётом того, насколько мы с тобой стали близки. Но с этим врагом я не могу драться лицом к лицу.

— О ком ты говоришь?

— Я обязана соблюдать законы страны. Подчиняться местному правительству, вне зависимости от того, кто они. Когда мы закончим, неважно, полностью ли остановим Девятку, увидим, как они опять убегают, или проиграем бой, спроси меня о Котле.