Эпилог e.1

— Похоже, моё положение не становится лучше, — заговорила девушка.

— Положение?

— Я ведь молчу. Вы же тут, чтобы судить меня, а молчание — свидетельство вины.

— Не думаю, что «судить» — подходящее слово. «Оценивать» — ближе. Ещё лучше — «слушать». Я хочу послушать вас, потому что не смогу помочь, если не пойму, а я хочу чтобы моё понимание основывалось именно на ваших словах, — сказала Джессика Ямада.

— Молчание о многом говорит, разве нет? Я недавно слышала, как один мужчина обращался к властям, говоря о бездомных, о множестве беженцев, которые всё ещё пытаются обрести дом. Он говорил о нуждах, о женщинах и детях, о семьях, которые разлучены, потому что во временные убежища не пускают мужчин. Он предложил план, и обосновал его обличительной речью о гуманности и жалости, о лидерстве и угрозе беспорядков, о возможности проявления сил. И о вере. Это был его заключительный аккорд. Знаете ли, на что обратили внимание самые разумные?

— Вы говорили о молчании. На что-то, о чём мужчина так и не сказал.

— А вы и вправду слушаете, — с долей удивления сказала девушка.

— Это моя работа.

— Тогда вы уже знаете — то, о чём человек умалчивает, может быть не менее важно, чем то, о чём он говорит. Пустоты в нашей речи, можно сказать. Лакуны. Мужчина ничего не сказал о ресурсах, о запасах еды, потому что не хотел поднимать эту тему и потому что на эти вопросы у него не было ответов. Молчание может быть громче слов.

Психотерапевт кивнула:

— Интересная мысль, и мы могли бы долго её обсуждать, но, уж простите, что я так говорю, по-моему, вы избегаете ответа.

— Избегаю?!

— Увиливаете, меняете тему…

— Я не просила пояснения. Я выражала негодование, — сказала девушка, выделив голосом последнее слово. В словах звучала какая-то вибрация.

— Кем бы вы ещё ни были, вы всё ещё человек.

— Когда-то я быстро отвечала на подобные фразы, — сказала девушка. — Если бы вы умерли быстро, то считали бы, что вам повезло.

— И вы ведёте себя так, как будто я должна прочесть что-то в вашем молчании. Но проблема в том, что в речи должны быть паузы, чтобы она была понятной, чтобы разделить слова и не дать ей слиться в монотонный шум. Чтобы структурировать её. И наоборот. Чтобы найти смысл в молчании, нам нужны слова, которые бы оттеняли его.

Девушка напротив Джессики Ямады слегка нахмурилась. Она встретилась взглядом со специалисткой, и её глубокие зелёные глаза замерли. С таким же накалом во взгляде она могла бы встречать взбешённого слона или запущенную боеголовку. С явной неохотой она произнесла:

— Справедливо.

Психотерапевт чуть расслабилась, откинувшись на спинку стула.

— Чем мы будем заниматься дальше — вам решать. Некоторым моим пациентам нравятся такие словесные дуэли. Многие приходят на первый сеанс с предубеждением, что их заставят улечься на диван и рассказывать о своих слабостях, пока я обстреливаю их вопросами. Спор возвращает им уверенность.

— В таком подходе есть смысл… — девушка прервалась, пытаясь подобрать правильное слово. — Паралюди… они стремятся к конфликту.

— Многие свидетельства подтверждают это. А вы? Вы стремитесь к конфликту?

— Нет. И это хорошо, наверное. Моя вторая половина всегда была терпеливее, расслабленнее, чем большинство. Её служба начинается в самом конце. Для тех, чья служба в начале, всё будет сложнее.

— Что вы называете началом, а что окончанием? Это же цикл?

— Начала и окончания, — задумчиво произнесла девушка. Она слегка улыбнулась. — Мне хочется ответить, что это просто знание. Что это инстинктивно, что ты просто знаешь, что ты такое. Но это трусливый ответ. Точнее будет сказать, что начала можно отличить от окончаний по долгому, долгому пути между ними.

Ямада поменяла положение, взяла стакан воды со стола рядом и отхлебнула.

«Явно предлагает мне продолжать говорить», — подумала девушка. Она обратила внимание на свой напиток. Он уже остыл. Тогда она применила силу, потянулась в глубокий колодец внутри себя и вытащила оттуда одного человека.

Полетама, певица пламени.

Из сгустившихся теней появилась тёмнокожая женщина, разрисованная яркими цветами, что когда-то скрывали её лицо не хуже маски. Её глубоко посаженные глаза светились. Там, где раньше были краска и самый минимум одежды, теперь остались выступы на коже.

Девушка не отводила взгляда от психотерапевта, а певица пламени протянула руку и погрузила светящийся кончик пальца в воду. Через секунду из кружки пошёл пар.

Две другие тени стояли в разных частях комнаты. Одна рассматривала книжные полки, её губы двигались. Она бормотала на языке, который могла понять только хозяйка. Другой стоял у окна, сложив руки. Его плащ развевался на несуществующем ветру, а лицо скрывал капюшон.

А на девушке, сидевшей в тяжёлом кожаном кресле, были только майка без рукавов и юбка до колен. И воротник майки, и подол юбки были украшены плотным кружевом. Её светлые волосы были заплетены в косу. Из-за всего этого она казалась гораздо младше, чем раньше, а она и тогда выглядела юной.

— Вам хотелось сказать, что вы подсознательно знаете, кто вы, — сказала психотерапевт.

Девушка чуть наклонила голову.

— Честно говоря, я бы сказала, что абсолютное большинство моих пациентов не знают, кто они такие.

Девушка подняла кружку, из которой шёл пар, к губам. Комнату наполнил аромат медового вина и пряностей. Ямада не стала ничего говорить. Какой бы юной девушка ни выглядела, технически ей было достаточно много лет.

Девушка сделала глоток и ответила:

— Что я такое, а не кто.

— Это одно и то же, разве нет?

— Возможно.

Доктор заговорила медленнее, словно пыталась проговорить речь в голове, прежде чем произнести вслух, очень осторожно:

— Вы, похоже, знали раньше, кто вы или что вы, но передумали.

— Людям можно так делать. Меняться.

Ответ был пренебрежительным, бесцеремонным. Этот вопрос ничего большего и не заслуживал.

— Значит, вы считаете, что относитесь к людям? Всего минуту назад вы говорили, что эта мысль вас бы оскорбила.

— А вы всё об одном и том же. Это всё вариации на тему одного и того же вопроса, — сказала девушка.

— Да. Кто вы такая? Кем вы себя считаете? Изменилось ли это?

— Сейчас я, возможно, самое могущественное существо на планете, не считая оставшихся Губителей.

— Очень может быть.

— Убийца.

— В каком смысле? — спросила психотерапевт. — Та, кто убивала, или та, кто убивает?

— А какая разница? Этого не оставить позади. Никто не позволит.

— Люди прощают. Забывают..

— Они могут забыть убийство, они могут простить безумие, но они не станут мириться с безумной убийцей, — ответила девушка. Она тихо фыркнула, как будто её насмешила эта мысль. — Хотите знать, кто я такая? Я была величайшей союзницей Сына, пока не… перестала.

— Почему перестала?

Когда девушка заговорила, в её голос стало прокрадываться эхо. Множество голосов.

— А знаете, я ведь могла бы всех убить, если бы захотела. Если я решу встать прямо сейчас и убить вас всех, это будет вполне в моей власти.

Ямада не дрогнула.

— Вы сомневаетесь? — теперь хор звучал во всю силу. Сотня голосов звучала из одного рта.

— Если честно, я недостаточно знакома с боевой стороной всего этого, чтобы сказать точно, — ответила мисс Ямада.

— Любой здравомыслящий человек будет беспокоиться за свою жизнь и за жизнь любимых. А вы притворяетесь безразличной.

— Я далеко не безразлична. Но меня гораздо больше интересует тот факт, что вы, похоже, пытаетесь сменить тему. Ту тему, которую сами же и подняли.

— Меня начинает раздражать эта педантичность, — сказала девушка. Она резко встала с кресла. Две тени растворились дымом.

Пролапс, сын палача.

Пху Комти, полуденный всадник.

Новые тени встали по бокам от неё. Крупные люди. Они когда-то были злодеями.

— Вы перестали называть себя Королевой Фей, — продолжила психотерапевт. — Когда я спросила ваше имя, вы не ответили, и почти двадцать минут сидели здесь, прежде чем заговорить. Вы ещё тогда могли помочь Сыну и уничтожить нас всех. Но не стали. Я спрашиваю, что же случилось. Это для вас явно важно.

Не отводя взгляд, девушка немного наклонила голову. Тени на её лице стали глубже. Хор голосов из её рта был спокоен, когда она заговорила.

— У вас есть какие-то предпочтения насчёт предстоящей смерти? В моём распоряжении много разных сил. Есть быстрые способы, но, может быть, ты хотела бы уйти из жизни более драматично? Я могу пощадить остальных, если ты будешь умолять меня об этом.

— Вы можете просто сказать, что не знаете ответа, Сиара. В этом случае, я предложу ответ сама, и мы сможем обсудить его вместе.

Девушка оставалась неподвижной. Её тени демонстративно готовились к бою. Одна из них хрустнула суставами ладони, сопоставимой по размерам с туловищем Ямады.

Девушка представила, как эти ладони сжимаются на докторе, и раздавленная плоть вываливается между огромными пальцами. Это помогло ей отвлечься от внезапно нахлынувших эмоций.

— Никто уже очень давно не называл меня этим именем, — в словах звучала серьёзная угроза.

— Оно было в записях, — сказала мисс Ямада. — Я хочу услышать ответ из ваших уст, прежде чем мы перейдём к обсуждению. Но предупреждаю: то, что я скажу — лишь совет. Пища для ума. Я прочитала записи ваших комментариев, тех, что вы дали Шевалье. Про якоря. Я не хочу, чтобы мои слова стали новым якорем. Вы должны прийти к ответам самостоятельно.

— Вы утверждаете, что знаете меня лучше, чем я сама.

— Мы вернёмся к этому обсуждению если и когда мы зайдём так далеко. Сейчас же я хочу узнать ваши мысли по поводу случившегося.

— Я…

— Но сначала, пожалуйста, присядьте, — сказала доктор. — Мы обе знаем, что вы можете убить меня в любой момент, даже без них. Но их присутствие здесь…

— И правда выглядит вульгарно, — закончила девушка.

— Можно сказать и так, — кивнула психотерапевт.

Тени исчезли.

Ампел, жертва злого рока. Моя жертва.

Даймон, потерянный.

Оба призванных были детьми. Первый — одетый в рубашку до колен, такой юный, что даже его пол не угадывался — крутился волчком, прерываясь и начиная снова, целиком поглощённый игрой. Второй осматривал комнату. Человек в плаще с капюшоном остался у окна. Скрестив руки на груди, он смотрел на мир снаружи.

— Он пал, — сказала Сиара. — Он был сильным, благородным, гордым. Он был чудовищем, пришельцем. Они пробудили в нём человечность, а затем сломили его. Я могла бы вмешаться, но не стала. Не знаю почему.

В словах было больше вызова, чем смирения. Требование дать лучший ответ.

— Хотите услышать моё мнение?

— Не возражаю, — ответила Сиара. Ей не вполне удалось скрыть степень своей заинтересованности.

— Вы именно такая, какой выглядите.

— Какой же я выгляжу, доктор?

— Подростком.

Сиара нахмурилась:

— Я надеялась, что ответ будет лучше. Я старше вас.

— Совсем немного. Формально, мы примерно ровесницы. Разница в девять месяцев.

— Я говорю не об этом, — сказала Сиара раздражённо.

— Я понимаю, о чём вы говорите. Формально вы старше, и по этим меркам ваша молодость — всего лишь маска. По другим же меркам, вы всё ещё ребёнок. Ваш триггер случился в очень юном возрасте. Наверняка вы были в изоляции, как это часто бывает с властелинами. Наверняка выживали, полагаясь только на себя. Затем что-то случилось. Вы присвоили плохую силу, потерпели поражение в битве или попали в скверную ситуацию. В процессе, либо сразу после, у вас проявились новые силы, и они затмили вашу личность. В чём я не угадала?

Сиара не ответила. Её взгляд и раньше было сложно выдержать, но теперь он стал по-настоящему тяжёлым.

— Тогда вы ещё были ребёнком, и, как любой другой ребёнок, нуждались в правилах и в базисе для самоидентификации. Вы выбрали свой якорь, выбрали Сына. А других кейпов воспринимали в качестве фей, чтобы дистанцироваться от мира, с которым едва чувствовали связь. Вы сформировали себя заново и стали Зелёной Госпожой. Это имя вам дали другие. Возможно, это даже оказало влияние на ваше решение сдаться властям и поселиться в Клетке. Вы нуждались в упорядоченности.

— Вы называете меня ребёнком?

— Я полагаю, что до самого недавнего времени вы фактически и являлись ребёнком. Теперь вы стали подростком. Сын был для вас знаковой фигурой. Ему вы обязаны, пусть хотя бы частично, вмешательством силы в повседневную жизнь, в каждую минуту вашего существования. Любой ребёнок проходит через фазу, когда его родители неуязвимы, непобедимы, сильны и красивы. Они перерастают эту фазу, когда реальность опровергает эти постулаты. Если мои предположения верны, то ваши постулаты остались нетронуты, потому что в случае с Сыном они оказались правдой.

— До тех пор, пока он не начал проигрывать, — сказала Сиара.

— Многие бунтуют против родителей, когда достигают подросткового возраста, когда начинают видеть в них людей с недостатками. В вашем случае это произошло быстрее. Мгновенное решение. Права я или нет, но вас перебросило в другую парадигму, в новую модель мышления, и это вас шокировало.

— Значит, ваша теория в том, что сильнейшая из лидеров блоков Клетки на самом деле была просто ребёнком, какой бы взрослой она ни казалась? А причина моего текущего кризиса идентификации состоит в том, что я просто подросток?

— Для подростка самым серьёзным и сложным испытанием является поиск себя. Определение своей идентичности. Для подростков без сил это часто сводится к вопросу о том, к какой фракции они относятся, какую одежду носят, как самовыражаются, к какой карьере стремятся. Для подростков с силами, помимо всего, что я уже перечислила, есть выбор между героем и злодеем, их место в команде, их отношения с семьёй, связи, которые они формируют. Вас мучают вопросы этого же рода. Или я ошибаюсь?

— Мне не нравятся такие грубые упрощения, доктор, — сказала Сиара.

— Всегда есть индивидуальные отклонения, — сказала мисс Ямада. — Я никогда не настаиваю на универсальности идей, которые предлагаю своим пациентам. Но от них можно оттолкнуться. Вы должны найти себя, неся на плечах бремя сильнейшего человека в мире. Сейчас я лишь говорю вам, что на определенном этапе жизни с этой проблемой сталкивается каждый. Абсолютно нормально определить себя как «кто-то, кто находится в поисках себя».

Девушка слегка улыбнулась. Она поднесла чашку к губам, затем вытерла рот пальцем.

Психотерапевт отпила немного воды:

— Вы улыбнулись? Надеюсь, мне больше не нужно беспокоиться о своей скорой смерти?

Сиара продолжила нормальным голосом:

— Ваши слова были… об этом стоит подумать. Я улыбнулась, когда представила, что ваше начальство скажет, если узнает, что вы мне предлагаете. Сильный парачеловек в поисках себя? Может, мне стоит пойти по стопам своего «родителя»?

— У меня нет начальства, — сказала психотерапевт. — СКП больше нет. Отдельные группы пытаются сформировать ему замену, но у них пока не очень получается. Я здесь потому, что меня пригласили, и потому что хочу помогать людям. Я хотела бы помочь вам. Думаю, всем нам будет лучше, если вы не пойдёте по его стопам.

— Разве я просила помощи?

— Вы всё ещё здесь, — сказала Джессика Ямада. — Вы…

Ей не дали продолжить. В дверь постучали.

На лице женщины отразилось беспокойство даже более сильное, чем когда Сиара угрожала ей смертью.

— Я прошу прощения, — доктор поднялась со стула и пересекла комнату. Она открыла дверь.

Сиара смотрела, как фигура у двери развернулась во множество образов. Великан, одетый в шкуру чудовища. Рыцарь. Кто-то маленький и худощавый. Всё одновременно. Одним своим присутствием он разрывал дверной проём, малейшие движения обрушивали целые секции здания, пол дрожал, а в воздухе ощущался вкус пыли.

Но это была лишь одна из версий здания, за гранью понимания и восприятия.

Она словно прищурилась, не сдвигая веки, прояснила взор — увидела его так, как видела доктор. Мужчина в чёрной с золотом броне.

Его голос был едва слышен.

— Мисс Ямада. Простите что прерыв…

— У меня приём, Шевалье. Очень важный приём.

— Я знаю. Мне правда очень жаль. В моём расписании появилось небольшое окно. Я надеялся поговорить с вами хотя бы минуту.

— У меня приём. Вы согласились соблюдать любые установленные мной правила. А это правило — одно из самых важных.

— Если я не поговорю с вами сейчас, мне придётся ждать три дня до следующей такой возможности. Я слишком нагружен.

— Я понимаю. Но у меня приём.

— Всего минуту. Поверьте, я знаю как много значат для вас эти правила. Но это так важно, что я вынужден просить вас. Можете уделить мне минуту своего времени?

Женщина колебалась.

— Пожалуйста.

Психотерапевт повернулась и встретилась взглядом с Сиарой.

— Нет, Шевалье, у меня…

— Я побуду немного одна, — сказала Сиара. — На самом деле я была бы благодарна за несколько минут одиночества, чтобы обдумать наш разговор.

Ямада нахмурилась.

— Я скоро вернусь.

Дверь закрылась.

Рукуле, Лжец.

Девочка, что осматривала комнату, рассеялась. За креслом Сиары появился мужчина с карикатурной зловещей ухмылкой, пародией на ту, что была у него при жизни. Вместо зубов у него была сплошная костяная пластина, а широкая усмешка так исказила лицо, что призрак выглядел косоглазым. Как персонаж мультфильма.

Рукуле перегнулся через спинку кресла и зашептал ей в ухо с французским акцентом. Чтобы было понятно, кто говорит, он произносил фразы разным тоном.

— …коголь?

— Одна из теней сделала ей. Она не из тех, кто напивается, скорее для комфорта.

— Медведь заходит в ресторан. Что вы ему подадите? Да всё, что ему взбредёт в голову.

— Так. А чего вы хотели, Шевалье? Этот разговор и без перерывов довольно волнующий.

— Что-то случилось?

— Я не могу обсуждать моих пациентов. Если хотите поговорить, давайте обсудим ваши дела.

— У меня кончается время. Ждать три дня — слишком долго, потому что на подготовку тоже нужно время. Мне пора принимать решения: об амнистии для всех, кто участвовал в битве, о командах героев, о том, как управлять городом, в котором глубины больше, чем во всём, что мы только представляли. Женщина в той комнате — в центре всего этого. Выбор по отношению к ней повлияет на всё остальное. Если я не дам ей амнистию, если мне придётся отказать, то этим я обозначу границу. И многие задумаются, не слишком ли близко они к этой границе.

— Я не могу рассказать вам, как идёт сеанс, Шевалье.

— Мне жаль, что вам вообще пришлось это сказать. Я не собираюсь просить вас нарушить конфиденциальность. Я говорю, что мне бы очень помогло, если бы вы могли провести оценку и отправить её дальше. Тут есть квартира, мы можем обеспечить ей комфортное место. Достойное королевы. Если ей ещё нужна терапия, то её можно проводить там. Если же она достаточно стабильна, чтобы обсуждать дела — амнистию или что угодно ещё — можете отправить её ко мне.

— Понимаю. Если она достаточно опасна, чтобы нарушить конфиденциальность, то это не имеет значения. Если нет — я могу дать вам знать, как проходит сеанс, не говоря напрямую. Не уверена, что мне это нравится.

— В других ситуациях на эту тему случались и более откровенные разговоры. В менее серьёзных ситуациях. Мы не можем позволить себе незнание.

— А я не могу позволить себе вам рассказать, Шевалье. Я просто… дайте мне подумать.

— Это всё, о чём я прошу. Нам нужна помощь, Джессика! Я знаю, что вы не можете вынести окончательный вердикт за три дня, только не с кем-то настолько… сложным, как она. Но даже самая малость может всё изменить.

— Я понимаю.

— Мы собираем всё воедино. Главная проблема — масштаб. Все эти миры. Есть места, где люди могут начать снова строить свои культуры и города, есть дикие земли. Всё былое никуда не пропало. Кое-что умножилось многократно. Но есть и много нового, с каждым днём всё больше. Всё переусложнено. У нас нет большого влияния, а вокруг много могущественных людей, которые давят на остальных авторитетом. Опасных людей.

— Кстати говоря…

— Ваша пациентка. Я слишком вас задержал. Простите.

— Нет. Мне было интересно насчёт моей бывшей пациентки. Можно спросить про эту «Хепри»?

— Можете спрашивать, но ответ вам не понравится. Я бы не хотел, чтобы вы потеряли концентрацию до окончания вашего сеанса.

Сиара услышала, как Лжец вздохнул, подражая женщине с противоположной стороны двери.

— Придётся вам поверить. Мне надо вернуться к Сиаре.

— Сиара? Её гражданское имя. Это пробуждает у меня оптимизм.

— Без комментариев, Шевалье.

Они не стали прощаться. Шевельнулась ручка двери и она распахнулась. Рукуле исчез.

Пиме Абтисс, мать слепых.

Ещё одна тень возникла в тот же момент, как Ямада вернулась в комнату. Это была женщина в повязке на глазах, держащая в руках маленького уродливого младенца, чья пуповина входила в разрез на её мантии.

Сиара успела увидеть уходящего великана, прежде чем дверь закрылась.

— Мне очень жаль. Времени ушло больше, чем я ожидала. — сказала Ямада, присаживаясь.

— Неважно, — ответила Сиара. Она провела рукой по бесформенной голове младенца. Та распалась на тени, вместе с Пиме Абтисс. Новую тень она призывать не стала. — Прошу прощения, я услышала ваш разговор.

На это психотерапевт слегка отреагировала. Она молчала секунду, как будто вспоминая всё, что сказала, в поисках компрометирующих слов.

— Доктор, я избавлю вас от необходимости делать выбор. Когда мы закончим, скажите, куда мне отправиться. Я снимаю с вас всякую конфиденциальность, расскажите Разрушителю всё, что должны.

— Не думаю, что нам стоит так поступать, — сказала психотерапевт. — Если мы принимаем мою гипотезу, то вы только начинаете делать собственные шаги. Вы растёте, пусть и запоздало, и вам нужно научиться самой принимать решения.

— Вы позволите выбрать мне?

— Думаю, лучше начать с решения о том, кем вы хотите стать. Это даст вам возможность выбирать, если почувствуете, что готовы.

— А что если я скажу, что вы бесцеремонны и мне не нужна ваша помощь? Что я уже знаю, кто я такая?

В голосе девушки зазвучала угроза, вернулось прежнее эхо.

— Тогда мы можем поговорить о чём-нибудь другом. Или вы можете уйти, если действительно этого хотите.

Сиара не сдвинулась с места, как и её тени, похожие на готовых к броску животных.

Девушка оставалась неподвижной, а тени продолжили заниматься своими обычными делами.

— Ну что ж, тогда начнём, — сказала Ямада.

■

Крышу обрамляли зубцы с коваными перилами из металла более тёмного и прочного, чем железо. Некоторые кейпы отдыхали в бойницах между завитками металла, другие сидели, прислонившись к невысокой стене под ними. Вокруг собралась толпа.

Но как только она расслабилась, всё переменилось. Призрачные образы — горящий мужчина, женщина в полтора раза выше окружающих. Образы, похожие на её собственные тени: карикатуры, преувеличения, физические проявления сил. Вот только эти были явно живыми. Иногда они двигались, менялись.

— Легенда, — заговорил Разруши… Шевалье. Он звучал тремя голосами. Но хотя один исходил от великана в огромных доспехах, а другой — от человека, зажатого в тиски невероятно узкой брони, все голоса звучали одинаково. Просто исходили из разных мест.

Пылающий светом мужчина шагнул вперёд. Он выглядел живым костром бело-синего цвета. На месте его рук и ног в костре сияли добела раскалённые линии, плывущие в энергетической буре, стилизованная смесь пламени и молний.

Но когда Сверкающий Плут заговорил, его голос звучал совершенно обычно. «Легенда», — напомнила она себе.

— Я был там в самом начале, и, наверное, правильно, что я присутствую и в конце. Может быть правильно — не то слово, есть многое, о чём я сожалею, но… подходяще.

Он глубоко вздохнул, пламя расширилось:

— Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Так что давайте сократим эту речь, и посмотрим.

По его жесту люди повернули головы.

Нью-Йорк, в процессе восстановления. Тонкое силовое поле сдерживало пыль и зловещие облака, так что город заливал яркий солнечный свет. Там, где лежало разбитое стекло, или по улицам были разлиты бензин и масло, всё почти сверкало. Сияющий город.

В каждом месте, где были разрушения, сновали люди, что-то чинили, что-то вытаскивали и уносили. Были поставлены палатки и брезентовые укрытия, выстроены ограждения. Там, где между реальностями были прорваны порталы, уже возвышались здания.

Шевалье назвал его городом с глубиной. И это было правдой. Большинство городов двумерны, распространяются только в четыре стороны света. Здания поднимались ввысь и спускались под землю, но даже самое высокое здание было ничтожным по сравнению с масштабом всего города.

А в этом городе можно пройти куда-то, а затем повернуть в другой мир. И найти там город, только начинающий расширяться от центральной точки.

Контролировать это всё было невозможно. Даже у самых мелких злодеев было пространство для манёвров и манипуляций.

— Я никогда особо не приукрашивал. Я прямолинеен, как мои лазеры, — сказал Легенда. — Он прекрасен, и это, честно говоря, пугает. Мы очень надеемся, что Губители продолжат спать. Основные игроки заняты строительством и восстановлением, так что у нас будет шесть мирных месяцев подряд, в первый раз за двадцать лет. А если считать и не-парачеловеческие конфликты мирового уровня — то я даже и не знаю за сколько. Дохрена, если хоть раз такое было.

Сиара ненадолго прикрыла глаза. Когда она их снова открыла, Легенда снова выглядел человеком.

Держать фокус тяжело.

— Этот мир закончится. Он всегда заканчивается. Когда всё пойдёт плохо, этот перерыв сделает всё хуже, потому что проблемы успеют накопиться, и потому что мы ещё не восстановились после прошлого раза. Но я знаю вас и сражался со многими из вас плечом к плечу. Ваши значки — тому доказательство.

Сиара осмотрелась. У многих кейпов, как и у неё самой, был простой символ на предплечье: золотой круг с золотой точкой в центре. У некоторых это была петля ткани, у других — гравировка на броне.

Простой символ, показывающий, что они были… там.

— Больше за нами никто не будет присматривать, к добру или к худу. А значит, нам надо глядеть в оба, прикрывать друг другу спину и следить за окружающими. Я могу сразу сказать, что идеально не получится. Возможно, я — живое напоминание о том, что никому нельзя доверять. Тем, кто меня ещё слушает, скажу, что обстоятельства гибели Александрии в Броктон-Бей — свидетельство того, что случается, когда разложение проникает слишком глубоко. Всем становится хуже.

Легенда вздохнул.

— Кто-то всё ещё злится на меня. На Александрию, Эйдолона, на остальных, кто сыграл в этом роль. Но вы не стали меня прерывать. Я бы хотел думать, что это потому, что мы все понимаем одно и то же. Это — наш второй шанс. То, о чём мы все иногда мечтали. Возможность вырезать всё гнилое и начать заново. Починить то, что раньше было сломано.

Несколько человек в группе кивнули.

— И это будет действительно тяжело, — сказал Легенда. — Те, кто знает достаточно, чтобы понимать, как мы облажались в предыдущий раз, понимают, почему перспектива пугает. Нам всё ещё надо вычистить тот бардак, что остался с прошлого раза, и на этот раз нужно быть вдвойне, втройне уверенными, что мы действуем правильно. Уже появились люди, которые постараются воспользоваться нашей бедой в своих целях. Кое-что уже пошло не так. Битва будет неравной.

— Но, — вклинился Шевалье, — как показывают наши значки, мы все уже сражались в чертовски неравной битве, и мы победили!

— И будь я проклят, если мы не готовы к этой! — согласился Легенда.

Раздались радостные крики. Кулаки взметнулись в воздух, зазвучал ритмичный топот.

— И, — продолжил Легенда, когда крики ещё не умолкли, но уже начали стихать, — после всего сказанного, мы приступаем к программе второго шанса. Представляю вам новое пополнение наших Стражей: Валькирия!

Он повёл рукой и толпа разошлась. Все уставились на неё. Она осторожно шагнула вперёд на непривычно длинных ногах. Были плюсы в том, чтобы оставаться юной. Карга, Schwarze Tante, смогла вернуть Сиаре часть запасённого времени. Призрак героя по имени Тан создал для неё броню, щит и серп.

При её приближении толпа расступилась.

Костюм был ещё более непривычным, чем тело девятнадцатилетней. Золотой и небесно-голубой. Ткань, которая шла от пояса, проходила по внутренней стороне бёдер до колен, юбка доходила до середины бёдер, и была бесшумной, несмотря на окаймлявшие её золотые цепи. Маска не мешала обзору, но давила на лоб и скулы, напоминая о своём присутствии. Даже волосы были длиннее и уложены в толстую косу.

Вот крылья ей нравились. Крылья были хороши. Ко всему остальному придётся привыкать, после тридцати лет в образе похожей на ребёнка Королевы Фей, но крылья ощущались естественно с самого начала.

— Вы сформировали новый Триумвират, — сказал один из собравшихся кейпов.

Прозвучало слегка обвиняюще.

— Валькирия начнёт с низов, — сказал Легенда. — Она достигнет того ранга, который заслужит.

В толпе зазвучали шепотки. Смысл многих был одним и тем же. «Мы догадываемся, что это будет за ранг».

На каждых двоих, считавших её силу положительным фактором, был один сомневающийся, полный подозрений или неодобряющий. Они знали, кем она была раньше. Фигуры за её спиной не оставляли места сомнениям. Сиара больше не могла считать их тенями.

Ей нравилось обсуждать слова. Силу слов, силу титулов. Её любимая часть терапевтических сессий. Вопрос их переименования возник недавно, вместе с обсуждением значения её новой личности и нового имени.

Валькирия, воительница, направляющая души мёртвых воинов в посмертие. Эти духи были её воинами, не какими-то тенями.

Нет, наверное два человека за и один против — слишком оптимистично. Были и другие, кто сомневался, замешкался с поздравлениями. Поразмыслив до завтра, они задумаются о том, что значит её присутствие, что, возможно, они тоже падут в битве и она заберёт их, добавит к своей мощи.

Её зрение вспыхнуло. На мгновение она как будто оказалась в аду. Кейпы здесь на крыше были нечеловеческими, даже чудовищными, искажёнными и преувеличенными. Город светился далёким присутствием других кейпов, как будто был охвачен пожаром.

Валькирия подавила желание ущипнуть переносицу или потрясти головой. Её сердце не успокаивалось ещё долго после того, как видение погасло.

Никто не обещал, что будет легко. Совсем наоборот.

Речь окончилась, и пора было заниматься городом. Постепенно кейпы начали отделяться от группы.

— Эй, Валькирия! — позвала Мисс Ополчение.

Валькирия повернула голову.

Мисс Ополчение ткнула большим пальцем в сторону мужчины с тяжёлым круглым щитом и копьём.

— Хочешь пойти с нами поесть? Мы скоро в патруль, так что перехватим ранний ужин. Можешь пойти с нами.

Валькирия открыла рот, чтобы ответить, потом передумала.

Она всё ещё училась говорить нормально, не подчёркивать слова в стиле королевы фей. Ей давали уроки, и до совершенства было далеко. Если она заговорит, на неё будут оборачиваться.

Вот только сейчас она почти скучала по этому знакомому ощущению. По силе её старого голоса.

— Это не обязательно, — сказала Мисс Ополчение. — Правда. Я понимаю.

Именно Мисс Ополчение пригласила миссис Ямаду, чтобы познакомить их и дать Сиаре шанс. Она знала, возможно лучше, чем Легенда или Шевалье.

Валькирия натянуто улыбнулась ей, потом развернулась, чтобы уйти.

Когда она шла по залу, с избранными воинами по бокам, её каблуки стучали по полу. В зале были Стражи, они разговаривали:

— Где Отступник?

— Полное радиомолчание.

Сейчас она была в полтора раза выше, чем раньше, подтянутая, в сияющей броне, с оружием и щитом. Но она очень давно не чувствовала себя настолько хрупкой.

Неполной.

Её зрение снова вспыхнуло, как молния перед раскатом грома.

У Королевы Фей была миссия. Она была частью чего-то огромного. Могущественного движителя, меняющего целые цивилизации, а потом стирающего миры с лица вселенной.

— Теперь у нас есть мощь. Может, получится что-то сделать. Отбить портал в восточном Квинсе.

— Тшш! — они повернулись к ней. Они обсуждали её, как что-то секретное.

Слишком много людей. Ей очень хотелось поговорить с психотерапевтом, но мисс Ямады здесь не было. Она сразу же приедет, после первого же звонка, но казалось, что это только усугубит чувство хрупкости.

«Я хотела быть более человечной».

Не совсем человеком. Лишь более человечной. Парачеловеком вместо не-человека.

Она столько времени провела на сеансах, пытаясь выяснить, чем для неё был Сын, стараясь смириться с потерей той опоры, которой он был в её психике.

Не пошла ли она по его пути, когда пыталась от него отдалиться?

Огни, видимые в толпе, только ухудшали ощущение. Она избежала их, спустилась вниз, в пристройку. Когда-то она смотрела только этим зрением. Здесь и сейчас ей приходилось сражаться с хранителем мёртвых. Это было одной из причин, по которым она чувствовала себя такой хрупкой. Им нужна была цель. Полный отказ от способностей требовал совершенно особой силы воли. Некоторым удавалось, но таких было немного.

Использовать её силы значило убивать, находиться рядом с мёртвыми, вступать в самые смертоносные конфликты.

Вот так быстро и закончится её эксперимент с человечностью?

Она нашла пустой коридор и пошла по нему. Здесь велась стройка, многое было укрыто плёнкой. Она не стала обращать внимание и пробралась там, где было открыто.

В конце концов она дошла до большой комнаты. Незаконченная столовая, судя по всему. На месте была только половина столов, в кухне не было ни людей, ни оборудования. В области выдачи еды — рельсы для подносов. Два стеллажа, один из которых — за толстым барьером из оргстекла.

Она села на стол, закинула ноги на скамейку и задумалась.

Не прошло и пяти секунд, как зазвонил служебный телефон.

Она не обратила внимания.

«Я хочу всего лишь немного покоя».

Это всё неправильно! Может, это безумие? Или гордыня? Присоединиться к стороне ангелов?

Её зрение искажалось. Даже так далеко от остальных паралюдей, её второе зрение показывало их присутствие как свечение, как волны. Она взглянула вверх, но там как раз кто-то пролетал.

Она услышала голоса и повернулась.

— Мы снова встретились, Королева Фей, — раздался голос в пустой комнате.

Она развернулась. С той стороны оргстекла находился худощавый мужчина, рядом с ним — кто-то со сложением как у пещерного человека. С этой стороны стояла девочка, хрупкая и светловолосая, в толстовке, джинсах и розовых кроссовках.

Валькирия почувствовала укол зависти. Она скучала по старому телу, а девочка слегка напоминала её.

— Король гоблинов, — ответила Валькирия. — Я больше не называюсь этим именем.

— Очень жаль, очень жаль. А это моя Алиса, посещает эту не столь чудесную Страну Чудес.

— Райли, — сказала девочка. — Я сколько раз говорила, я не Алиса, я Райли.

— Это титул, а не имя, — сказал мужчина и захихикал. От человека его возраста и пола это звучало странно. Впрочем, Валькирии было всё равно. В Клетке встречалось и не такое.

— Ладно, — сказала Райли, — Алиса так Алиса. Пофиг.

Валькирия посмотрела на них.

— Вам можно здесь находиться?

— Я в тюрьме. — сказал Король гоблинов. — А она меня навещает.

— Официальное посещение. Они за мной наблюдают. Скорее всего и за тобой. В последнее время мы хорошо себя вели, и славному Нилбогу разрешены посещения, пока он готов сотрудничать. Мы не подходим к барьеру, а они не расстреливают нас дротиками из камер наблюдения.

Девочка взглядом показала на установленную в углу камеру.

— Как видишь, я поддерживаю дружеские отношения с людьми самого высокого калибра, — сказала Райли.

— Да, да! — мужчина казался весьма довольным собой. По-видимому, сарказм от него ускользнул. — Падший король всё равно король, верно?

— Если он держит голову прямо, то он более достоин называться королём, чем тот, кто полагается на корону и шелка, — ответила Валькирия.

— Да! Да! Совершенно верно! — согласился Нилбог.

Райли улыбалась, как будто не сдержавшись.

Телефон снова зазвонил. Валькирия сбросила звонок. И теперь она знала, почему именно они звонили. Им было, мягко говоря, неуютно от того, что эта троица находится в одной комнате.

Неважно.

— Я пришла за своей еженедельной дозой здравомыслия, если вы понимаете, о чём я, — сказала Райли. — Проведи с ними достаточно времени, и тебе понадобится перерыв от всего этого.

— Я уверена, что знаю, что ты имеешь в виду, — сказала Валькирия.

«Ты имеешь в виду прямо противоположное. Еженедельная доза сумасшествия. Возвращение к привычному. И как напоминание, и как показатель того, как далеко они зашли».

Возможно, это опасно. Интересно, решит ли она рассказать это миссис Ямаде.

Вероятно. Кто-нибудь ей в любом случае скажет. За ними наверняка ведут слежку.

Но расскажет ли о том, что это для неё значило? Что здесь она чувствовала себя легче, чем когда уходила с собрания на крыше после речи?

— Не стоит ли нам поведать истории о давних временах? — спросил Нилбог. — О наших королевствах, какими они были?

— Возможно, — сказала Валькирия. — Трагедии? Комедии?

— В моих историях, — сказала Райли, — грань между трагедией и комедией всегда ужасно тонка.

— Думаю, мои будут в основном трагедиями, — сказала Валькирия. — Все, о ком стоит упоминать, умирают в конце.

— А вот у меня совсем наоборот, — сказал Король гоблинов. Он провёл рукой по щеке стоящего рядом неандертальца. Когда Нилбог повернулся к барьеру, он хромал, и громила его поддерживал. — Мои любимцы остаются, они возвращаются, чтобы снова начать приключение, каждый раз немного другие. Это мой помощник. Мне оставили его, только его.

Для человека, говорящего про комедии, он казался слишком грустным.

«Амнистия ещё в процессе. Остались заусенцы, вроде этого короля, без короны и королевства».

Вдалеке раздались шаги, становившиеся всё громче по мере приближения. Похоже, что кейпы собирались ей помешать.

— Вот блядь! — сказала Райли. — Не то чтобы король гоблинов не офигенный, но…

Она умолкла.

— Может быть, в следующий раз, — сказала Валькирия. Она подняла руки, увидев входящих со стороны дальнего угла комнаты кейпов. Приходилось аккуратно подбирать слова, чтобы не звучать странно. — Я не делаю ничего плохого.

— Мы перестраховываемся, — сказал один из кейпов, — если ты не против.

— Я понимаю.

— До встречи, Королева Фей, — сказал Нилбог. Он улыбнулся и слегка поклонился.

Валькирия ответила на поклон. Когда она выпрямилась, на её лице оставалась лёгкая улыбка. Это её удивило.

Разные стороны одной монеты.

Перерождение.

Действие было почти рефлекторным, как кто-то может засунуть руку в карман, чтобы перепроверить, что там ничего нет. Она применила силу. Вызвала одного из своих воителей, на другую сторону барьера.

Неандерталец отреагировал. Воитель не проявился полностью, но прошёл сквозь тело неандертальца и отверг его как хозяина.

Почти. Близко.

Пастырь Мёртвых, подумала Валькирия, уходя. Король гоблинов успокаивал своё творение.

Они все — части целого. Хирург, Творец, Хранительница Мёртвых. Ожидаемо, что между такими способностями будет синергия.

Возможно, способ вернуть мёртвых?

Она видела их во тьме. Ожидающих, верных, послушных. Тех, кого она собрала. Некоторые ещё восстанавливались после великой битвы шесть месяцев назад.

Теперь она чувствовала себя лучше. Менее неполной. Её второй половине нравились такие мысли.

Неясно только, что из этого получится.