Тараканы 28.06

— Значит, вот и оно, — пробормотала Сплетница.

— Практически, — сказала я.

— Ты готова? — спросила Сплетница.

Я покачала головой, вздохнула и посмотрела на бескрайнее море травы. Как же красиво! Открылись целые миры для изучения — каждый немного отличался от другого, и каждый из них скрывал в себе свои собственные сокровища. Но даже в поле, заросшем высокой травой, было своё очарование. На мгновение я ощутила нечто вроде зова, навязчивой мысли: «что, если шагнуть с обрыва?» или «что, если я выпрыгну из машины на полном ходу?» Мысли сами по себе не суицидальные, но при этом достаточно простые и пугающие возможностью им подчиниться.

«Что если я просто уйду? Оставлю всё?»

Мне очень хотелось прогуляться куда-нибудь ненадолго. Куда-нибудь, где будет тихо. Ни звуков, ни людей, ни искусственного освещения. Ни давления, ни нависшей опасности.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз наслаждалась тишиной. Наверное, когда я летела над океаном. Я никогда не была общительной, и всё же столько времени провела среди людей. Сначала я была вместе с Неформалами, потом среди людей со своей территории. Сразу после этого в тюрьму, из тюрьмы — в Стражи.

Из Стражей — на маленькую войну с межмировыми ставками.

Одиночество манило меня. Я, будучи интровертом, чувствовала себя сейчас совершенно опустошённой. Мне просто необходимо было побыть немного одной, собраться с мыслями. Остаться наедине с отдалёнными грозовыми тучами, бескрайними полями, деревьями и волнами, разбивающимися о скалы далеко внизу.

Я беспокоилась, что это поглотит меня. Так уже случилось, когда я улетела в океан, чтобы побыть в одиночестве. Если я уйду, чтобы восстановить силы, привести мысли в порядок и подумать над тем, что мне следует делать, то… Могу ли я с уверенностью сказать, что потом вернусь? Что, если я не смогу ничего придумать и буду бездействовать, пока не станет слишком поздно?

Может быть, это трусость? Может, одно то, что я не уверена, как поступлю, уже бросает на меня тень? Или здесь ситуация схожая с тем, как охваченные ужасом люди могут в то же время вести себя поистине отважно? Меня не охватывал ужас, я не намеревалась сбежать. У меня были причины сражаться, но какая-то часть моей души хотела, чтобы я просто ушла. Перестала сражаться. Выживала бы, пока Сын не пролетит мимоходом над этой Землёй, а затем в одно мгновение погибла, возможно, даже не успев этого осознать.

Я стиснула зубы.

В любом случае, это лишь фантазии. Кое-что привязывало меня к реальности. Несколько нитей.

Ко мне подошла Рейчел. Она остановилась рядом, почёсывая Охотницу за ухом, и затем неслабо пихнула меня плечом. Мне даже пришлось переступить, чтобы не упасть.

Мы стояли рядом, прижавшись плечом к плечу. Она наблюдала за Охотницей и Ублюдком, которые соперничали за её внимание. Я не могла выразить, насколько это ценила, старалась не смотреть на неё и не сделать что-то, что могло быть воспринято как признак дискомфорта.

Одна из нитей.

— Напоминает фильмы, которые я часто смотрела, — заметила Чертёнок. — На тупых детских каналах, в полдень по субботам. Мама всё ещё приходила в себя после предыдущей ночи, так что я могла смотреть, сидя в метре от экрана и выставив громкость на минимум. Обычно удавалось урвать два-три часа отупляющего просмотра, прежде чем меня выпинывали в свою комнату. Многие годы это для меня было лучшее время недели.

— Тебя куда-то понесло, — сказала Сплетница.

— Короче, тут как в фильмах, где есть бездомная собака, ребёнок, который её нашёл, и бывший владелец. И в конце фильма они оба зовут её, чтобы посмотреть, к кому же она пойдёт.

— Никогда не слышала ничего дебильнее, — сказала Рейчел.

Чертёнок ухмыльнулась.

— И собака вначале идёт к предыдущему владельцу, пока тот не вытащит из кармана строгий ошейник, или достанет кнут, которым избивал собаку в начале фильма, или скажет что-то предельно тупое, типа «пойдём, моя драгоценная машина по производству денег». И псина наконец-то посылает его на хуй, ссыт ему на ботинки и бежит к ребёнку, всё в таком роде.

— Моя драгоценная машина по производству денег, — повторила я. — Серьёзно?

— Ты поняла, о чём я. Он просто доносит мысль: «какой же я злой».

— Было бы лучше, если бы пёс порвал горло этому сраному живодёру, — заметила Рейчел.

— Это было бы охуенно, — ухмыльнулась Чертёнок. — Я прошла через этап, когда… ну, знаете, мне хотелось, чтобы фильм пошёл не по стандартному сценарию. Застать детишек врасплох, показать им: эй, хорошие парни не всегда побеждают! Мне настолько этого хотелось, что когда я видела эти счастливые мгновения, мне становилось плохо. А потом мамин новый дружок Лонни заставил её пройти лечение, и она начала просыпаться по субботам рано. И всё закончилось. Никаких фильмов для Аиши. Такого больше не было.

— Очень жаль, — пробормотала я. «Чёрт возьми, к чему она вообще клонит?»

Чертёнок замолчала и нахмурилась.

— Ёбаный Лонни. И всё равно, я помню, как ждала, что собака вернётся к прежнему владельцу и на этом будет всё. Кино закончено. Плохой конец. Жизнь не всегда сахар.

— Не всегда, — согласилась Рейчел. — Но если я увижу такой финал, то, наверное, вообще перестану смотреть фильмы.

— Нас всех куда-то понесло, — повторила Сплетница. — А я внезапно поняла, как нам не хватает Мрака. Он создавал порядок.

Чертёнок раздражённо посмотрела на Сплетницу:

— Всё равно, некоторое сходство же есть? Дети зовут и умоляют пёсика пойти к ним. Вот только он не идёт.

— Задом наперёд, — сказала Рейчел.

— Наоборот, — поправила её Сплетница. — Да, ну ладно, давайте с этим закончим.

Рейчел залезла на спину Охотницы, я активировала летательный ранец. Чертёнок оседлала Ублюдка, а Сплетница — собаку, клички которой я не знала. Ту самую, которую Сука одолжила мне, когда мы собирали силы, чтоб напасть на Девятку. Мы все двинулись в разных направлениях.

Высоко над нами Симург повернулась. Несмотря на окружавшие её бесчисленные крылья, она обладала удивительной изящностью и выразительностью. Когда её крылья были раскрыты, а кончики, словно когти, слегка направлялись вперёд, в её образе явно чувствовалась агрессия. Когда она до предела распахивала крылья, в ней проявлялась сосредоточенность на всём внешнем мире, как будто она смотрела и наблюдала. И наоборот, когда крылья складывались, она погружалась в самоанализ, фокусировалась на чём-то одном. Взгляд всегда был холодным, выражение лица — нейтральным.

И всё же я не собиралась её недооценивать. Слишком велика вероятность, что всё это было инсценировкой.

Почти небрежно Симург пришла в движение, взмахнула двумя или тремя крупнейшими крыльями, будто пренебрежительно помахав на прощание всему миру, затем повернулась в воздухе и устремилась вперёд, сложив все крылья за спиной.

Ну что ж, теперь мы знали, за кем она следовала.

— Ебануться, — услышали мои насекомые бормотание Сплетницы. Симург замерла прямо над ней. Сплетница повторила, теперь уже громче: — Ебануться.

Я почувствовала, как ухнуло вниз сердце.

В какой-то мере из-за Сплетницы. Ну конечно же, Симург выбрала её. Это же Сплетница с ней говорила. Сплетница была умником, как и Симург. По факту именно она была лидером Неформалов, во многих смыслах.

Какая-то часть меня надеялась, что Симург последует за мной. Эта же часть почти поверила, приняла это как данность. Это было ужасно страшно и даже наверняка неправильно, когда тебе прислуживает Губитель, но я уже смирилась с тем, что мне придётся нести эту ношу. Я хотела с этим разобраться сама, чтобы этого не пришлось делать людям, которые были мне небезразличны.

Другая моя часть хотела, чтобы она выбрала меня, наверное, в качестве ещё одной удерживающей нити, поскольку сейчас я не чувствовала, что у меня их достаточно.

И, возможно, мне хотелось, чтобы в моём распоряжении была сила, чтобы я могла хоть как-то повлиять на ситуацию.

Человечество стирали с лица земли, поселение за поселением. Целые континенты стали непригодны для жизни, экосистемы были разрушены, климат менялся. Наш противник был практически неуязвим, способен переходить из мира в мир, будто из одной комнаты в другую, и при этом мы едва его понимали.

И я. Стоит отобрать у меня весь гонор, репутацию, связи и образ, снять маску, и останется просто девочка со способностью управлять насекомыми. Шестидесяти килограммов веса.

Я уже сетовала по поводу своих ограничений, но никогда раньше они не ощущались как столь тягостное бремя.

Зрелище того, как Симург выбрала Сплетницу выбило меня из колеи. Я заставила себя глубоко вздохнуть и сконцентрироваться. Я использовала техники расслабления, которым меня научила Джессика Ямада.

Сплетнице нужна была поддержка, а я не могла отбросить идею, что Симург просто ведёт себя как Симург. Намеренно или по привычке пудрит нам мозги.

Собаки развернулись и подошли обратно. Мы снова собрались единой группой.

Я увидела выражение лица Сплетницы, когда поймала её взгляд. Напускная уверенность, кривая ухмылка, озабоченно нахмуренный лоб, который она пыталась замаскировать, подняв брови.

Я знала, что она понимает меня в десять раз лучше. Небольшие изменения её мимики, пока она смотрела на мои руки, лицо. Не было никаких сомнений, что она читает меня как открытую книгу. Она знала о каждой мысли, которая мелькала у меня в голове: заботы, тревоги, постыдный факт, что я хотела, чтобы Симург пошла за мной.

Кривая ухмылка стала ещё немного шире, но это было выражение симпатии.

— Видимо мне придётся прикрывать тылы, — сказала она. — В общем-то, это наиболее разумно. Вы давайте вперёд. Делайте, что сказала Нарвал.

Чертёнок и Рейчел кивнули.

— Ты знаешь, что делать, великий Гудвин, — произнесла Чертёнок. — Отправь меня домой.

— Ага, — добавила Рейчел.

Открылись два портала.

Они ушли, я осталась стоять.

— Я могла бы остаться с тобой, — сказала я.

— Могла бы, — согласилась Сплетница.

— Но? — спросила я.

— Мне не кажется, что тебе стоит, и я не думаю, что ты сможешь. Иди.

— Сплетница… Лиза…

— Со мной всё будет нормально. У меня есть она, — сказала Сплетница и указала вверх. Симург подобрала свои пушки и изготавливала новые. Ореол сейчас почти полностью состоял из орудий различного размера. Они были расположены в выверенном порядке: маленькие занимали место между большими, а стволы самых крупных выступали наружу, как лучи звезды.

Я с сомнением посмотрела на Сплетницу, она же лишь ухмыльнулась.

— Я буду здесь, — пообещала она. — Иди. Как и сказала Нарвал, приведи свои дела в порядок.

Я не шелохнулась. Лишь снова посмотрела на поля, заросшие травой. Секунда ушла на то, чтобы понять, почему кусок травы темнее, чем соседние участки. Затем я вспомнила о Симург. Она отбрасывала тень.

— Вернись к реальности. Мы сошлись на том, что погибнем, сражаясь, так?

— Так, — сказала я и повернулась к Сплетнице.

— Но дело наше — дрянь, — пожала она плечами. — Давай не будем притворяться, потому что когда дойдёт до дела, наш самообман не продержится и секунды. Лучше будем верить в то, что человечество исчезнет, но заберёт с собой золотого ублюдка.

Не самая обнадёживающая на свете позиция.

— Я… не настолько пессимистка, — сказала я. — Мне кажется, мы можем его победить. И это вполне реально сделать, одновременно не дав полностью уничтожить себя.

— Ну вот. Вот это настроение я и хотела увидеть.

Я уставилась на неё.

Она блефует? Скрывает что-то?

— Ты знаешь что-то? — сказала я.

— Я много чего знаю.

— Не юли. Что ты скрываешь от меня?

— Не только от тебя, — вздохнула Сплетница. — Это знание не поможет.

— Скажи.

— Я думала, тебя устраивает блаженное неведение.

— Это было раньше. Теперь можешь поделиться.

— Сила Контессы, — нахмурилась Сплетница.

— Она сказала, что победа невозможна? — спросила я.

— Нет. Ну, может быть. Я не знаю. Не то чтобы у нас с ней был какой-то долгий разговор. Нет. Я хочу сказать… ну… Она есть у Сына, eё сила. Та фраза, которую он скормил Эйдолону… Она была точно рассчитана, чтобы сразить его на пике силы, чтобы его падение стало ещё более катастрофическим. Подобное даже я не способна провернуть. Я смотрела запись боя, по крайней мере те места, когда силы Сына не глушили камеры. Всё подтверждается. Он не часто пользуется этой силой, но она у него есть.

— Сын видит путь к победе?

— Или что-то в этом роде.

— Ты уверена?

— Все свидетельства, его поведение, насколько вообще можно судить о его поведении… да. Похоже, что никаких ограничений, вроде тех, что у Контессы. Без слепых пятен. Просто… вот так.

Я кивнула. Ветер шумел, пробегая по траве, на эти звуки накладывались удары волн под нами. Стайка маленьких коричневых птиц вспорхнула с поля. Они явно избегали подлетать к Симург, словно вокруг той был пузырь, в который они не хотели попадать.

— Даю тебе полное абсолютное право, — сказала Сплетница, — немного выругаться. Много выругаться. Ты опять это делаешь — отдаляешься. Не то чтобы твой язык тела было легко читать, но ты погрузилась в размышления, и я подумала, что ты сорвёшься.

— Вообще-то, я не срываюсь.

— Ты, эмм…

Я понимала, о чём она думает. Я почти с облегчением осознала, что спустя два года, мы всё ещё одинаково мыслим. Я понимала её, она понимала меня. Мы всё ещё были подругами.

Она вспомнила о Александрии и Тагге. Я убила их тогда, когда оставила Неформалов. Присоединилась к другой стороне.

— Я не срываюсь на моих друзьях или рядом с ними, — сказала я.

— Я говорю о том, что он знает, как нас победить. Что бы мы против него ни использовали, ему достаточно только обратиться к этой силе, и он получит готовое решение.

— У каждой силы есть слабости, — сказала я.

— Силу, которая автоматически гарантирует тебе победу, довольно-таки трудно обойти.

— Трудно, но не невозможно, — сказала я. — Наверное, странно, что теперь в меня вселился ещё больший оптимизм?

— Да. В высшей степени странно, — сказала Сплетница и склонила голову на бок. Она и раньше так делала, крутила головой, словно птица, которая пыталась увидеть что-то под новым углом. — О чём ты думаешь?

— Ни о чём, — я покачала головой. — Но… даже лучшие силы, против которых нам приходилось сражаться, обладали по-настоящему критическими недостатками. Когда мы напали на Мясника, её умение полагаться на четырнадцать сознаний нисколько не помогло против способностей Душечки. Мы использовали способность Ехидны поглощать мёртвую материю и расти, чтобы загнать её в ловушку на базе Выверта. Купили себе время.

— Мне кажется, фишка Сына в том, что он не обладает критическими недостатками. Мы получили силы, потому что он их отдал. Он ограничил силы, чтобы, если до этого дойдёт, мы не смогли с ним сражаться. Ограничил тебя насекомыми, ограничил мои способности анализировать силы. Он всё это затеял потому, что был уверен, что оно сработает, и он использовал путь к победе, чтобы всё проанализировать. Проверил, как мы будем сражаться, и проложил путь, на котором у него было достаточно мощи, чтобы уничтожить человечество в любом возможном сценарии.

— Значит мы должны создать невозможный сценарий, — сказала я.

— Как?

— Не знаю, — покачала я головой. — Но хотелось бы верить, что Губители не входят в его генеральный план.

— Этого недостаточно, — сказала Сплетница.

— И Котёл тоже.

Она довольно энергично покачала головой. Пряди её светлых волос упали на лицо.

— Они создают столько же проблем, сколько и решают.

Я наблюдала за её движениями, за тем, как тщательно она пыталась поправить волосы, и меня осенило. Тревожный звоночек. В ответ, я шагнула ближе.

— Сплетница, — сказала я, не давая ей снова заговорить. Я взяла её за плечи обеими руками. — Остановись.

Она замерла, словно олень в свете фар.

— Остановись, — снова сказала я и заключила её в объятия.

Пессимизм, смешанный с бравадой. Я не уловила этого вовремя, не поняла подругу по-настоящему. Ей страшно, и она пытается это скрыть.

Она стояла, уткнувшись переносицей мне в плечо, и я снова осознала, насколько она ниже меня.

— Удары, способные преодолеть любую защиту, — пробормотала она. — И нам всё ещё не удалось по-настоящему ему навредить. Невероятно подвижный. Осознаёт всё, происходящее вокруг. И он побеждает. Победа — это одна из его суперсил.

— Есть варианты. Всегда есть варианты. Способы обмануть силы, способы поставить подножку. Ему совершенно не понравилось, когда я создала много клонов-обманок. Или когда кто-то создавал дублей. Возможно, это подсказка.

— Возможно, — пробормотала Сплетница. Я чувствовала, как её ногти царапнули ткань моего костюма. — Ебала я всё это. Ненавижу чувствовать себя такой тупой. Столько херни, которую я не знаю и не могу узнать. Вроде этой ебанутой Зиз. Блядь, мне всегда было насрать на всех, кроме меня и моих друзей, а сейчас я волнуюсь о том, что случится со всеми, и не могу ничего сделать!

Я промолчала. Я могла ответить, сказать ей, что всегда есть способ сжульничать. Что с учётом всех сил мира обязаны быть способы сжульничать. Утешение ей не требовались.

Она была мастером блефа, её маска была лучшей среди всех, кого я знала, она вжилась в свою роль лучше, чем кто-либо другой среди Неформалов или Стражей. И вместе со всем этим она стала столпом, источником, к которому все вокруг обращались с вопросами.

Но был ли кто-то, к кому она сама могла обратиться в поисках поддержки?

Через минуту она разорвала объятия и повернулась ко мне спиной до того, как я смогла увидеть её лицо.

— Всё хорошо? — спросила я.

— Тип-топ, — ответила она, не глядя на меня. Она потянулась, затем вытерла глаза. — Макияж испортила. Веки под маской, которые я крашу в чёрный. Вся косметика размазалась о твоё плечо.

— Я всегда предпочитала линзы, — подыграла я. — Защитные очки, если угодно.

— Само собой, но если куча народу в одной команде начинает вставлять в маски линзы, то создаётся впечатление, что это общая тема, а так делают только отстойные команды.

Я немного улыбнулась.

Она подняла голову вверх.

— А ты не говори об этом никому. Если имбецилы узнают, что мы обнимались, они всё поймут не так. У них и так воспалённое воображение.

Она что, с Симург разговаривает?

Она повернулась, и я ощутила секундное замешательство. Похоже, её макияж действительно смазался о мой костюм. Никаких следов потёков, которые были после дождя возле поселения Элиты, никаких следов слёз.

Она заговорщицки улыбнулась.

— Вы с Симург подходите друг другу, — сказала я. — Дурите людям головы!

— Посмотрим. Ну, хватит уже меня опекать.

Я нахмурилась.

— Приходи пообщаться попозже, если более важных дел не будет. Хотя они наверняка найдутся. Со мной будет всё нормально, что-то я для себя прояснила. Теперь мне есть, в какую сторону копать. Плюс, нужно снова заняться делами Дракона. Нужно разгребать просто океаны дерьма.

Я кивнула.

— Иди, — сказала она.

Я ушла. Это место засасывало. Если я не уйду сейчас, то могу не уйти никогда.

Интроверт отправился искать общения с людьми, а экстраверт остался в молчаливой компании Губителя.

«Я скоро вернусь», — подумала я.

— Я хочу её погладить!

— Моя очередь!

Я ощутила их при помощи насекомых ещё до того, как подошла. Стайка детей, взрослая женщина, загон, небольшое пушистое животное.

Я не хотела их прерывать, так что потянулась и собрала рой бабочек.

Насекомые пришли в движение, собираясь в маленький плотный шторм.

— Что? Эй! Это же Рой… Шелкопряд, — сказала Шарлотта.

Я не пользовалась летательным ранцем, шла пешком. В любой момент может потребоваться вступить в бой, было бы некстати потратить весь заряд.

Дом был одним из аванпостов, которые установили люди Сплетницы. Северная часть города, с видом на место, где находилось бы кладбище кораблей, в сорока минутах ходьбы от поселения Броктон-Бей.

В три этажа высотой, укрыт от случайного взгляда полосой деревьев и невысоким холмом. Возле дома был огорожен загон. Три собаки наблюдали за моим приближением.

Когда я приблизилась, они зарычали. Я не вздрогнула и не замедлила шага, и рычание стало громче.

— Тихо, — сказала Шарлотта. — Сидеть.

Рычание прекратилось.

Я подошла, и Шарлотта обняла меня. Выглядела она неплохо, вот только лет на пять старше своего возраста. Одета она была предельно практично, и я не могла не заметить пистолет, висевший на поясе.

Дети же отошли и смотрели настороженно.

Я сняла маску, потёрла лицо в тех местах, на которые она давила. Нацепила очки.

— Насколько всё плохо? — тихо спросила Шарлотта.

— Что? — на секунду мне показалось, что она что-то скажет о моём отце.

— Ситуация.

А. Она всего лишь об этом.

— Конец света. Куда уж хуже?

Она кивнула.

— Ты помнишь детей?

Я помнила. Они стали на два года старше. Мэй, Эфраим, Мэйсон и Кэти. Эйдена и Джесси не было.

— Привет, народ. Давно не виделись.

Они неловко поёрзали. Мэй сдержано махнула рукой, но не более того.

— Ничего личного, — сказала Шарлотта. — Ты знаменита, мы смотрели видео в сети. Оу, Джей и…

Я громко застонала.

— Все видео, что смогли найти, — немного улыбнулась Шарлотта. — Я хотела, чтобы они тебя помнили.

После этого дети, кажется, засмущались ещё больше, отчего мне стало совсем неловко. Я посмотрела на загон. Сетка, судя по всему, была изготовлена из двух различных материалов. Один слой был установлен поверх другого и закреплён цепями и верёвками. Внутри стояли три козлёнка.

— Ага. Сплетница всё устроила, чтобы любой, кто занимает дом, мог получить коз, чтобы разводить и получать молоко. В конце концов, даже одна коза много чего даёт. Молоко, йогурт, сыр… — Шарлотта оглянулась через плечо на детей и прошептала: — Мясо.

— Вполне разумно, — сказала я.

Я подошла к ограде, нагнулась и протянула руку к козе. Та не попыталась укусить или увернуться и я погладила её волнистую шерсть. Волосы были жёсткими. Животное заблеяло, но не убежало.

Я хотела их проведать. Убедиться, что у них всё нормально. Так и было.

Сейчас я чувствовала себя не в своей тарелке. Так странно, учитывая, что эти люди были когда-то центром моей жизни. Я не могла просто уйти, но не знала, что сейчас делать.

— Ходит множество безумных слухов, — сказала Шарлотта.

— Все правдивы, как я подозреваю, — ответила я. Мне не хотелось об этом говорить.

— Ладно, — в её голосе не было удивления. Других вопросов не последовало.

— Мы собираем силы. Запугали людей, которые создавали проблемы. Янбань, скорее всего, больше не доставят неприятностей. Элита не сможет контролировать доступ к ключевым поселениям, не сможет решать, кто имеет там право быть, а кто нет.

— Ты говоришь об этом таким будничным тоном, — сказала Шарлотта.

— Всё и было очень буднично, — ответила я, вытащила руку из-за ограды и повернулась к ней.

— Ладно, — снова сказала она.

И опять никаких вопросов. Она вовсе не жаждала узнать.

Несправедливо было бы рассказать ей и свалить на неё ещё и это.

Но кроме дел кейпов говорить было не о чем. Я смотрела, как скачут в загоне козы.

— Диана, Брюс и Авраам, — сказала Шарлотта.

— Авраам?

— Мэй назвала его.

— А, — я посмотрела на детей и увидела Мэй, которая сложила руки и, глядя очень пристально, кивнула. Она крайне серьёзно подходила к дурачествам, вспомнила я.

Они все держались настороженно. Ни улыбок, ни восхищения моим появлением.

А чего я ожидала? Для многих из них я отсутствовала треть их жизни.

Дети осмелели, когда открылась дверь дома. Наружу вышел Форрест. Он сменил облегающие джинсы на мешковатые. На нём была простая фланелевая рубашка с короткими рукавами. Борода осталась такой же большой.

Он подошёл и, улыбаясь, пожал мне руку.

— Ты здесь, чтобы узнать, согласились ли мы на сделку?

— Сделку?

— Ты не сказала ей? — посмотрел он на Шарлотту.

Шарлотта покачала головой:

— Я растерялась.

Я посмотрела на них в поисках ответа.

— Что случилось?

— Прибыла группа, предлагавшая силы на продажу. У них были целые ящики этих стеклянных бутылочек.

— Когда?

— Около часа назад.

«После нашего разговора», — подумала я. Рейчел, Чертёнок, Сплетница и я решили перекусить и обсудить наши дальнейшие шаги. Котёл не замедлил приступить к работе.

— Чёрная женщина в лабораторном халате? — спросила я. — И брюнетка в деловом костюме?

Форрест кивнул.

— Мы не приняли их предложение, — сказала Шарлотта. — Она говорила убедительно, но… не могу даже сказать, почему я отказалась. Потому что нужно присматривать за детьми, и потому что я не боец.

— Очень многие согласились, — сказал Форрест. — Это шанс сделать что-то, вместо того чтобы сидеть и чувствовать себя бесполезным. Но мы с Шарлоттой всё обсудили и решили, что это не для нас.

Она сказала, что не знает, почему отказалась, хотя они всё обсудили?

Утверждения не складывались между собой. Шарлотта избегала смотреть мне в глаза.

Дело во мне?

Я была причиной, по которой они отказались?

Сердце сдавило, но мне удалось собраться с чувствами и произнести уверенным голосом:

— Мне кажется, тому, кто никогда не видел, с чем имеют дело кейпы, намного проще принять подобное предложение.

— Ага, — сказал Форрест, и в его голосе прозвучала нотка облегчения, которая подтвердила мои мысли.

— Я не… я мечтала о том, чтобы получить силы, да и кто не мечтал? Но я не могу… получить их и не помогать… а мне не кажется, что от меня будет помощь, — сказала Шарлотта.

— Я был неподалёку, когда группа Крюковолка напала на магазин одного парня, и затем долгие годы у меня не было даже похожих не это потрясений, пока не напал Левиафан. Я видел, как Манекен пришёл на набережную.

— Я помню.

Я не забыла, как Форрест взял бетонный блок и начал дубасить голову Манекена. Он даже сумел проломить оболочку, что сыграло ключевую роль в нашей победе.

— Мы это обсуждали, и никто из нас не хотел оставить детей без… без взрослых? Я не знаю даже, как нам следует теперь называть себя. Но я видел, насколько плохо всё может быть. Я хочу помочь, но не уверен, что буду лучше других, когда получу силы.

Я не была уверена в том, что он прав. Форрест был храбрее даже некоторых знакомых мне кейпов. Он обладал чертами характера, которые я замечала в лучших из нас. Чертами, которые я надеялась видеть и в себе.

Я осознала, что замолчала, потерявшись в мыслях.

— Ладно. Не переживайте насчёт тех бутылочек. В любом случае существовала вероятность, что вы бы превратились в чудовищ.

— Она упоминала об этом, — сказала Шарлотта.

— Да, это хорошо. Хорошо, что вы не согласились. Я просто хотела вас проведать, — сказала я. — Вы в чём-нибудь нуждаетесь?

— Денег более чем достаточно, — сказала Шарлотта. — Запасов тоже хватает. Спасибо.

Я кивнула.

Я чувствовала какое-то внутреннее беспокойство. Оно было со мной с самого начала, с того момента, как я вторглась в эту семейную идиллию и поняла что не подхожу этому месту. Чувство нарастало, становилось сильнее.

— Этого хватит на какое-то время? — спросила я. — Денег и запасов?

Форрест странно на меня посмотрел:

— На какое-то время? В каком смысле?

— На десять лет? Двадцать? Тридцать?

Он не ответил. Лишь бросил на меня странный взгляд. Я едва не вздрогнула.

— Да, — мягко ответил Форрест, почти нежно. — Хватит настолько долго, насколько понадобится.

— Хорошо, — сказала я.

Забавно, насколько здесь была хорошая погода. Неожиданное изменение ночи на день, хорошей погоды на плохую делало тщетными мои попытки приспособиться или выспаться. Всё было в хаосе, и лучше не становилось.

Наверное, это никогда не кончится.

Я подавила вздох, осознав, что задерживала дыхание.

— Хорошо. На самом деле это всё, я просто…

«Хотела напомнить себе, ради чего я сражаюсь в этом последнем бою».

— …вот. Вот и всё, — сказала я.

Форрест протянул руку, и я пожала её.

Шарлотта обняла меня ещё раз. Я отошла, затем взлетела.

Глупо было летать, когда топливо может закончиться, но по-другому я не хотела.

Я уже покинула пределы слышимости, когда насекомые зафиксировали голос Мэй:

— Ты же говорила, что от денег толку нет.

— Тсс, тихо, — шикнула на неё Шарлотта.

— Говорила. Ты сказала, что никто их не берёт. Что все хотят только обмениваться.

— Тсс, — сказала Шарлотта.

— И ты говорила, что зима будет тяжёлой, если мы не вырастим больше овощей. Так почему ты сказала, что у нас всё нормально?

— Потому что так и есть, — сказал Форрест. Насекомые, которые сидели на его рукаве, почувствовали, как он обнял одной рукой Шарлотту и подтянул её ближе.

— Мы всем ей обязаны, — сказала Шарлотта. — Того, что у нас есть, по большому счёту, достаточно.

Она, без сомнения, сказала это, потому что знала, что я слышу через насекомых. Она не отличалась особой хитростью, но всё же я подумала, что это было сказано для меня, а не для Мэй.

И всё же это было для меня безумно важно.

— Дверь, пожалуйста, — сказала я. — Фасети.

В воздухе открылся портал.

— Мисс Эберт, — приветствовал меня Гленн Чемберс и улыбнулся. — Похоже, и в самом деле конец света наступил, раз уж мои старые ученики посещают меня.

— Ученики? — спросила я, взглянув на человека, сидевшего в другом конце комнаты. Квинн Калле, мой старый адвокат. Когда я вошла, он встал со своего кресла.

Мистер Чемберс остался сидеть.

— А разве вы не моя ученица? — он наклонился вперёд. — Мне хотелось бы верить, что я научил чему-то всех, с кем работал. Может быть, это тщеславие?

— Тщеславие — неплохая черта характера, — сказала я. — Раздутое мнение о собственных способностях может оказаться полезным, если ты готов ему соответствовать.

Мистер Калле поднял бровь. Он был слегка взъерошен, на нём не было ни галстука, ни жилетки, и тональный крем, маскирующий шрам на щеке, был частично стёрт. Он взглянул на мигающую лампу и протянул руку.

Я пожала её.

— Не ожидала встретить вас здесь.

— Совместные усилия, — сказал он. Спокойный и невозмутимый, несмотря на внешний вид. — Навалилось слишком много бумажной работы, чтобы я один мог её разгрести, так что я решил найти нескольких людей, которые работали с суперзлодеями.

— А, — сказала я.

— Я делаю костюмы для всех, — сказал Гленн. — Но костюмами для героев больше занимается СКП, а они из злопамятства отговаривают героев пользоваться моими услугами. Таким образом, моя клиентская база стала несколько односторонней. Впрочем, я занимаюсь и модой, но это скорее хобби, чем заработок.

— Мода и преступность обычно не связаны, но Гленн знаком-таки немного с национальной базой злодеев, — сказал мистер Калле. — СКП удовлетворено тем, что он не даёт мне впасть во всепрощение, когда речь идёт о моих старых клиентах.

— Так чем конкретно вы заняты? — спросила я.

— Даю заключения по кейпам, — ответил мистер Калле. — В подобных обстоятельствах для уголовного юриста работы немного. Мне нашли другую задачу: я помогаю решать, кого выпускать из тюрьмы, если свидетелей найти не удалось. Кому выйти из Клетки, кому покинуть обыкновенную тюрьму и так далее. Начинаем с высших рейтингов силы, и идём вниз по списку.

«Укрепляют наши ряды», — подумала я. Котёл раздаёт составы, словно конфетки, а люди вроде Калле освобождают старых заключённых.

Чем же заняты остальные?

— Я просто…

— Ты хотела поблагодарить меня, — сказал Гленн. — Это естественно.

— Естественно, — сухо сказала я.

— Будьте уверены, — заговорил мистер Калле, приподняв бровь, — что меня ни в малейшей степени не задело, что вы решили поблагодарить его прежде меня. Я хочу сказать, что я всего лишь тот, кто встал рядом с вами и помог сразиться с системой после крайне несвоевременного убийства Александрии и директора Тагга, совершённого прямо у меня на глазах. И всё же, человек, который даёт советы касательно моды, важнее.

Я пересекла комнату, наклонилась и поцеловала мистера Калле в щёку.

— Простите. Я не была уверена, не затаили ли вы за это обиды. Спасибо за всё.

— Всегда пожалуйста, — почти рассеянно ответил он. Его внимание было приковано к ноутбуку.

— Как освежающе, должен признать, — сказал мне Гленн. — Все остальные, кто приходил ко мне, говорили, что они пришли к осознанию того, насколько было важным то, чему я пытался научить их о внешнем и внутреннем образе. Некоторые из них даже говорили искренне.

— Возможно, это чересчур оптимистично, — сказал мистер Калле, не отрываясь от экрана.

— Возможно. Но эта юная леди восприняла мои слова близко к сердцу ещё до того, как начался конец света. Это я вижу.

— Боюсь, из меня не получилось хорошего героя, — сказала я.

— Почему-то, — Гленн откинулся на спинку кресла, — меня это не удивляет.

— Да, подумать только, — сказал мистер Калле. — А я было решил, что вы будете просто образцовым героем.

— Я действительно попытался изменить её, — сказал Гленн. — И отдам ей должное, она тоже попыталась измениться. Неимоверные усилия, но…

— Мне не кажется, что мы живём в реальности, в которой геройство работает, — сказала я.

Глен посмотрел на меня, явно раздражённо.

— Шевалье.

— Он управляет Протекторатом с больничной койки, — сказала я. — И они изо всех сил стараются не допустить к нему Инженю. Он отказывается быть исцелённым до тех пор, пока есть другие пациенты.

— Умно́, — сказал Гленн. — Это для него единственный способ заняться делом. Начальство не может потребовать от него выходить на публику, пока он прикован к постели. Как только битва начнётся, он примет визит целителя и будет в первых рядах, это я гарантирую.

— Я примерно так и подумала, — сказала я.

— Видишь? Ты доказала оба моих утверждения. Ты была прекрасной ученицей и Шевалье именно тот герой, который нам нужен, — сказал Гленн и посмотрел на сотрудницу, которая принесла в кабинет коробку с папками. — спасибо, Кэрол.

Она взглянула на меня и мистера Калле, который, в свою очередь, сложил пальцы в виде пистолета, прищурился и щёлкнул языком, «стреляя» в неё. Она улыбнулась и покачала головой.

— Серьёзно? — спросил Гленн. — Как грубо.

Мистер Калле не отвернулся от ноутбука.

— Я могу быть грубым, если не работаю с клиентом.

— Быть грубым вообще не нужно.

— Это работает.

— Работает что угодно, если ты достаточно хорошо выглядишь. И именно поэтому, повторяю, грубым быть не нужно.

— Но это же забавно, — сказал мистер Калле. — У всех нас есть недостатки, разве нет?

Глен похлопал себя по животу и рассудительно кивнул.

— Признаю, это так. Должен признать за собой склонность к театральности.

— Я начинаю задумываться, как вам удалось хоть что-то сделать сообща? — заметила я.

— Нужно же как-то поддерживать тонус, — ответил Гленн и развернул ноутбук. — Ты его знаешь.

Убер.

— Знаю, вроде как. Не думала, что он попадёт за решётку. И что же Убер сделал?

За него ответил мистер Калле.

— Попытка убийства. Неадекватный тип, но не настолько, чтобы его упекли в Клетку. Некоторое время жил вместе с Цирк, но это не сработало. Ни с отношениями, ни с партнёрством. Если бы он снова сорвался с цепи, они потеряли бы больше, чем могли бы когда-либо приобрести, поэтому его упрятали в надёжное место. Он пока не сбежал.

— Что-то случилось с Элитом, — решила я. — Только в этом случае он мог стать таким… неуправляемым.

— Перешёл дорогу не тем людям, был убит, — ответил Гленн.

А ведь мы могли бы его использовать.

— Убер… он должен был стать лучше, — сказала я. — Я раньше думала, что из него мог бы выйти незаурядный кейп, если бы Элит его не тормозил.

— Видимо, нет, — сказал Гленн. — Нам принять его или отвергнуть?

— Принять, — сказала я. — Но я пристрастна. Беру практически всех. Я взяла даже Луна.

— Ты взяла Симург, — совершенно невозмутимо заметил мистер Калле.

— Ага, — согласилась я.

— Всё, что надо знать, — ответил он.

— Поместите Убера в больницу, окажите ему медицинскую помощь. Вот и всё. Кто следующий?

— Так мы можем непроизвольно выпустить достаточно неуравновешенную личность, которая разрушит все усилия по обороне. Мне вспоминаются Шевалье, Сплетница и э-э-э…

— Баланс, — сказала я. — Да, я поняла, о чём вы говорите.

— Мне не хватало разговоров с тобой, — улыбнулся Гленн. — Не нужно останавливаться и ждать, пока до тебя дойдёт. Умные люди нынче так редки.

— Совершенно точно, — произнёс мистер Калле, без малейшего колебания включив себя в число умных людей.

— Что означает, — сказал Гленн. — Что мне не нужно косить под дурачка. Ты пришла сюда не просто так, и не только для того, чтоб отблагодарить.

— Я просто… Наверное, я хотела сказать… Я стала намного ближе к тому, чтобы понять, кто я и где мне место. Совсем недавно, я готова была сказать, что решила, но…

— Сомнения в последний момент, — сказал Гленн. — Что ж, это я могу понять.

— Угу… — промычал мистер Калле.

— Мне приходилось видеть, как кейпы меняли свою внешность в соответствии с новым восприятием мира, обретённым в результате сложных решений и серьёзных событий. Сейчас, на самом краю, ты размышляешь, на что ты опираешься. Это естественно, — сказал Гленн.

— Совершенно неестественно, — заметил мистер Калле. — Большинство меняют своё поведение как только получают оплеуху и билет в один конец в Клетку. Кто же настоящая личность: человек, которым они были на протяжении двадцати предыдущих лет, или тот, кем они становятся после того, как защёлкнули наручники?

— Вы хотите сказать, что эта «я» — не настоящая, что это результат кризиса? — спросила я.

— Ты? — помедлил мистер Калле. — Хм…

— Её поведение после ареста изменилось на удивление мало, — заметил Гленн. — Включая, как вы это описали, крайне несвоевременное убийство двух весьма известных личностей, произошедшее в результате провокации. Практически слово в слово то, что написала Мисс Ополчение в её досье.

— Признаю поражение, — согласился мистер Калле.

— Не уверена, что хотела бы, чтобы меня определяли именно так, — сказала я.

— Принимай это как есть, — сказал Гленн. — Когда ты в гневе, ты чрезвычайно страшна. Быть может, сейчас самое время прийти в ярость.

— Злиться на Сына — это всё равно, что обижаться на стихийное бедствие, — сказала я. — Он не понимает и не реагирует. Мои крики неразличимы в хаосе.

— Когда ты напала на Александрию, ты не кричала, — заметил мистер Калле. — По правде говоря, мне помнится, что ты была очень спокойной.

Я кивнула.

— Если ты решила, кем ты хочешь быть, — сказал Гленн. — Прими это целиком. Хорошее, плохое, неясное. Уязвимые и сильные стороны. Злость — это тоже неотъемлемая часть. Страх за людей, которые тебе дороги — тоже сила. Кажется, что это не так, когда испытываешь его, но это источник, к которому можно обратиться.

— Точно, — сказала я и подумала о Шарлотте и детях.

«Я не хочу облажаться, не хочу дать этой мрази разрушить всё то, что они пытались построить».

— И, если повезёт, если будешь знать, кто ты, то не придётся тратить время и усилия на создание видимости. Может быть, та толика освободившегося времени и усилий сыграет решающую роль.

Позади меня открылся портал. Один из Стражей Нью-Йорка. Несколько потрёпанный.

— Берегите себя, мисс Эберт, — сказал мистер Калле, помогая мне уйти, а вновь прибывшему — войти в комнату.

— Прощайте, — сказала я. — Ещё раз спасибо.

— Прощай, Тейлор, — сказал Гленн. — Вы: Шелкопряд, Рой и стратег — все вместе задайте ему жару, понятно? За всех тех, кто не может сражаться на передовой.

Я кивнула.

— Дверь к Мисс Ополчение.

Портал открылся, и небольшая толпа вокруг расступилась. Их внимание было обращено в сторону.

Мне понадобилась минута, чтобы понять, что здесь происходит. Сотня людей, сидящих на откидных стульях или стоящих в траве по сторонам и сзади. Они смотрели кино, которое проецировалось на огромное белое полотно. Некоторые держали бумажные тарелки с супом, другие — пиво.

Насекомые просканировали толпу, и я обнаружила товарищей по команде.

Кукла и Рапира в гражданской одежде сидели рядом, держась за руки. Я могла бы не заметить их, если бы не шпага, которую Рапира держала под рукой.

Рядом с Рейчел сидела Аиша, а под их сиденьями, там, где они никому не мешали, уместились собаки. Разбитые Сердца заняли сидения вокруг них. Странные двойники Алека, с другими фигурами, цветом волос, полом и стилем одежды, но достаточно похожие, чтобы я заметила сходство.

На экране собаку преследовала группа детей. Я видела в темноте лицо Чертёнка, которая довольно смотрела на явно раздражённую Рейчел.

— Это же другая собака, — прошептала Рейчел. — Почему никто этого не видит? Порода та же, но собаки совершенно разные.

— Притворяйся, — произнесла Аиша, её улыбка не погасла ни на мгновение.

Один из младших Разбитых Сердец шикнул на них.

Мисс Ополчение стояла рядом с группой молодых кейпов. Горн, Крутыш, Виста, пара других, которых я не узнала, и Эйден. Подростки смотрели кино, а Мисс Ополчение следила за толпой, ожидая неприятностей — не в последнюю очередь из-за Аиши и Рейчел.

Я не хотела им мешать, не хотела портить детям впечатления.

Это было отвлечение. Тупое кино, по всей видимости, но всё же отвлечение. Это была возможность для кейпов не думать о том, что будет дальше. Не зацикливаться на осознании того, что через минуту, час, день или неделю мы вступим в последний, решающий бой.

Я вытащила из-за пояса небольшой блокнот и ручку.

*«Мисс Ополчение,

Когда-то давно я хотела стать героем. В ту ночь, когда я передумала, в ту самую, когда мы напали на благотворительный сбор средств, я собиралась написать вам письмо. Наверное, сейчас пора его закончить…

Написать то письмо было непросто, непросто писать и сейчас, по многим причинам. Я не стала хорошим героем, и я использую прошедшее время потому, что не могу сейчас искренне назвать себя героем. Сегодня я встречалась с людьми, и, подозреваю, встречусь со многими другими, если обстоятельства это позволят, чтобы поблагодарить тех, кого следует поблагодарить, и позаботиться о том, чтобы после меня осталось какое-то наследие. Чтобы кто-то вспоминал обо мне, если мы выживем.

Когда я была героем, когда я поступала правильно, мне кажется, я подражала вам и Шевалье. Оглядываясь назад, я думаю, что если бы я присоединилась к Стражам, то у меня бы всё получилось, поскольку вы бы меня поддерживали. Не могу сказать, что сожалею, что сделала, но не могу сказать и что не сожалею…

Простите. Не буду тратить ваше время. Всё, что я хотела сказать — это спасибо. Спасибо за то, что поддержали меня, когда это было важно.

–

Тейлор Эберт».*

Я сложила его и передала рою для доставки. Я не хотела ждать, чтобы увидеть её реакцию.

— Дверь, к Сплетнице, — прошептала я.

На всё про всё — выполнение всех дел и встречи с всеми людьми — ушло около часа.

Я посетила не всех, кого должна была увидеть. Я пропустила кое-кого из самых важных.

Самого важного. Моего папу.

Возможно, в конце концов, я была трусихой. Я знала ответ, но не хотела его услышать.

Я не была абсолютна уверена, что имею право узнать. Нельзя получить такой удар так незадолго перед важнейшим боем.

Я почти неслышно прошла через дом. Солдаты Сплетницы пропустили меня.

Это было не её место. Что-то другое. Защищённое здание, в которое, вполне возможно, мог получить доступ только Котёл.

Я поняла, что происходит, когда вошла в комнату Сплетницы. Она спала, свернулась на кушетке рядом с ноутбуком с погасшим экраном и мигающими огоньками.

Я услышала бормотание. Разговаривает во сне?

Я склонилась над ней, увидела чёрный след от подводки для глаз. Из уголка её глаза скатилась слеза.

Плачет во сне.

Я нашла одеяло, накинула на неё, затем присела на краешек кушетки.

— У меня никого не осталось, кроме вас, ребята, — сказала я. — С остальными наши дороги разошлись.

Снова бормотание.

Не от Сплетницы.

Не из какого-то конкретного места.

Я попыталась вслушаться, и почти сразу же пожалела об этом.

Музыка. Колыбельная, предельно тихая, едва слышная.

Я слышала её не ушами.

Я пересекла комнату и коснулась толстого стекла, которое наверняка было пуленепробиваемым. За ним были видны охранники со светящимися экранами приборов ночного видения.

Снаружи была Симург.

Она работала над расширением своего арсенала, а колыбельная продолжала звучать.

— Хватит, — прошептала я.

Она прекратила.

Тишина была оглушающей. Ни звука вокруг, ни ветра, ни людей.

Что заставило меня задуматься, не была ли колыбельная громче, чем я думала. Как я могла оценить её громкость, если не с чем сравнивать, кроме как со своими собственными мыслями.

«Прости».

Слово промелькнуло в моём сознании. Мой голос.

Но слово — не моё.

Симург повернулась, волосы развевались на ветру. Её руки всё ещё были подняты в воздух, она сооружала при помощи телекинеза ещё одно орудие для своего арсенала. Её взгляд встретился с моим.

Я аккуратно присела на кушетку рядом со Сплетницей.

Всю ночь я не сомкнула глаз.