Интерлюдия 18.а (Самый могущественный человек на свете)

— Я — Кевин Нортон, и я — самый могущественный человек на свете.

Кевин подал знак рукой, и Герцог негромко гавкнул.

— Я спас миллионы жизней. Миллиарды.

Ещё один знак рукой — ещё одно утвердительное «гав».

Он вытянул кружку, но пешеходы просто сторонились, игнорировали его.

Кончик подошвы, оторвавшийся от носка старого ботинка Кевина Нортона пару дней назад, очень сильно вывернулся, зацепившись за мостовую. Бродяга споткнулся и едва не упал. Герцог отскочил с его пути, тревожно вскинув уши.

Он устоял на ногах, уцепившись за проходящую мимо женщину, которая почти оттолкнула его, её лицо резко исказилось брезгливостью.

— Простите, мисс, — сказал Кевин, а женщина ускорила шаг, поспешив по своим делам. Когда она не ответила, он повысил голос, чтобы женщина могла услышать конец фразы:

— Печально, что человек моего положения не может позволить себе новые ботинки, не правда ли?

Кевин стал почти прихрамывать, стараясь ступать так, чтобы снова не споткнуться из-за ботинка. Дорога была старой, брусчатка мостовой истёрлась ногами сотен людей за несчётное количество лет. Район вокруг, напротив, не был таким старым. Обновлённые витрины и новые здания всплывали вокруг, повторяя старый британский стиль, и в то же время оставаясь современными, оригинальными и свежими.

— Мы не сможем остаться здесь надолго, Герцог, — сказал Кевин. — Столько средств сюда вкладывают, бродяги им тут не нужны. Но я просто хочу посетить своё прежнее жилище, посмотреть, что с ним стало.

Он увидел приближающуюся к ним семью и протянул кружку:

— Несколько пенсов для самого могущественного человека на свете?

Дети уставились на него, но родители отвели взгляд, а мать обняла младших за плечи, будто пытаясь их защитить.

Кевин пожал плечами и пошёл дальше. При каждом движении руки в кружке позвякивала пригоршня монет.

— Ты едва ли помнишь этот район, — сказал он Герцогу. — Я убрался отсюда ещё до того, как встретил тебя. Сбежал. Пару раз проходил здесь, когда ты был ещё таким маленьким, что помещался у меня в руке, но вообще я избегал этого места. Не могу сказать, что не скучал. Прежние владельцы давали мне немного объедков.

Он показал рукой:

— Вот тут была пекарня. Они выкидывали всё, что лежало больше одного дня. Мешки булочек и пирожных. Сосиски в тесте, мясные пироги. Когда они поняли, что я прихожу сюда отведать их стряпню, дополнить свой скудный рацион, то стали составлять мешки с одной стороны мусорного бака, так, чтобы они не пачкались, и оставляли что-нибудь ещё. Приятные мелочи. Салаты, чтобы я поел немного овощей. Расчёску, зубочистку, мыло, дезодорант. Добрые люди.

Кевин наклонился и почесал Герцогу макушку.

— Интересно, что с ними стало. Надеюсь, после всех перемен у них всё сложилось нормально. Будет вопиюще несправедливо, если их просто выжили отсюда, и они не получили достойной компенсации за свои магазины. В конце концов, они это заслужили. И даже большего.

Герцог зевнул и закончил зевок коротким поскуливанием.

— Я, говоришь? — сказал Кевин. — Нет. Я не заслужил ничего. Что там за фраза, про силы и ответственность? Как у самого могущественного человека на свете — у меня чертовски большая ответственность. Да, я иду спать голодным, мне ужасно спалось, когда у меня были вши, но из-за чего я действительно не могу спокойно спать, так это из-за мысли, что я, возможно, не выполняю свои обязанности.

Кевин опустил взгляд, и Герцог заглянул ему в глаза, вопросительно наклонив голову.

— Мне страшно, парень. Потому что я трус. Тремя путями попадают в условия, в которых нахожусь я. Сейчас я говорю не о «самом могущественном человеке на свете», а о том, что мне некуда пойти, нет ни единого друга в этом мире, кроме тебя. Первый путь — недостаток поддержки. Заботливая семья, друзья… с ними можно через всё пройти. Тебя некому поддержать? Даже пустяк может сбить тебя с ног, если никто не подхватит.

Раздался глухой удар грома, и вслед за ним полил сильный дождь.

— Летний дождь, Герцог. Как раз вовремя, правда?

Немногие люди на улицах побежали в поисках укрытия, и через минуту узкие улочки почти опустели. Кевин вытянул руки, чтобы дождь стекал по ним. Провёл пальцами по волосам, чтобы зачесать их назад, поднял лицо к небу.

Через несколько секунд Герцог встряхнулся, разбрызгивая воду. Это вывело Кевина из задумчивости.

— Что я говорил? Ах, да. Второй вариант попадания в мою ситуацию? Болезнь. Или что-то с головой, или что-то с телом, или же болезнь, которая приходит от бутылки или курева. Я пошёл третьим путём. Трусость. Побег из жизни. Побег от себя. Иногда бутылка — это тоже трусость. Ну не знаю — что-то типа побега от правды о том, что ты делаешь с собой. Я должен поблагодарить тебя за то, что ты уберёг меня от этого греха.

Почувствовав холодный ветер, он шагнул под козырьки недавно отремонтированных зданий в поисках недолгого приюта от ливня.

— Живёшь по накатанной, и сложно начать жить смелее. Для того, чтобы просто вернуться сюда, мне пришлось собрать всё своё мужество.

Герцог подсунул голову Кевину под руку, и тот не удержался от улыбки.

— Хороший мальчик, хороший. Ценю твою моральную поддержку.

Им пришлось опять выйти под дождь, чтобы перейти дорогу. Кевин ускорил шаг, и Герцог вприпрыжку побежал рядом.

Он дошёл до следующего квартала и нырнул под следующий ряд козырьков.

— Я облажался, Герцог. Я это знаю. И придётся с этим жить. Я сделал многое. Думаю, больше, чем многие другие сделали бы на моём месте. Но этого недостаточно. Если моя догадка верна — совсем недостаточно. Дерьмово.

В конце улицы открылась дверь магазина, и оттуда вышла молодая женщина. Миниатюрная, симпатичная, где-то лет двадцати. Чёрные волосы коротко подстрижены и увенчаны тёмно-серым беретом. Чёрные леггинсы, короткая плиссированная серая юбка. Модная одежда. Она пошла в сторону Кевина, держа в руке зонтик.

Когда она приблизилась к нему, он улыбнулся и вышел под дождь, чтобы ей не пришлось этого делать.

— Мистер? — окликнула она.

Он как раз возвращался в укрытие под козырёк.

— Что?

— Возьмите, — сказала она. Её кошелёк был открыт, и девушка протягивала ему десятифунтовую банкноту.

Он взглянул на девушку.

— Спасибо, — сказал он, принимая деньги.

— Всегда пожалуйста.

Он странно посмотрел на неё. Она глядела ему прямо в глаза.

— Обычно есть два варианта развития событий: некоторые люди дают мне денег и даже не взглянут на меня ещё раз. А те, кто взглянет, обычно читают лекцию, как мне эти деньги потратить. Так что можете погрозить мне пальцем и сказать, что я не должен покупать на них наркотики, алкоголь или сигареты. Я всё пойму, и смогу сделать вид, что мне стыдно.

— Тратьте их, как хотите, — сказала девушка. У неё был слабый французский акцент. — Жизнь у вас наверняка такая тяжёлая, что вам, возможно, необходимы маленькие радости, даже если они не очень полезны.

— Абсолютно верно. Будьте уверены, я сначала накормлю Герцога, потом себя, а только потом куплю «маленькие радости», как вы их назвали. Готов признать, что обрадуюсь сигарете, когда смогу выкурить хоть одну.

— Рада слышать, — сказала она, улыбаясь, — привет, Герцог.

— Он хороший мальчик, но я бы не советовал гладить его.

Она отдёрнула руку.

— Болезней и блох у него нет. Я слежу за его здоровьем. Но он — сторожевой пёс. Прикрывает мне спину, когда нужна охрана. Мы заботимся друг о друге. Так что, защищая меня, он не в восторге от людей, которые подходят слишком быстро или слишком близко.

— Это вы дали ему имя? — спросила она. После кивка она полюбопытствовала: — Почему именно Герцог?

— Долго и тщательно это обдумывал. «Герцог» звучит подходяще. Самый высокий чин в нашей Великобритании, по статусу чуть ниже только короля. Подходит псу, который служит самому могущественному человеку на свете.

Он сказал это, глядя прямо ей в глаза, и заметил грусть на её лице:

— Самый могущественный человек на свете?

— Это правда. Но не думайте, что я не заметил — вы мне не верите.

— Это серьёзное заявление, мистер…

— Кевин. Кевин Нортон. Не обращайте внимания на то, что я бомж.

— Лизетта, — сказала она, протягивая руку.

Он пожал её ладонь, тёплую, несмотря на капли дождя.

— Вы в порядке? — уточнила она.

— Что? — оживился он, убирая руку.

— У вас было такое выражение лица.

— Просто думаю, когда же я в последний раз прикасался к другому человеку. Наверное, несколько лет назад. Пастор обнял меня, когда я покидал его приют.

— Годы без прикосновения к другому человеку? Вы так одиноки, Кевин.

— Ну, не совсем уж одинок. У меня есть друг. — Он погладил Герцога по голове.

Лизетта кивнула.

— Но не стоит забывать о мелочах. Даже о рукопожатиях. Это что-то особенное. Значимое. Цените их, даже если пожимаете кому-то руку каждый день.

— Я запомню, — улыбнулась она.

— Не могу выразить, как я вам благодарен, — сказал Кевин. — Тратить время на меня — да, для меня это многое значит. Может быть, это знак, в котором я нуждался.

— Для чего?

— Я оглядываюсь назад, а я ведь не делал этого довольно долгое время. Так сказать возвращаюсь домой. Думаю о вещах, о которых никому не говорил последние двенадцать лет, даже Герцогу. Вы дали мне моральную поддержку, когда я в ней нуждался. Спасибо.

— Приятно слышать. Надеюсь, вы разберётесь со своими делами.

— Тяжкое бремя на моих плечах. Я… у вас есть немного свободного времени? Пройдётесь со мной пару минут?

Она глянула через плечо в ту сторону, куда направлялась.

— Мой поезд…

— Я пойму, если вы не захотите. Но если бы вы могли сделать одолжение старику, сегодня для меня всё прошло бы совсем по-другому. Несколько минут.

— Вы не такой уж и старый, — сказала она и ненадолго замолчала, — думаю, я могла бы.

— Пройдёмте, это недалеко. Но, возможно, вы захотите открыть зонтик.

Она взглянула на него с сомнением.

Он помотал головой.

— Нет. Я не жду, что вы пустите меня под зонт. Я давно не стирал одежду. Не хочется, чтобы на вас это всё попало. Да и Герцог будет ревновать.

Она кивнула. Кевин пошёл вперёд, и она последовала за ним. Он заметил, что девушка держалась довольно далеко, на расстоянии нескольких шагов — достаточно, чтобы следить за ним и иметь возможность убежать, если он что-нибудь сделает. Может, она и добрая, но не глупая.

— Когда всё началось, мне только исполнилось двадцать, — начал рассказывать Кевин. — Я родился в Лондоне, но после смерти моих родителей — я тогда был подростком — у меня там никого не осталось, и я переехал сюда, в Йорк. Встретил девушку, поселился в её квартире. Нельзя сказать: «это причина моих теперешних бед» — я признаю свою ответственность за случившееся. Но так я вступил на этот путь.

— Что случилось?

— Наделал слишком много ошибок сразу. Во-первых, она была не подходящей девушкой. Наши отношения развивались, и я осознал, что женщины меня не привлекают.

— Оу, — сказала Лизетта.

— Возможно, несколько поздно, но я понял, что докатился до такой жизни, делая то, чего от меня ожидают, и встречаться с девушкой — одно из таких дел. Я вам не надоел? Может, скучная история?

— Нет, совсем нет.

— В общем, я был молодым и глупым двадцатилетним пареньком, который вселился к ней, не вписывая своё имя в список квартиросъёмщиков и не откладывая деньги на случай, если придётся выселяться. Она поняла, что у нас не сложится, пригрозила, что выкинет меня, а я умолял её не делать этого — мне некуда было пойти. Считал, что я смогу накопить денег на съём, если останусь, и мы помиримся. Она начала меня бить. Никогда не мог ударить в ответ. Дело зашло слишком далеко.

— Очень жаль.

— Есть приюты для женщин, пострадавших от насилия, но, насколько я знаю, нет таких же для мужчин. Люди почему-то думают, что девушка не может поднять руку на парня.

— Вы ушли?

— И много лет думал, правильный ли я сделал выбор, — произнёс Кевин. — Вот мы и пришли.

Дорога кончилась, и они оказались около небольшого ручейка, впадавшего в реку Уз. Маленький причудливый мостик продолжал мостовую, на замощённом внутреннем дворике стояли скамейки, молодые деревья были высажены в грунт, окружённый бордюром из камней.

— Это дом, в который вы не вернулись? — спросила Лизетта.

— Из всех мест, где я жил, это больше всего похоже на дом, — Кевин вышел из-под зонтика, подошёл к мосту. — Его перестроили. А раньше я под ним спал. Это сюда я пришёл, когда покинул ту квартиру и ту девушку.

— И с тех пор вы живёте на улице?

— Несколько раз бывал в приютах, когда становилось слишком холодно, и они могли взять и Герцога тоже. Приходилось идти на уступки, чтобы оставаться там подольше. В общем, спасибо, что пришли. Я знаю, вы пропустили поезд. Не знаю, хватило ли бы мне когда-нибудь смелости через это пройти, даже с поддержкой Герцога. Я пытался и не доходил бессчётное количество раз. Вы мне очень помогли.

Она странно посмотрела на него:

— Всё нормально. Не торопитесь.

Кевин кивнул.

— Можете подержать Герцога? На минутку.

Она взяла протянутый поводок — верёвку, аккуратно скрученную в шлейку, которая тянулась от плеча Герцога. Почти бесполезная штука — Герцог никогда не вырывался.

Кевин подошёл к мосту, провёл пальцами по круглым камням основания, потрёпанному дождём лицу горгульи, выступающему у основания колонны. Потоки дождя стекали по каменному лицу, по его одежде, пропитывая её насквозь. Будто так и надо.

Из-за дождя это казалось почти бессмысленным, но он опустился на колени у воды, там, где она пенилась от течения и ливня, и помыл руки. Сделал глубокий вдох, чувствуя знакомый запах речной воды. Слабый природный запах.

Его захватил поток воспоминаний.

Кевин откинул волосы назад, набрал воды в ладони и плеснул себе в лицо.

Встал… и застыл на месте.

Из его губ вырвался вздох, приглушённый шумом дождя.

Между ближайшим столиком и деревом, буквально в нескольких сантиметрах от земли, завис золотой человек, светящийся в сумерках и ливне. Свет отражался от капель дождя, сверкал, отбрасывая странные отблески на реку и воду, текущую по мостовой.

Кевин сунул руки в карманы, чтобы согреть их, взглянул на Лизетту и Герцога. Пёс, прижавший уши, не двигался. Лизетта закрыла рот руками и вытаращила глаза. Забытый зонт валялся рядом.

Кевин изучал мужчину. Золотой человек ни капли не постарел за эти годы. Короткая борода и волосы совсем не отросли. Каждый сантиметр его тела — даже глаза — сиял золотом. Он не дышал, не моргал — просто смотрел.

Вода стекала по телу золотого человека, но он не промокал. Волосы чуть шевелились под струями дождя, одежда впитывала влагу, но тут же высыхала. Вода просто стекала с его кожи и волос, оставляя их сухими.

Так проявлялся тот же эффект, который держал в чистоте одежду золотого человека: простой белый обтягивающий комбинезон с короткими рукавами и штанинами до пят. Комбинезон был испачкан бессчётное количество раз, всем, что только можно было вообразить, но сияние, которое отбрасывал золотой человек, отталкивало всё налипшее, медленно очищая его так же, как сейчас избавлялось от воды. Одежда уже была частью его самого.

— Привет, старый друг, — сказал Кевин.

Ответом ему был шум дождя. Золотой человек молчал.

— А я всё думал, встречу ли тебя здесь, — продолжил Кевин. — Давно не виделись. Я почти убедил себя, что просто тебя выдумал. Этот старый пёс даже не родился, когда я ушёл, а сейчас его жизнь подходит к концу — ему двенадцать лет.

Золотой человек молча смотрел.

Кевин отвернулся от супергероя. Бодрой походкой дошёл до зонта Лизетты, поднял его, вытряхнул собравшуюся внутри воду. Затем протянул зонт хозяйке.

— Сын, — прошептала она.

— Нет, — ответил Кевин. — Это имя никогда ему не принадлежало.

— Я не понимаю.

— Подойдите ближе.

Она заколебалась, но всё же подошла и встала совсем рядом с золотым человеком.

Глаза без зрачков всё так же смотрели на Кевина.

— Я сказал, что я — самый могущественный человек на свете. И не соврал, — сказал Кевин. — Видите?

Золотой человек никак не отреагировал.

— Вы управляете им? — спросила Лизетта.

— Нет. Не сказал бы. Да. Не так, как вы думаете.

— Я не понимаю.

— Когда-то золотой человек странствовал, оказываясь в разных местах, смотрел, но ничего не делал. Оцепеневший. Нагой, как в день, когда был рождён. У каждого человека была своя версия о том, кто он. Одни считали его ангелом, другие — падшим ангелом, кто-то был уверен, что есть научное объяснение происходящему. Все соглашались только в одном — он выглядел грустным.

— Так и есть, — Лизетта смотрела во все глаза, но взгляд золотого человека был направлен только на Кевина.

— Нет, — сказал Кевин. — Не верьте этому. Он никак не выглядит. Выражение его лица никогда не меняется. Но где-то внутри есть что-то, из-за чего вы так думаете. Он выглядит грустным, потому что он грустный. Только вот стоит выбросить слово «выглядит».

— Это бессмыслица.

— Он, чёрт побери, летает! И сражается с гигантской уничтожающей континенты ящерицей лучами золотого лазера! Всё, что мы знаем о нём — бессмыслица!

Золотой человек отвёл взгляд от пары, изучая одно из недавно посаженных деревьев. Взгляд сфокусировался на одном из листьев.

— Что он делает?

— Как раз к этому веду. Просто повезло — он остановился где-то здесь под вечер. В то время я ещё только привыкал к такой жизни, жалел себя и не мог никому смотреть в глаза. Увидев его, понял, что это тот самый золотой человек, о котором я слышал из новостей. Тогда я страдал от депрессии, так что подбежал к нему, схватил за грудки и проклял на все лады.

— Почему?

— Потому что он посмел быть несчастнее, чем я. Или потому, что люди возлагали на него столько надежд, но он ничего не делал — ёбаный безымянный путешественник, умеющий летать. Не знаю. По большей части я кричал на себя. Я что-то говорил о том, чтобы не скулить и не жаловаться, не быть таким ничтожеством, и о том, что если бы он помог, например, раздавать еду для бездомных, ему стало бы лучше.

— Раздавать еду бездомным?

— Я не ждал, что он всерьёз пойдёт работать на раздаче. Ну, то есть тогда ждал, но это к делу не относится. Я сказал ему идти и что-нибудь сделать, помочь людям. И он помогает. С тех самых пор.

— Так просто?

— Взгляните — внутри него пустота. С ним что-то случилось — что-то, что сделало его таким. Сломало. Свело с ума. Может, поэтому он и скитался по миру — искал ответы, пытался понять, что происходит.

Золотой человек всё так же смотрел на листья.

— Он не обижается? — спросила Лизетта. — Когда вы обсуждаете его так, словно он не понимает, о чём речь?

— Понимает. Слышит. Но он никогда со мной не говорил. Даже почти не смотрит на меня, когда я говорю. Не проявляет эмоций — может, не понимает, что это.

— Очень похоже на аутиста, — заметила Лизетта.

— Почему это? — спросил Кевин.

— Слишком много информации, — ответила она. — Слишком много раздражителей глушат всё остальное.

— Усиленный слух? Слышно все звуки города сразу?

— Может и так. А может, он замечает вещи, которые мы не чувствуем, — сказала она. — Самый могущественный человек на свете — и взгляните, он сейчас словно дитя.

— Да, и пока что-нибудь не изменится, — заметил Кевин, — я — единственный человек, которого он слушается. Приходил ко мне, если я был один, даже в плохую погоду или поздно ночью — и когда бы он ни появлялся, никто не шёл за ним.

— Я слышала, что его не получается увидеть камерами или спутниками. Приходится полагаться на очевидцев и всемирную паутину для отслеживания.

— Ого. Должно быть, так и есть, — сказал Кевин. — Я удивлён, что он пришёл при вас. Думал… Я был уверен, что он не появится, потому что я привёл вас с собой. Так было спокойнее.

— Почему? Зачем его избегать?

Кевин не отводил взгляда от золотого человека.

— Он пугает меня. Он подчиняется мне, выбрав среди всех людей. И поэтому я — самый могущественный человек на свете. Потому что могу приказывать сильнейшему, самому одарённому существу мира.

— И вы сбежали?

— Через какое-то время до меня дошло, что за силу я привёл в движение. Разговоры на улицах, газеты, радио. Золотой человек спас остров от катастрофы. Золотой человек предотвратил начало войны. Но я не понимал, во что ввязался, пока в новостях не начали крутить тот чёртов сюжет.

— Я не понимаю.

— Он часто меня навещал, так? Заглядывал, будто проверял, может, я ещё что ему скажу. Может, я велел бы ему быть поаккуратнее с людьми, которых он спасает из автомобильной аварии, или после того, как тот рогатый ублюдок выполз на поверхность, и золотой человек сразу после этого навестил меня, я заявил ему, что в следующий раз он должен помочь сразиться с этим монстром, ну и всякое такое. Но порой мне было нечего ему приказать, да и не то чтобы он точно выполнял мои инструкции, так что иногда он просто прибывал сюда в половине, чёрт возьми, пятого утра, и от него не получалось избавиться, ну и я просто болтал.

— Болтал?

— О чём угодно. О книге, которую держал в руках. Об актуальных событиях. О щедрости незнакомцев. Или чинил его одежду, чтобы он прилично выглядел, и тогда трепался об одежде.

Он замолчал, глядя на золотого человека.

— Что случилось?

— Он никогда не отвечал, даже не обращал внимания, когда я нёс всё, что в голову придёт. Но он следовал сути указаний, которые были ему даны. Помогать людям, этого делать побольше, этого — поменьше. И вот как-то раз я уже был на середине рассказа о своём детстве, доме, когда у него что-то щёлкнуло. Он повернул голову и посмотрел мне в глаза. Напугал до мурашек. Я пытаюсь повторить сказанное, но, чёрт, пять утра, у меня не получается точно вспомнить, что я говорил. То есть, не мог, пока через три дня я не оказался в нужном месте в нужное время и не увидел в магазине телевизор, где крутили тот сюжет, взорвавший новости. Золотой человек что-то сказал — в первый и последний раз. Все, кажется, подумали, что он сказал «Сын», и зациклились на этом. Они ошиблись, но прозвище прилипло, и слово печатают на майках, вставляют в песни, и где бы я ни жил, люди только это и повторяют. Мир изменился из-за одного моего слова, которое я ляпнул, болтая сам с собой.

— Вот что вас так напугало?

— После этого я всё осознал. Глупо, правда? Банально.

— Нет. Ничего не может быть банальным, когда мы говорим о нём.

Золотой человек перевёл взгляд на реку, повернувшись к ним спиной.

— Что же вы сказали, если слово было не «Сын»? — спросила Лизетта.

— Только потом понял. Я болтал о доме, религии, семье. Пересказывал ему детское воспоминание. Сейчас уже точно и не вспомню. Но слово, которое его зацепило — Сион.

— Это же на иврите, да?

Кевин кивнул.

— Не знаю. Не знаю этого языка, я рассказывал что-то, связанное с кем-то из кузенов. Он попал в беду, когда нам было по тринадцать. Не знаю, почему он на это так среагировал. Но среагировал, и вместе с тем сюжетом рассказывалось обо всём, что он сделал. Что он всё ещё был самым могущественным человеком. Меня ужаснуло, что вся эта сила проявилась по моей команде, моему приказу. Что такой мерзкий неудачник и бездельник, как я, смог одним словом изменить мир.

— Вы не неудачник. Вы сказали ему помогать людям.

Кевин угрюмо кивнул.

Она изменилась в лице.

— Вы ведь не собираетесь это поменять, правда?

Он помотал головой.

— Золотой человек!

Золотой человек обернулся и посмотрел ему в лицо.

— Я весь издёргался, прежде чем осмелился поговорить с тобой. Но теперь я здесь и хочу обсудить с тобой две вещи.

Нет ответа — только застывший взгляд.

— Первая — тяжёлая, потому что мне очень хочется ошибиться. Если это сработает, значит мои глупость и трусость дорого обошлись людям. Значит, я мог исправить всё намного раньше. Только в предпоследнюю весну я смог воспользоваться этим новомодным интернетом. Пришлось поучиться, но я читал о тебе. Смотрел видео, где ты сражаешься…

— Кевин? — окликнула его Лизетта.

— …с этими ёбаными Губителями. Я сказал, что ты должен остановить их — сражаться и защищать людей. Ты так и сделал.

Он сжал кулаки, глядя в землю.

— И, помоги мне Господь — может, я недостаточно ясно выразился. Может, я не сообразил, что ты поймёшь меня слишком буквально. Нам нужно, чтобы ты их убил. Стёр с лица Земли, выбросил за пределы мира, не знаю. Но сражайся и убивай, а не просто… Господи, надеюсь, что я ошибаюсь, что помню всё, что я тогда сказал, и что это я выбрал не те слова, а не ты сам услышал мою просьбу и понял так, что тебе нужно просто драться ради самой драки, или бороться с ними, чтобы остановить, но не навсегда. Понимаешь? Не нужно прогонять их, мешать им в их действиях. Останови их навеки.

Золотой человек парил на месте. Он словно застыл в одном моменте — стоя в воздухе.

— Бог мой, золотой человек, я молюсь, чтобы ты понял меня. Мне потребовался год на то, чтобы набраться смелости и прийти сюда, потому что я слишком боялся. Если в этом и крылся корень проблемы, значит… значит, я спас бессчётное множество людей, но и кровь каждого из тех, кого убили за это время, на моих руках.

— Кевин, — тихо сказала Лизетта, положив руки ему на плечи.

Он проигнорировал её.

— Второй вопрос? Моё время истекает. Мне не так много лет, но печени уже приходит конец. Никогда не увлекался спиртным, мне же надо было кормить моего пса. Не принимал наркотиков, только иногда курил. Но я как-то заразился гепатитом. Плохая кровь в больнице, а может, чья-то заражённая смешалась с моей, когда однажды вечером несколько ребят решили побить бездомного, и я подрался с ними. Шанс нашей встречи, золотой человек, и что ты будешь слушаться меня, был просто мизерным. Так и шанс заразиться этой болезнью, должно быть, был таким же. Знакомство с тобой — самое лучшее и самое страшное, что случилось со мной в жизни, наверное, так же и с гепатитом — нет худа без добра. Может быть, поэтому, ну ещё и благодаря помощи этой леди я собрал свои яйца в кулак и пришёл сюда.

Дождь уже стихал, и теперь можно было расслышать разницу между стуком капель по воде и по камням.

Кевин вздохнул

— Я привожу свои дела в порядок, а ты второй по важности после Герцога. Я хочу, чтобы ты продолжал делать, что делаешь. Помогай людям. Старайся больше взаимодействовать с хорошими ребятами. Хоть я и говорил тебе раньше так делать, а ты не слушал, но надо бы. Если будут проблемы и захочешь кого-то слушать, навещать время от времени, поищи эту девушку. Лизетту. Потому что она — хороший человек. Лучше, чем я. Смелее. Должна быть смелей, раз она остановилась поболтать со мной, бездомным ублюдком, и пошла за мной неизвестно куда.

— Нет, — сказала Лизетта, — я не могу.

— С моей стороны это, конечно, дерьмово, — сказал Кевин, глядя на неё через плечо, — это тяжёлое бремя. Но мне как-то легче от того, что я отправляю его под вашу опеку, чем отправить его слушать и подчиняться кому-то другому — Мастям, Протекторату, Красной Перчатке или бог знает кто там ещё. Вы это обдумаете, поймёте, что вам надо, решите, что ему нужно сказать.

— Думаете, он придёт ко мне? — широко распахнув глаза, спросила Лизетта.

— Не знаю, но, думаю, возможно. Понятия не имею, почему он решил слушать именно меня, но решил же. Может, я напомнил ему кого-то, знакомого раньше. Или он просто взял и решил, что, может, мы были друзьями. Если повезёт, то он и с вами подружится.

Кевин вздохнул.

— Вы, двое, поняли? Вы теперь напарники.

Лизетта не могла произнести ни слова. И золотой человек тоже ничего не ответил, даже не взглянул на неё.

Он ещё несколько долгих секунд парил в тишине, затем рванулся прочь быстрее, чем это можно было отследить обычным зрением. Только золотое пятно света осталось на его месте, быстро угасая.

За какие-то секунды Сын исчез.

— Нам нужно кому-то сказать, — выдавила из себя Лизетта.

— Валяйте. На вас все будут смотреть, прямо как вы на меня. Будто у вас крыша поехала.

— Но… но…

— Ага, — сказал Кевин, — Не так-то легко, да? Может, если вам повезёт, он покажется, когда рядом будет кто-нибудь ещё, тогда вам поверят.

Он вздохнул.

— Пошли, Герцог.

Лизетта никак не отреагировала, когда Кевин забрал поводок. Он пошёл дальше.

— Я не понимаю! — прокричала ему в спину девушка.

Кевин не обернулся и даже не притормозил, повысив голос, чтобы его ответ можно было расслышать за шумом дождя:

— Отличная сделка, правда? Десять фунтов за то, чтобы стать самым могущественным человеком на свете.