Монарх 16.07

Когда живёшь в городе, постоянно сталкиваешься с одними и теми же проблемами. Преступность, необходимость запирать двери, заторы на дорогах, толпы людей, путающихся под ногами. Со всем этим мы так часто встречаемся, что воспринимаем как рутину. Относимся как к фоновому шуму, или справляемся на автомате. Но мы не могли так же легко игнорировать строительные работы — на них всегда ворчали и жаловались. Может, потому, что они вмешивались в нашу жизнь настолько грубо и раздражающе, так часто меняли свою громкость, расположение и интенсивность, что мы просто не могли к ним привыкнуть.

Но не сегодня.

Нет, я даже испытывала некоторое удовлетворение и ощущение безопасности, когда бульдозеры и сваебойные машины выехали работать на моей территории. На каждую машину на дороге приходилось десять мусоровозов и пять грузовиков, везущих материалы.

Я знала, что ко многому из этого приложил руку Выверт. На всей территории что-то строили и убирали, а строительные инспекторы проверяли район, несмотря на все предупреждения, что тут правит весьма серьёзная, плохая и непредсказуемая Рой — скорее всего, Выверт дал кому-то взятку, или эти строительные компании принадлежали ему самому.

Чёрт возьми, я не находила себе места. Я хотела пойти к Выверту и поговорить о Дине, я бы так и поступила, если бы Трикстер не заговорил первым и не заявил, что собирается противостоять Выверту. Я подозревала, что Выверт не скоро высвободит Дину, и если он находился под достаточным давлением, чтобы услышать Трикстера, то меня он, естественно, не выслушает. Если ему есть что предложить Трикстеру, ему явно не понравится, что я его отвлекаю. Мне нужно было подождать. Мне это не нравилось, но я признавала разумность этого шага.

Внимание Трикстера было сосредоточено на Ноэль, но не было никаких признаков того, что Выверт имел хоть какие-то успехи на этом фронте. Почти всё, что я знала по этому поводу, я узнала от Сплетницы, ещё кое-что выплывало во время коротких бесед со Скитальцами о нашей стратегии. Ноэль была девочкой и, скорее всего, тяжело болела.

Весьма вероятно, что Трикстер пытался спасти Ноэль так же, как я пыталась спасти Дину. Но обстоятельства, очевидно, были разными: для Скитальцев Выверт в этой ситуации был наилучшим вариантом решения проблемы, тогда как для Дины — её причиной.

Всё же это заставило меня задуматься.

Официально мне нельзя было вмешиваться в дела на территории. Я не собиралась сейчас нарушать приказы, рискуя расстроить Выверта. Значит никаких костюмов, никаких появлений, никакого вмешательства в управление.

Что заставило меня подумать о Сьерре. С моей способностью ощущать предметы через рой легче всего было определить из всех именно её. По дредам.

Я не могла найти её.

Но сразу нашла Шарлотту. Это было легко: в компании детей в полуквартале отсюда она раздавала каждому ребёнку по две упаковки из шести пластиковых бутылок, чтобы те относили их рабочим.

— Ты так лежишь с тех пор, как я проснулся: глаза полуоткрыты и смотрят в никуда.

Я зажмурилась, потом протёрла глаза:

— Привет.

— Привет.

Я посмотрела на Брайана. Он сел, одеяло наброшено на колени. Я присмотрелась к нему. Боевых ран, которые я раньше видела на нём, больше не было. Шрамы от порезов Цикады, которые до этого покрывали его грудь, исчезли, как и другие старые раны и рубцы на руках и ладонях. Физически он был в идеальной форме. Физически.

Прошедшей ночью я достаточно исследовала его тело, чтобы это заметить. Ночь не была идеальной, не сказать даже, чтобы отличной, скорее, просто хорошей. Принимая во внимание все неловкие или унизительные ситуации, которые могли бы произойти, я была рада и просто хорошей.

От таких мыслей я смутилась и подтянула простынь повыше к ключицам.

— Ты вообще спал?

— Немного. Проснулся посреди ночи, наделал шума. Странно, что я тебя не разбудил.

Я нахмурилась.

— Надо было разбудить.

Он покачал головой.

— Ты вымоталась. Как только я увидел тебя рядом, пришло осознание, где я нахожусь, и я смог отделить реальность от бреда. Прошло время, прежде чем я полностью расслабился, но я чувствовал себя неплохо. Неплохо быть здесь.

Как же я ненавидела, что ему приходится с этим бороться, и я никак не могла помочь.

— Тебе нужно с кем-нибудь поговорить? С психиатром?

Я видела, как он вздрогнул, верхняя часть его тела застыла в какой-то рефлекторной реакции.

Я ждала и не давила на него.

Он вздохнул, и я заметила, как напряжение уходит из его тела, мышцы расслабляются. До определённой степени.

— Разве не всем нам?

— Может быть. Но я волнуюсь именно за тебя.

— Я сам разберусь. Если я не справлюсь самостоятельно, то буду чувствовать, что это не считается, не решает проблему.

Мне не понравился такой ответ, но его тяжело было оспорить.

— Не хочу тебе докучать по этому поводу. Но ты можешь пообещать, что если улучшений не будет, ты обратишься за помощью?

— Все наладится. Должно. Я чувствую, что уже продвинулся вперёд, сумел заставить себя расслабиться и быть здесь, с тобой.

Я напряглась:

— Заставил себя?

— Это не то, что я имел в виду. Я хотел сказать, ну, знаешь… Я… я не могу расслабиться. Не могу сидеть спокойно, не могу прекратить оглядываться или заставить мозг прекратить прокручивать всякие сцены в голове. Но я могу успокоиться, если что-то делаю, например, сражаюсь против модулей Дракона, или если я рядом с тобой, лежу здесь, в твоей кровати, и стараюсь не разбудить тебя. Тогда я понимаю, что надо сосредоточиться, и у меня появляются определённые рамки, внутри которых я могу заставить себя работать.

Я обеспокоенно нахмурилась:

— Звучит так, словно в перспективе это создаст тебе ещё больше напряжения.

— Нет, — сказал Брайан, потянулся и взял меня за руки. Чуть сжал. — Ну же, нет. Неужели это именно то, о чем ты хочешь сейчас разговаривать?

— Я бы очень хотела поговорить о чем-нибудь другом, — сказала я.

Я не была уверена, что говорила правду. При свете дня всё казалось ещё более неловким. Всего несколько секунд назад я подтолкнула его к больной теме, заговорив о психиатрической помощи. Обидела его. Если я не соберусь с мыслями и не сконцентрируюсь, то не факт, что смогу избежать и других ошибок.

— Но?

— Но у меня уже кое-что запланировано с папой. Сейчас… — я замолкла и закрыла глаза, — девять двадцать восемь. Думаю, мне нужно помыться и одеться, что займёт примерно час, поесть, чуть пройтись по территории в обычной одежде, затем уже пойти к отцу. Я хочу провести время с тобой, но после всей недавней суеты и напряжённости этим утром нет никакого желания куда-то торопиться.

— Откуда ты знаешь, который час?

— Насекомые на часовых стрелках, — сказала я, указывая на ванную.

— А-а. Тебе нужна компания?

Мои глаза округлились.

— В ванной?

Он усмехнулся:

— За завтраком. И для прогулки по окрестностям, если хочешь. Мне бы не помешало осмотреться вокруг. Если мы пойдём в душ вместе, то потеряем счёт времени.

— Ага, — сказала я. — Давай позавтракаем и прогуляемся, хорошо?

Я вылезла из кровати, вытащила одну из простыней, чтобы было чем обмотаться, пока иду в ванную.

С помощью насекомых я ощутила, что Брайан встал с кровати и спустился вниз почти сразу после того, как я забрала простыню, зашла в душ и задёрнула занавеску. Он начал накрывать к завтраку: положил две тарелки на стол, а затем сказал что-то в пустоту.

Эта сцена стояла у меня перед глазами ещё некоторое время, пока я спускалась вниз. Я оделась: майка, джинсы и толстовка, обвязанная вокруг талии. Волосы всё ещё были влажными, хоть я и вытерла их полотенцем.

— Ты это со мной говорил?

— Я сказал, что, наверное, не слишком гигиенично, когда мухи садятся на тарелки.

Хорошо. Значит, он не сошёл с ума.

— Они сели лишь на краешки, и они мои. Из террариумов наверху. Стерильные, насколько это возможно.

— Ладно. Я просто сказал.

— Между прочим, я не могу слышать тебя через насекомых. Ты не в первый раз пытаешься так говорить.

— Понял. Не был уверен, ведь Сплетница говорила, что ты работаешь над этим.

Я покачала головой.

— Пока безрезультатно.

— А я уже привык разговаривать с пустыми комнатами. Иногда застаю Аишу врасплох. Позавтракаем? Садись, я поставлю чайник. Не хотел его наполнять, пока ты была в душе.

— Спасибо.

По некоему негласному соглашению мы не говорили о работе. Не обсуждали Выверта, Дину, Скитальцев, Дракона или Девятку. Вместо этого мы беседовали о любимых фильмах и сериалах, моих любимых книгах и наших детских воспоминаниях. Телепередачи, которые мы смотрели и почти что забыли, случаи из школы.

По мере того, как я погружалась в воспоминания, в разговоре часто всплывала Эмма. И родители. Эти трое были центром моего мира, все остальное было далёко, играло второстепенную роль. Эмма отвернулась от меня, мама нас покинула, а папа… Должна признаться, что сама покинула его.

Я не рассказывала об особо тяжёлых переживаниях, но упомянула, что Эмма была одной из тех, кто издевался надо мной и портил жизнь в школе.

Брайан, в свою очередь, говорил о своём взрослении. Это касалось тяжёлых моментов его жизни, и, хотя мне нравилось узнавать больше о нём, я была рада, когда разговор переходил на боевые искусства. Как он объяснял, ему были больше интересны общие черты и философия определённого стиля, чем конкретика. Как только Брайан получал картину того, какой подход в бою применяет приверженец какого-либо стиля и какие базовые техники он использует на практике, он, как правило, терял интерес.

Вокруг нас кипела работа. Мои люди уступили свои места настоящим строительным бригадам, и перенесли своё внимание на соседние территории. Я видела, как одни переносили припасы из одного из близлежащих домов, так что бригады могли снести его, другие помогали разгрузить грузовик со стройматериалами. Когда я вернулась к своим людям и начала командовать, пришлось подбирать им такую работу, которая бы не помешала остальным. Я не могла определить, сколько сейчас человек работало на меня, но их было намного больше, чем раньше.

Мне казалось, что каждый раз, когда приходилось сражаться с какой-либо серьёзной угрозой, я должна была терять людей. Так и было, когда напали Манекен и Ожог, но из первой битвы с Манекеном я вышла кем-то вроде знаменитости. И я ожидала, что люди толпами уйдут после атаки Дракона. Но только этого не случилось, и я до конца не понимала, почему.

Мы вновь вернулись туда, откуда началась наша прогулка: обратно к моему логову. Брайан пошёл внутрь, чтобы принять душ, а я отправилась к папе.

Я чувствовала себя неловко. Расставаться так буднично после проведённой вместе ночи. Довольно странно, но мне было неловко от мысли, что я пустила его в своё логово, пока меня там нет. Он пройдёт через мою комнату, увидит мои личные вещи. Знаю, после всего, что между нами произошло, парадоксально было стесняться, прикрываться простынёй и беспокоиться о приватности, но так уж я себя чувствовала. Я бы не запретила ему из-за этого пользоваться своей ванной, но всё же.

В какой-то степени наши отношения развивались в обратном порядке. Мы начали с продолжительного партнёрства. С «семьи», если я хотела думать о своих отношениях с другими в таком ключе. Мы прошли через ад и обратно, поддерживали друг друга, помогали. Прошли через препятствия, с которыми можно столкнуться в браке. Затем были недавние разговоры о непосредственно наших отношениях, вчерашняя ночь, обыкновенное свидание и возможность узнать друг друга получше сегодня утром. Если это и не было стопроцентным обратным порядком, по крайней мере, вышло довольно забавно.

Или, может, я смотрела на это незрело, с головой, забитой упрощёнными, шаблонными, книжными представлениями о том, как должны протекать отношения.

Я шла к папе, размышляя одновременно о тысяче мелочей, не желая задумываться над чем-то конкретным.

Снаружи перед домом были припаркованы машины: какая-то незнакомая, с открытой дверью стояла в гараже, ещё две на подъездной дорожке, и папина в самом конце. С помощью нескольких мух я отметила, что дома было человек десять. Папа тоже был там.

Я сразу же подумала о Выверте. Он знает о моих планах на сегодня? Запланировал контратаку?

Я уже убрала свой костюм, чтобы даже в крайнем случае не было искушения им воспользоваться, но всё же сняла с него нож и закрепила ножны за спиной на поясе — сейчас они были спрятаны среди складок ткани и покрыты множеством ос и пауков. Кто-нибудь мог бы посчитать такое расположение весьма нелепым, но уже много недель и месяцев я пользовалась помощью насекомых, чтобы определять положение предметов на теле и знала, что если понадобится, я легко смогу просунуть руку под одежду и выхватить нож.

Дверь открыл мужчина. Я позволила себе расслабиться.

— Ни хрена себе, — удивился он. — Тейлор?

— Привет, Курт, — поприветствовала я давнишнего папиного друга и коллегу.

— Много же времени прошло. Еле узнал тебя, малыш.

Я пожала плечами:

— Как ты?

Он широко улыбнулся:

— Работаю. Свожу концы с концами. Лучше, чем было раньше. Ты вообще собираешься заходить внутрь или так и будешь стоять в дверях?

Я последовала за ним в дом.

Мой отец был в гостиной в компании знакомых мне людей, которые либо работали с ним, либо иногда заскакивали к нам домой. Я знала по именам лишь тех, кого папа называл своими друзьями: Курта, жену Курта — Лейси и Александра. Даже Лейси выглядела куда более крепкой, чем папа: у неё было телосложение Рейчел, да ещё и развитая мускулатура. Ещё троих я знала в лицо, но никогда с ними не общалась. Практически все, кто был сейчас в доме, кроме меня и отца, зарабатывали на жизнь физическим трудом. Папа как всегда выглядел несколько чудаковато. Нелепыми были и одежда, и телосложение, и манера поведения, но сегодня в компании друзей и с бутылкой пива в руках он расслабился настолько, насколько не позволял себе ни разу за последние несколько лет.

Папа увидел меня и одними губами произнёс «прости».

Курт это заметил.

— Не вини своего старика. Александр пригнал в город грузовик с пивом, мы не могли не выпить. Думали, подключим к этому делу Денни, встряхнём его, вот и притащились. Не думали, что у вас есть планы.

— Всё нормально, — сказала я. Никого, кто мог быть угрозой, никого из людей Выверта. Я позволила ослабить оборону. Что я себе вообразила? Что он нападёт на отца?

— Приветики, Тейлор, — сказала Лейси. — Не видела тебя со дня похорон.

Прошло почти два года, но от её слов стало так же больно, как от удара в живот.

— Чёрт, Лейси, — сказал Курт. — Дай девочке осознать, что у неё доме куча гостей, прежде чем вываливать на неё такое.

Я взглянула на папу: он сидел, поставив локти на колени, опустил голову и смотрел на банку с пивом в руках. Сейчас он не казался ни опустошённым, ни несчастным. Упоминание о смерти мамы не задело его. Зная эту компанию, можно предположить, что они часто об этом говорили, так что он просто привык.

— Ах, детка, — сказала Лейси. Она махнула банкой пива в моём направлении. — Я просто немного пьяна. Хотела сказать, твоя мама была хорошим человеком. Мы её не забыли. Прости, если вышло слишком прямолинейно.

— Всё нормально, — ответила я, беспокойно переступив с ноги на ногу. Никогда ещё я не чувствовала себя так странно в своём собственном доме. Не могла найти, куда пойти, чтобы не привлекать внимания, чтобы не приходилось отвечать на вопросы. Я и так не знала что говорить, учитывая, какие натянутые отношения были у нас с папой, а теперь нужно было ещё и думать о мнении других людей.

— Мы скоро уйдём, — сказал Курт. — По городу сейчас трудно передвигаться, поэтому все мероприятия устраивают друг за другом, чтобы много не ездить. Сегодня днём последние дебаты, а сразу после них — выборы мэра. Ты была на вчерашних дебатах?

Я покачала головой.

— Даже не знала о них.

— Ну, если судить по прошлым, то сегодня будет то ещё побоище. Поэтому мы и выпили, чтобы не заморачиваться. Чёрт, лучше бы и твой папаня выпил больше одной банки пива, ведь только тогда он сможет расслабиться и не придушить одного из этих скользких ублюдков.

— Даже не собирался, — ответил папа.

— А было бы неплохо. С другой стороны, ты попал бы за решётку и оставил дочь одну. Так что всё в норме. Мы придём, будем вонять пивом, вставлять пьяные комментарии, сдобренные непристойностями, — улыбнулся Курт.

— Пожалуйста, не надо, — сказал папа, не отрывая глаз от пивной банки в руках. Но он тоже улыбался.

— Ты что, будешь просто сидеть, пока они вешают народу лапшу на уши? — спросил Курт.

— Думаю, будет лучше, если я задам несколько неудобных вопросов, если получится. С севера города будет много людей. Многие наверняка будут из доков. Почему бы нам не спросить мэра, что будет с паромом?

— Он просто пропустит твой вопрос мимо ушей, — сказала Лейси. — На это нет денег. Ты же знаешь, что кругом творится.

— Вот тогда будет самое время для свиста и пьяной ругани, — с улыбкой ответил папа.

Курт разразился смехом:

— Хочешь устроить бунт, Денни?

— Нет. Но это может повлиять на тех, кто не определился. Они увидят, насколько мы им недовольны.

— Мэром Кристнером все недовольны, — подал голос Александр.

Это был молодой парень с огромным количеством татуировок и густыми бровями, из-за которых он постоянно выглядел хмурым. При каждой нашей встрече у него была новая безумная стрижка. Сегодня левая треть головы была наголо выбрита, и на ней красовалась свежая татуировка: классическая пинап-девушка в бикини, которая словно бы опиралась локтем на ухо Александра.

— Он не виноват, — сказала я. — Нам хочется кого-то обвинить, а человек у руля — лёгкая мишень.

— Нет, он это заслужил, — сказал Курт, присаживаясь на подлокотник кресла, в котором расположилась Лейси. Она обняла его одной рукой за талию. Курт продолжил: — Вот, к примеру, недавно, в Вашингтоне. Было обсуждение о том, стоит ли обнести город стеной, забаррикадировать улицы, отключить системы снабжения и вывезти людей в другие места.

— Он отказался, да?

— Он отказался. Мудак. Наверное, так больше бабла срубит. Попросит несколько миллионов для восстановления и помощи городу, возьмёт себе процентик.

Это меня удивило.

— Ты недоволен тем, что Броктон-Бей спасли от уничтожения? Ты хотел бы, чтобы тебя вышвырнули из города? Из твоего дома?

— Вариант херовый, но в газете писали, что есть большой фонд, из которого берутся деньги на восстановление после нападения Губителей и другой мрази. Суть в том, что каждому должны возместить деньгами то, что он потерял, покрыть стоимость жилья.

— Это просто невыполнимо, — сказала я. — Что насчёт тех, кто оставил город, когда им велели эвакуироваться?

— Без понятия, — ответил Курт. — Я всего лишь сказал, что там было написано.

У меня появилось неприятное предчувствие.

— И они дадут нам столько, сколько стоили наши дома?

— Они дадут нам столько, сколько они могут стоить сейчас, — сказал он.

— То есть немного.

— Больше, чем они будут стоить через несколько лет, когда пойдёт гниль и расцветёт плесень. Поставки в город сейчас очень дороги, а значит, и ремонт влетит в копеечку. Оно того не стоит.

— Я видела работающие строительные бригады.

— Само собой, — Курт глотнул пива и прочистил горло. — Компании закупают материалы, приобретают по дешёвке землю в надежде, что город возьмёт себя в руки и окажется, что это хоть чего-то да стоит.

— Может, так и окажется.

— Да ладно, — почти простонал он. — На улицах заправляют суперзлодеи. Герои не могут ничего поделать. Надо бы, чтобы их было больше, но они раньше старались, как-то делали мир лучше. Но их мало и сейчас они проигрывают. Так смысл?

— Чисто гипотетически, — сказала я, — разве не лучше быть в живом городе, которым заправляют злодеи, чем в разрушенном с теми же злодеями, но у которых менее видное положение?

Лейси застонала:

— Милая, я выпила слишком много, чтобы даже понять этот вопрос.

— Тогда, может, Лейси, самое время остановиться, — сказал папа. Поворачиваясь ко мне, он произнёс: — Думаю, ты задаёшь классический вопрос, Тейлор. Предпочла бы ты быть рабом в раю или свободной в аду?

— Свободным в аду, — отозвался Курт. — Блядь. Думаете, я бы делал то, что я тут делаю, если бы хотел строить из себя хорошего мальчика, отсасывая у чуваков у власти и выполняя то, что мне велят?

Кто-то согласно кивал, в том числе Лейси и Александр.

Я посмотрела на папу.

— Что скажешь, Денни? — спросил Курт.

— Не хочу я быть ни рабом, ни в аду, — ответил папа. — Но иногда я боюсь, что я уже — всё это вместе. Я раб в аду. Может, у нас не было выбора?

— Ты самая депрессивная задница из всех моих друзей, — сказал Курт с улыбкой.

— Тейлор, почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась Лейси.

Я пожала плечами. Как много можно сказать, чтобы не вызвать подозрений?

— Просто видела, что происходит в убежищах. Больных людей, несчастных людей. Прошло немало времени, прежде чем всё начало налаживаться, и, как я понимаю, именно злодеи сделали первый шаг к этому.

— Для своей собственной выгоды. Нельзя управлять дырой в земле, — сказал Александр.

— Может быть, — сказала я. — Или, может, плохие люди могут поступать хорошо из лучших побуждений хотя бы иногда. Они заправляют сейчас в городе, и под их властью стало более-менее тихо и спокойно. Это лучше, чем было.

— Проблема в том, — сказал папа, — что если мы позволим этому случиться, то вернём человечество на три тысячи лет назад. Это будет возвращение к мировоззрению и строю железного века. Люди с последователями и вооружением будут претендовать на территории только благодаря военной силе. Они будут у власти до тех пор, пока они могут через семейные узы объединяться с другими семьями, да с кем угодно, у кого есть оружие. Подобное будет длиться до тех пор, пока властвующая семья не обеднеет, или же пока её не сместит кто-то умнее, сильнее или лучше вооружённый. Это звучит не так уж и плохо, пока рано или поздно не придёт осознание, что человек, который получит контроль над всем, может быть кем-то вроде Кайзера.

— Кайзер мёртв, — сказал Курт.

— Да? — Мой папа поднял бровь. — Ладно, но я говорил в общих чертах. С таким же успехом это могли бы быть Лун или Джек Остряк вместо тех относительно безобидных злодеев, которые сейчас у власти. Опять же, подчёркиваю, это всего лишь вопрос времени.

«Всего лишь вопрос времени, когда мы проиграем — я проиграю — и кто-то другой провозгласит Броктон-Бей своим», — подумала я.

— А чего бы ты хотел? — спросила я.

— Не знаю, — сказал он. — Но не думаю, что излишняя самонадеянность — верное решение.

— На прошлых дебатах, — сказал Курт, — люди всё поднимали тему кейпов, председатель постоянно их затыкал, мол, надо говорить об экономике и образовании. Сегодня услышим, что скажут о шпане, что заправляет городом. Узнаем, что же кандидаты могут сказать по этому поводу.

— Нам скоро выходить, — сказала Лейси, — если мы хотим занять сидячие места, а не стоять вдоль стен.

Папа поднял голову и взглянул на меня:

— Тебя покормить, Тейлор? Я обещал.

— Я в порядке. У меня был поздний завтрак. Может, перекусим, когда вернёмся?

— Я бы предложил тебе выпить, — посмеиваясь, сказал Курт, — но это будет противозаконно. Кстати, сколько тебе лет?

— Пятнадцать, — ответила я.

— Шестнадцать.

Я повернулась, чтобы посмотреть на папу.

— Сегодня девятнадцатое, — пояснил он. — Твой день рождения был неделю назад.

— Ох.

В то время у меня была куча дел. Неделю назад заканчивалось противостояние Бойне номер Девять. Мило.

— Это, чёрт возьми, самая грустная вещь, которую я когда либо слышал, — сказал Курт, поднимаясь с подлокотника кресла и помогая Лейси встать. — Девочка, которая вот так пропустила свой день рождения. Я полагаю, у тебя нет водительских прав, да?

— Нет.

— Чёрт. Надеялся, что ты будешь нашим трезвым водителем — тогда твой папа мог бы взять ещё банку.

— Я осилил только полбанки, — сказал папа, легонько встряхнув её, чтобы мы услышали, как содержимое плещется внутри о стенки. — И по этим дорогам мы в любом случае будем ехать медленно. Кто поведёт другую машину?

Александр поднял руку. У него был только стакан воды.

— Тогда выдвигаемся. Валите из моего дома, — улыбнулся папа. Я видела, как он поморщился от боли, когда оперся на спинку стула, чтобы встать, но он справился. Затем начал подталкивать здоровенных докеров наружу. — Вперёд. По машинам.

Мы начали рассаживаться. Курт и Лейси забрались на заднее сидение папиной машины. Остальные устроились в грузовике Александра.

— Тебе можно пить с повреждениями почек? — спросила я, как только закрылись двери. — Ты плохо стоишь.

— Вчера меня выписали. Я вернулся к обычному рациону. Боль сейчас может быть лишь от мышц и швов. Спасибо, что беспокоишься обо мне.

— Конечно, я буду беспокоиться о тебе, — нахмурилась я.

— Ты изменилась, — заметил папа, облокотившись на крышу машины.

— Хм?

— Не так давно ты бы просто ушла в себя, если бы попала в такую ситуацию.

— Такое чувство, что это было год назад.

— В любом случае, прости меня, — сказал он. — Я надеялся, что будем только я и ты, что у нас будет шанс поболтать. Но они сами пришли.

— Всё хорошо. Я рада, что у тебя есть такие друзья.

— Они чуток навязчивые, — сказал папа.

— Окно приоткрыто, — заметил Курт из машины. — Мы всё слышали.

— Они навязчивые, — повторил папа, чуть повысив голос, и закончил говорить уже на обычной громкости: — Но хорошие.

С лёгкой улыбкой я залезла на пассажирское сидение.

— Тейлор? — спросила Лейси. Её голос был чересчур мягким, на мгновение я подумала, что она хочет вновь упомянуть маму. Я чуть поморщилась.

— Что? — я повернулась на сиденье настолько, насколько позволял ремень безопасности.

— Просто хотела поблагодарить тебя. За предупреждение. Ты же сказала своему отцу про Птицу-Хрусталь?

Я кивнула.

— Он сказал нам. Мы были осторожны. Не знаю, именно это сохранило нам жизнь или нет, но спасибо, что присматриваешь за ним и что помогаешь нам с обеспече… обеспе…

— Не за что, — сказала я, прежде чем она снова запуталась в словах.

Я была рада, что он с ними общался. Из того, что я видела, я беспокоилась, что папа остался совсем один. Замкнутые люди, как мы с ним, лучше всего сходятся с Куртами этого мира. Или с Лизами. С людьми, которых не проигнорируешь, от которых не отмахнёшься, с теми, которые расширили границы, если можно так сказать, и вытащили нас из раковин.

Я наслаждалась поездкой в центр города больше, чем ожидала. Папа и Курт знали друг друга достаточно близко, чтобы их разговор протекал легко, то же самое можно было сказать про Лейси и Курта, раз они были женаты. Было ощущение, что под конец Курту приходилось работать на два фронта.

Ратуша выстояла после наводнения. У каменного здания были зубчатые стены, над дверью висел американский флаг. Мы присоединились к потоку людей, заходивших внутрь, прошли мимо стендов с плакатами и изображениями кандидатов, буклетами и брошюрами, посвящёнными насущным проблемам, и стендов с газетами из соседних городов. Папа и Курт взяли по несколько газет и положили в предоставленные нам пластиковые пакеты. Хорошая мысль: взять их с собой. Сейчас телевидение было недоступно, а мы должны хоть как-то быть в курсе того, что происходит.

Следуя по дороге, на которую указывали знаки, мы прошли мимо суда к залу. Мы думали, что все места будут заняты, что нам придётся стоять, но получилось наоборот. Дальний конец зала и задние ряды были переполнены репортёрами и съёмочными группами, а оставшаяся часть толпы сидела на скамьях в хаотичном порядке. Всего пятьсот или шестьсот человек. Даже меньше, чем я ожидала.

В какой-то мере это были странные выборы. На целых полторы недели город лишился рабочих компьютеров, большинство осталось без сотовых телефонов, стационарные не работали. Выборы без СМИ и рекламы. Для многих здесь это будет первый и последний раз, когда они услышат позицию кандидатов по некоторым вопросам до голосования. Неужели так было и в прошлом? Когда бедные семьи не получали газет, когда не существовало телевидения и радио?

Я посмотрела на кандидатов. Женщина с тёмными волосами в тёмно-синем костюме, блондин и мэр Кристнер, давно занимающий свою должность. Скольким ещё людям в зале было известно о происходящем? Некоторое время назад Выверт сказал, что два кандидата на место были куплены. Мэр Кристнер… Что ж, я помню, как стояла у него на заднем дворе, как он наставлял на меня ружьё, умоляя вмешаться и спасти жизнь его сыну.

Будет ли на дебатах затронута тема того, как он поспорил с почти объявленным городу приговором? И если да, то как Кристнер оправдает принятое им решение?

Я поймала себя на противоречии, испытывая одновременно ужасное чувство вины и неподдельное любопытство: что же из этого всего выйдет. Всё же, по большей части, я чувствовала себя виноватой, но я не могла с этим ничего поделать. Я сделала то, что было нужно.

Любопытствующая часть меня размышляла: есть ли у кандидатов от Выверта военное прошлое, или же он отбирал своих политиков так же, как своих элитных солдат?

Ход мыслей прервался, когда кое-что привлекло моё внимание.

Теперь это уже стало привычкой — исследовать насекомыми окрестности, иметь постоянное представление о том, что происходит вокруг меня на расстоянии трёх-четырёх городских кварталов. Я не придала особого значения, когда какие-то грузовики припарковались вокруг здания. Но я всполошилась, когда оттуда начали выходить солдаты. Мужчины и женщины в бронежилетах и с автоматами. Не СКП.

Нет. Точно не СКП.

Бронированный лимузин остановился на середине улицы, прямо напротив входа. Пока Выверт выходил из машины, солдаты уже встали впереди, готовые сопровождать его, а другие расположились рядом со всеми дверьми в здание.

Выверт здесь? Это бессмысленно. Он не из тех, кто показывается на публике. Совсем на него не похоже. Чёрт, если здесь мэр, то и его сын тоже где-то тут. Триумф где-то в толпе.

Я взглянула на папу, и он сжал мою руку.

— Не заскучала?

Я покачала головой, стараясь сохранить спокойное выражение лица, пока мой мозг кипел.

Выверт начинал свою игру прямо здесь и сейчас.