Колония 15.10

Я пересекла невидимую границу между аккуратно подстриженной лужайкой обширного заднего двора мэра и высокой неухоженной травой на окраине поляны. Руки дрожали, дыхание сбивалось. За последние пару минут я всего лишь поговорила с мэром и прогулялась в хорошем темпе, однако тело вело себя так, будто половину усадьбы я преодолела бегом.

На ходу я положила руку на ствол дерева, словно это помогло бы мне удержаться на ногах. Я бы и так не упала, просто хотелось на что-то опереться.

Чёртов старик. Насколько велики его владения? И он до сих пор может позволить себе нанять кого-то, кто стриг бы ему газон? Наслаждаться прекрасным ужином из нескольких блюд, сидя за огромным деревянным столом, беспечно игнорируя то, что происходит в остальной части города, вместе со своим сынулей-супергероем и его супергеройской подружкой?

Нет, как бы ни старалась, я не могла разозлиться. Не он виноват в том, что я сделала.

Я сознательно подвела человека к порогу смерти, и он не был чудовищем, как Лун или Бойня номер Девять. Скорее всего, он даже не был плохим человеком. Ещё секунд десять-двадцать — и он мог перестать дышать. Искусственное дыхание было бы невозможно сделать с перекрытыми дыхательными путями, а пока они бы пытались его реанимировать, он мог умереть или получить повреждение головного мозга.

Конечно, мои познания в оказании первой медицинской помощи не были ни свежими, ни полными.

Я отпустила дерево, поправила повязку на руке и продолжила путь. Вытащив телефон из брони на спине, набрала номер:

— Кранстон?

— Что я могу сделать для тебя, Рой?

Мой голос был совершенно спокойным и не выражал того, что чувствовало тело.

— Нужна скорая помощь к дому мэра, к заднему двору. Там юноша, у него проблемы с дыханием. Ты можешь использовать неотслеживаемые каналы связи, чтобы дозвониться до аварийно-спасательных служб?

— Будет сделано. Что-нибудь ещё?

— Передай Выверту, что дело сделано.

— Сразу же, как только разговор закончится.

Я бросила трубку.

Семья Триумфа, наверное, уже вызвала медиков, но так я чувствовала себя немного лучше.

Я больше не могла позволить себе задерживаться. Я потянулась к Генезис и подала ей сигнал с помощью насекомых, выстроившихся в слова: «Работа сделана. Трикстер ранен. Нужна помощь, чтобы доставить его к Выверту».

Стрелки из насекомых указали ей путь до меня. Прошла минута или две, прежде чем она меня догнала.

Генезис решила создать гигантское женское лицо, выточенное из кости, окружённое длинными тонкими разветвлёнными щупальцами. Она пыталась создать противодействие одновременно Триумфу и Призме или Урсе Авроре. Нечто такое, что выдержит мощную атаку медведя из силового поля, удары и крики Триумфа. Оно смогла бы эффективно сдерживать и Призму из тех же соображений, из которых исходила я: многозадачность и способность одновременно сражаться с несколькими врагами.

— Где Трикстер? — спросила она.

Я опустила Атланта на опушке. Триксер лежал на нём без сознания.

— Я не могу везти его всю дорогу. Это слишком далеко, поэтому будет слишком медленно. Атлант ограничен моим максимальным радиусом.

А пока я на земле, то уязвима для любых атак со стороны Выверта или подкреплений, вызванных Призмой.

— Ты хочешь, чтобы я понесла тебя?

Я покачала головой.

— Я хочу, чтобы ты понесла его. Управлять полётом Атланта и так весьма сложно, а так на нем будет ещё и неравномерно распределённый вес. Если Трикстер проснётся и начнёт шевелиться, то он наверняка упадёт.

— Хорошо. Чёрт. Моё новое тело будет формироваться медленно, я ведь достаточно далеко отсюда.

— Ты сможешь сделать это на дальнем конце поляны? Когда ты закончишь, я как раз добегу туда и доставлю Трикстера.

Она не ответила, однако начала разлагаться в студенистую, мутную массу. Я подумала, что её сила похожа на мою. Необходимо время на подготовку. Мне нужно было собрать всех насекомых на поле боя — ей же надо было собрать себя.

Я проверила, насколько крепко был привязан Трикстер, поправила свою повязку, чтобы рука не слишком сильно подпрыгивала по пути, и поспешила к месту встречи. Атлант последовал за мной, пролетая чуть выше крон деревьев.

В подобные минуты я чувствовала себя менее нормальной, менее похожей на человека. Было темно, листва наверху была плотной, ветви мешали продвижению, как и неровная, покрытая корнями деревьев и валунами земля. Но едва ли это имело значение. Передо мной ковром двигались насекомые, садясь на ветки и сканируя все поверхности. Это позволяло мне петлять между деревьев, словно я всю жизнь провела среди них и помнила местонахождение каждого. Я чуть дальше выставляла ногу, чтобы подстроиться под уклон впереди меня, подныривала под ветку с коварно торчащими сучками, находила удобное место, чтобы ухватиться рукой и перемахнуть через затопленный участок.

Я любила бег. Долгие месяцы я использовала его как способ забыть всё, что мне досаждает. Когда-то это была школьная травля. Затем давление от работы под прикрытием у Неформалов. Ссора с отцом. Дина. Последствия атаки Губителя. Выверт.

Когда мне не удавалось побегать, мне начинало казаться, что я теряю рассудок. Было ли это не просто корреляцией, а причинной связью? Или же я не могла бегать именно тогда, когда переживала самые серьёзные испытания: когда Бойня номер Девять была в городе, когда я жила в убежище после нападения Левиафана, до воссоединения с Неформалами?

Так или иначе, хорошо было отвлечься от мыслей о Триумфе и о том, что я с ним сделала. Я удерживала внимание на ритме дыхания, на точной постановке ног, на удержании равновесия, и позволяла подсознанию вести меня через лес.

Когда я достигла участка, где заканчивались деревья и начиналась дорога, меня охватило лёгкое разочарование. Одна из самых оживлённых улиц Броктон-Бей пребывала сейчас в запустении. Одинокая машина прорезала путь по стоячей воде, направляясь к выезду из города. Я постояла в тени деревьев, пока она не скрылась из виду. Мне не хотелось этого делать, не хотелось возвращаться в город и снова встречаться со всем, что ждало меня там. Угроза жизни со стороны моего нанимателя, который разделял и склеивал реальности, была лишь частью этого.

Я бы ушла, если бы могла. Если бы Дина и мои люди могли мне позволить.

Насекомые обнаружили Генезис, но даже с учётом крюка, который я сделала, она до сих пор не закончила формировать тело. Сейчас оно напоминало стоявшего на коротких и толстых ногах бизона с крыльями и антеннами на голове. На спине было углубление в форме чаши. Поскольку у существа не было рук, мне пришлось перекладывать Трикстера самой. Было понятно, что она сделала эту выемку, чтобы надёжно разместить его и гарантировать, что он не выпадет, но перетаскивать его одной рукой всё равно было трудно и опасно. Интересно, заметила ли она повязку?

Мы взлетели в воздух, и Атлант оказался быстрее. Порождению Генезис нужно было искать потоки воздуха, и оно было более тяжёлым. Я разведывала дорогу на случай, если нам встретится Легенда или другой герой.

Я остановилась на одной из крыш впереди, чтобы подождать, пока она меня догонит, и набрала Сплетницу.

— Рой? — она ответила после первого гудка.

— Задание выполнено. Уже сказала Выверту. Там был Триумф вместе с Призмой. Они ранили Трикстера, вывели из строя Генезис. Я остановила их и завершила работу, заставила мэра согласиться на наши условия.

— Ты всё ещё там? У мэра?

— Нет. Только ушла.

В разговоре наступила пауза.

— Это какая-то бессмыслица, — сказала она.

— Что именно?

— Мы можем спокойно говорить, никто не подслушивает, никаких жучков, я на девяносто девять процентов уверена. Так что слушай: если Выверт и хотел убить тебя, то это была идеальная возможность. Как только ты покинула владения мэра — она потеряна. Выверт не знает, куда ты пойдёшь.

— Трикстера ранили, — сообщила я ей. — Может быть, он должен был это сделать?

— Возможно, — признала она. — Но всё равно не сходится. Почему у Выверта нет запасного варианта?

— А может, сила Дины вновь начала работать, и у него в уме сейчас более грандиозный план?

— Я сейчас на базе. Это никак не соответствует его передвижениям. Он не навещал её.

Я вздрогнула. Посещать её, накачивать наркотиками, расспрашивать о своём великом плане… Я ненавидела те картины, что возникали у меня в голове, когда я думала о Дине в плену.

— Послушай, — сказала она, — я хочу попытаться выяснить больше. Я перезвоню.

— Мне не нравится, что ты там без какой-либо поддержки. Ты говорила, что, возможно, он захочет избавиться и от тебя.

— Я узнаю, если он захочет.

— Так же, как ты узнала о том, что он попытается убить меня?

Ещё одна пауза.

— Позже перезвоню, — сказала она.

Связь оборвалась.

Я неохотно убрала телефон. На сердце было тяжело. Мне хотелось позвонить Мраку, но я не смогла убедить себя в том, что это было именно то, что мне нужно. Можно было набрать его, но что сказать? Попросить объятий, утешения? Спросить совета, каких-нибудь тактических соображений? Почувствовать поддержку?

Не сказала бы, что эта мысль была осознанной, но почему-то я всегда полагала, что когда у меня будут отношения — мне станет ясно, что надо делать. Мне не хотелось, чтобы они превратились в приятное воспоминание, о котором мы не будем упоминать до тех пор, пока не вернёмся к старому положению вещей.

Но я не была уверена, что хотела обратиться именно к нему. Люди на моей территории? Искала ли я их поддержки, подбадривания, улыбок, объятий или других знаков, подтверждающих, что я на правильном пути, занимаюсь тем, чем нужно?

Не знаю.

Я сблизилась в воздухе с Генезис, подлетев снизу, чтобы наши головы были максимально близко друг к другу.

— Он в порядке?

— Он очнулся всего лишь на секунду, затем снова потерял сознание, — ответила она. — Возможно, это даже хорошо. Ему очень больно.

— Наверное. Почему? Почему он сражался именно так?

— Так он работает. Не скажу, что каждый раз, или что ситуация не была критической, но… вот таким образом он всегда решает проблемы, большие или маленькие. Чем хуже обстоят дела вокруг, тем более упрямо и самоуверенно он идёт напролом. Это срабатывало, когда мы просто вместе гуляли, дурачились. Но мы никогда не смогли бы стать… Не знаю, семьёй?

— Семьёй?

— Мы провели вместе два года: наша команда, и больше никого. Не знаю, как можно ещё нас назвать.

— Почему вы держитесь вместе? Не расходитесь? Это из-за Ноэль?

— Только отчасти из-за неё, — ответила Генезис и больше ничего не добавила.

На протяжении долгих секунд мы летели в тишине.

— Не вини его, ладно? Он привык разбираться с проблемами по-своему, хотя его подход и не всегда срабатывает, особенно когда всё так быстро идёт наперекосяк.

— Жизнь налаживается. Девятка ушла, мы приводим город в порядок, враги бегут из Броктон-Бей.

— Наверное, для тебя налаживается — это же то, чего ты хотела.

Я не ответила: не знала, как.

— Просто… не вини его. Мне жаль, что сегодня всё так ужасно вышло.

— Ладно, — сказала я. Не хотелось обрывать нашу беседу, однако я увидела возможность сказать то, что хотела: — Ничего, если ты одна пойдёшь к Выверту?

Кажется, она удивилась.

Слишком опасно сейчас было встречаться с Вывертом. Я плохо соображала, у меня не было никакого желания идти прямо в волчье логово. В другой день, при других обстоятельствах, с поддержкой? Может быть. Но не сейчас.

— Я хочу вернуться на свою территорию, — соврала я.

— Да. Конечно.

— Хорошо. Тогда — удачи тебе? Выверт может позвонить мне, если ему что-нибудь понадобится.

— Ладно.

Я повернула на север, оставляя Генезис одну на пути к базе Выверта.

Как и сказала Сплетница, удобный момент упущен. Не попадусь ли я в ловушку, если вернусь на свою территорию? То же самое может случиться, если я пойду в какое-нибудь знакомое место. У Выверта достаточно солдат, чтобы устроить засаду во многих местах одновременно.

C другой стороны, если я исчезну из его поля зрения, то он поймёт, что я знаю о его планах. Возможно, именно это и заставит его решиться на их осуществление.

Собрав все витающие в моей голове разрозненные мысли и опасения в одну кучу, я пришла к простому, элегантному решению.

Слишком опасно возвращаться к себе на территорию. Я приземлилась на крыше самого высокого здания в округе, слезла с Атланта и направила насекомых в своё логово. Огромным роем они заполнили все помещения. Часть осталась в комнате с террариумами для того, чтобы восполнить запасы редких пауков и больших жуков. Остальные поднялись на верхние этажи и забрали всё необходимое. Они вернулись и словно облако окружили Атланта.

Когда Атлант опустился рядом со мной, я начала приводить всё в порядок. В передних когтях жук держал мои сапоги, на спине были рюкзак и упакованная одежда. Одной рукой я скидывала в рюкзак предметы, которые подносили насекомые: бельё, носки, кошелёк.

Я провела рукой по шероховатому туловищу Атланта.

— Что же мне с тобой делать?

У Атланта не было инстинктов для самостоятельной жизни. Он был уникальным существом, собранным на скорую руку. Когда я не контролировала его, у него не было модели поведения, он не мог двигаться, питаться, защищаться.

Мне придётся придумать что-нибудь. Найти поблизости место, где я смогла бы его держать.

Я выбрала одежду, убедилась, что вокруг никого нет, и переоделась. Мне пришлось снять повязку и освободить руку, что, возможно, было не лучшей идеей, но, надевая майку, я была предельно аккуратна.

После переодевания я закрепила повязку, упаковала все вещи в мешок, обернула свой костюм шёлком и уложила всё это на спине Атланта. Я буду держать его неподалёку, к тому же, если вещи мне понадобятся, он принесёт их быстрее, чем если я отправлюсь за ними сама в какое-нибудь укромное место.

Я ещё раз проверила, что за мной никто не следит, забралась на Атланта и стояла на его спине, ожидая, пока он опустит нас вниз. Я спрыгнула на мостовую, подняв кучу брызг, накинула рюкзак на здоровое плечо и отправилась в путь.

Дела налаживались. Мы почти справились с затоплением, и всё меньше улиц было покрыто водой. Работа, которую проделали мои люди, внесла свою лепту. Мы находились в низине и были вынуждены очищать ливневую канализацию, разгребать завалы обломков и мусора, из-за которых вода местами застаивалась. После того, как мы их убрали, потоки воды свободно хлынули в сторону пляжа.

Но всё же не везде дела шли гладко. Во многих районах из-за осколков стекла и деревянных досок с торчащими гвоздями было опасно ходить без надёжной обуви. Повсюду образовались завалы мусора, которые никто не убирал. Когда у людей кончились мусорные пакеты, они начали выбрасывать мусор в картонных коробках и пластиковых сумках. Когда закончились и они, отходы стали высыпать где и как придётся: из окон и прямо на улицы. Между домами сновали крысы, которые нисколько не робели и нагло восседали на самом виду, когда я брела мимо в безразмерных резиновых сапогах.

Часть растительности погибла, а оставшиеся растения благоденствовали. Деревья и лужайки были затоплены, всё заполонили водоросли и мох. Заросли сорной травы захватывали каждый клочок земли.

Было забавно видеть, как природа берёт своё. Глупо заявлять, что люди разрушают окружающую среду. Мы только слегка изменяем её. Природа никуда не денется до тех пор, пока мир не превратится в бесплодную пустыню. Какой бы апокалипсис ни привёл в действие Джек, наверное, он был прав в том, что сказал Ампутации. Что-то наверняка выживет, выживет во всех частях мира, прорастёт из трещин, распространится, сокрушит и похоронит под собой руины цивилизации.

Странное направление мыслей, но сейчас я не хотела размышлять о событиях прошедшего дня.

Я остановилась не из-за нерешительности, а из-за нахлынувших воспоминаний. На деревянной лестнице передо мной — прогнившие нижние ступени. Они стали такими не сейчас, не после нападения Левиафана и всеобщего разрушения города, а намного раньше. Я перешагнула их, поднялась ко входной двери и позвонила.

Сердце отчаянно колотилось. Я старалась не думать ни о чём конкретном. Не хотела струсить.

Дверь открылась, и я оказалась лицом к лицу со своим отцом.

Мне понадобилась вся моя смелость, чтобы не обернуться и не сбежать. Какая же я трусиха. Что-то подобное произошло и со школой. Были причины, по которым я бросила занятия, но в последующие дни я не ходила из-за того, что не желала объяснять причины предыдущих пропусков.

Только эта была не школа. Это был мой папа. До сих пор всё его тело было покрыто следами порезов от стекла: царапины в виде линий и кругов на лице и руках. Большая повязка на плече. Разве у него не должно было уже всё зажить? Или дела были настолько плохи?

— Я рад тебя видеть, — сказал он и обеспокоенно нахмурился. — Ты ранена.

Я посмотрела на повязку.

— Это пустяк.

— Вот почему ты… — начал он, затем замолчал, словно не хотел всё испортить или спугнуть меня неудачным выбором слов.

— Нет, — сказала я и подловила себя на том, что пытаясь найти объяснение, открыла рот, чтобы ответить, но, не придумав ничего, закрыла его.

«Это мой мальчик, — вспомнила я голос мэра, его неприкрытую боль и искренность. — Я всегда хотел для него только лучшего».

Когда я посмотрела в папины глаза, то увидела в них такое же выражение.

— Нет, — повторила я. — Я недавно видела, как одна женщина едва не потеряла свою дочь. Это заставило меня вспомнить о тебе и маме, — я поменяла пол персонажей в своём рассказе, чтобы не выдать себя.

Я как будто задела рану, ощутила, как глубокая боль из прошлого вновь даёт о себе знать. Мне захотелось отвести глаза, но я заставила себя встретить взгляд отца.

— Ты хочешь… — сказал он, затем немного помолчал. — Хочешь зайти?

Я кивнула. Он отступил от двери, и я зашла в дом впервые после нападения Птицы-Хрусталь. Тогда было начало июня или около того. У меня не было времени осмотреться, к тому же тогда я очень нервничала. Последний раз, когда я на самом деле могла спокойно осмотреться дома, был в начале мая. Около двух месяцев назад.

Я взглянула на каминную полку. Вещи на ней переставили. Сейчас там стояли маленькие часы со сломанным циферблатом, уцелевшая после атаки Птицы-Хрусталь семейная фотография с папой, мамой и мной, и маленькая фигурка-подсвечник в форме женщины в развевающемся платье.

Я коснулась статуэтки. С ней были связаны воспоминания. Многие вещи в доме были наполнены ими. Раньше статуэтки было две, они шли в паре. Мама принесла их с рынка. Очень высокие, худые фигурки чем-то напоминали маму и папу.

— А где мужская фигурка? Тебя ограбили?

Я взглянула на него — он выглядел смущённым.

— Я продал её. Как и многие другие вещи.

— Почему? Зачем?

— Чтобы купить еду. Или выменять, — ответил он.

— Но ведь припасы поставляют. Тебе их не хватает, или… — я прервалась. Почему я напала на него? Обвиняю? Это чувство вины от того, что я не в состоянии ухаживать за папой, следить за тем, чтобы он получал снабжение?

— Взрыв стекла. Почки немного повредило. Врач посоветовал мне увеличить количество железа и белка в рационе, пока рана окончательно не зарубцуется. Но это не то питание, которое можно найти даже в хорошем снабжении.

Повреждены почки.

— Это самое серьёзное? В остальном ты в порядке?

— По большей части в порядке. Лучше, чем многие — благодаря тому, что ты предупредила меня, что Бойня номер Девять в городе. Некоторые мои коллеги тоже благодарят тебя.

Я кивнула. Здорово, что люди в порядке, но то, что об этом говорят, ставило меня в опасное положение.

— Но это я должен расспрашивать. Как ты? Что случилось с твоей рукой?

— Попало инородное тело, — сказала я. — Понадобилась небольшая операция.

Я увидела тревогу, появившуюся на его лице. Он что-то слышал? Флешетта передала сообщение, что люди с повреждённым плечом…

— Операция? — спросил он.

— Всего лишь под местной анестезией. Правда. Это не настолько серьёзно.

Я посмотрела на книжные полки. Одна из лучших фотографий со мной и мамой была почти уничтожена, разорвана на кусочки взрывом стекла. Ему пришлось подобрать рамку с фото и поставить обратно на место после атаки Птицы-Хрусталь. Я коснулась фотографии, как будто могла вновь соединить вместе разорванные кусочки.

— Ты так изменилась, — сказал он. — Осанка ровнее, одеваешься так, будто уже не хочешь спрятаться в одежде, двигаешься целенаправленно. Мне кажется, ты ещё и подросла. Все вокруг выглядят так, словно раздавлены происходящим, словно они сдались, потеряли что-то важное для них. Из-за этого разница между ними и тобой ещё более заметна.

Я оглядела себя. В самом деле?

— Мне это не так заметно.

— Пятнадцать лет я растил тебя. Два с половиной года — в одиночку. Я вижу разницу.

— Я не говорю, что изменений нет. Наверное, они есть. Просто… Я не знаю, стала ли я лучше из-за них.

— Вот как.

Молчание затягивалось. Никто из нас не был хорошим собеседником, а все общие темы для разговоров, которые у нас когда-то были, давно ушли.

— Хочешь присесть? — спросил он.

Я кивнула и села. На кофейном столике лежали бумаги, собранные в две небрежные стопки. У каждой из бумаг был заголовок «Знай, где ты находишься». Выглядели они, будто были размножены на старом пятнадцатилетнем ксероксе. Я взяла одну из них.

«Знай, где ты находишься:

Территория к востоку от Капитанских холмов контролируется суперзлодеями Мраком и Чертёнком. Оба они члены группы, известной как Неформалы, которые объединились со Скитальцами в безымянный альянс. Эти злодеи не нападают на гражданских, если только не спровоцированы, работы по расчистке всей территории продвигаются, не встречая препятствий со стороны злодеев.

Мрак обладает способностью создавать облака тьмы. Если вы окажетесь в подобном облаке, возвращайтесь к ближайшему убежищу, которые вы запомнили, и опасайтесь угрозы со стороны автомобилей, стрельбы, движущихся пешеходов и ведущих сражение кейпов».

Я положила его обратно. На нём был ещё текст, отмечающий нехватку информации о Чертёнке, рассказывающий о бандах и других возможных противниках, с которыми Мрак и Чертёнок могли вести сражения, но он был недельной давности.

Другая листовка:

«Знай, где ты находишься:

Территория к западу от северной пристани парома, включая фабрики и остаток набережной, контролируется суперзлодейкой Рой. Рой входит в группу Неформалы, которая является союзником Скитальцев в пока не названном альянсе. Рой — это молодая женщина, склонная как к актам явной доброты, которую она проявляет к тем, кого считает своими людьми, так и к вспышкам неожиданной крайней жестокости к тем, кого она полагает своими врагами. Город не финансирует работу на её территории, поскольку Рой организует работы самостоятельно.

Рой управляет насекомыми и может чувствовать то, что они делают. Всем, у кого есть аллергия на укусы и яд насекомых, рекомендуется покинуть данную территорию. Она обеспечивает едой, защитой и медицинской помощью любого, кто согласится работать на неё, но ассоциация работников доков не рекомендует принимать её предложение, так как её мотивы неизвестны.

В настоящее время на этой территории не происходит столкновений между кейпами. Ограниченно имеется электроснабжение, ограниченно имеется мобильная связь. Водоснабжение на территории отсутствует».

И снова устаревшие данные. У нас была вода. И всё же поразительно было видеть эту листовку. С самого начала я пыталась сохранить разделение между разными частями своей жизни. Это было настолько сильное желание, что я избегала мстить тем, кто преследовал меня в школе, по крайней мере, слишком явно, и, возможно, именно из-за этого я сбежала из дома.

— Это твоя ассоциация печатает?

— Да. Люди должны быть в курсе. Слишком много историй о том, как люди выбирали неудачный маршрут и оказывались загнаны в угол собаками-мутантами размером с небольшой танк.

— Понятно.

— Ты говорила, что живёшь за городом, у Лизы? На северном конце города? Как ты добралась сюда?

— Я прошла через рынок, вниз по набережной, затем пересекла территорию Рой.

Я была почти уверена в том, что не повела себя странно, когда произнесла своё имя.

— Никаких проблем не возникло?

— Меня остановили на границе, я спросила разрешения пройти. Они нормально к этому отнеслись.

— Хорошо.

Одна ложь за другой.

Ещё одна неловкая пауза.

— Ты голодна? У меня есть в холодильнике немного картофельного пюре с печенью.

— Я поела, — солгала я. Нет никакого желания тратить деньги папы, когда ему приходится продавать вещи, чтобы достать еду.

— Хочешь чая?

— Да, пожалуйста, — сказала я, радуясь предложению, которое я могла с чистой совестью принять. Он отошёл на кухню и поставил чайник.

Я посмотрела вокруг. Здесь я больше не чувствовала себя дома. Прошло всего лишь два месяца, но многое изменилось. Что-то в доме переставили, что-то продали, что-то уничтожила атака Птицы-Хрусталь.

Запахи тоже изменилась. Не знаю, виновата в этом влажность, нехватка уборки или то, что семья из двух человек внезапно на два месяца стала семьёй из одного. И в какой-то степени вина лежит на мне. Возможно, я просто вижу привычное мне окружение в новом свете, окрашиваю факты собственной паранойей и домыслами о том, что мой папа строит параллели между мной и Рой, смотрю на вещи негативно, поскольку чувствую свою вину за то, что покинула его.

Папа вернулся:

— Если ты дашь мне минутку, я могу приготовить для тебя постель…

— Я не останусь, — выпалила я.

— Вот как, — на его лице отразилась боль.

От дальнейшего неловкого молчания нас спасла вибрация моего мобильника. Достав его, я посмотрела на экран. Сердце-С-С-апостроф-квадрат. Сплетница.

— Скоро вернусь, — сказала я, вскочила с дивана и выбежала из комнаты, нажимая на кнопку ответа.

«Пожалуйста, будь в порядке», — думала я, закрывая за собой дверь.

— Даров, — ответила она.

— Ты в порядке? Кактус-Б.

— Солнце-И. Или Солнце-Н. Кто тебе больше нравится.

— Не уверена, что это тот цвет, который должен быть.

— Как и я. В общем. Я поговорила с Вывертом. В некотором роде ситуация прояснилась.

— Хорошо. Должны ли мы…

— Всё хорошо, даже очень. Даже если он подслушивает. Ты вне опасности. В настоящее время никакой угрозы для твоей жизни.

— Ладно, — сказала я, не испытывая уверенности в том, как это понимать. Она не сказала, что именно Выверт был той самой угрозой, значит, вероятно, она выбирает слова, чтобы быть в безопасности.

— Это пугает меня, — призналась она.

— Пугает тебя?

— Эм… — протянула она. Не в её духе было не находить слов, — я рассказала Выверту, что Трикстера ранили. Не была уверена, сообщила ли ты ему об этом. Он не выглядел обеспокоенным. Никаких признаков того, что его план нарушен. Сказала, что ты возвращаешься к себе — и опять никакой реакции. Всё, что до этого подсказывало мне, что он замышляет убить тебя, сейчас говорит мне, что такого и в помине не было.

— Твоя сила соврала тебе?

— Э-э-э… Вот и я так подумала. Что, возможно, исходила из ложного впечатления. Я пыталась добавить или удалить элементы, чтобы получить другой результат, по-другому интерпретировать прежнее поведение. Ни-че-го. И при этом я вела с Вывертом замечательно нормальную беседу, пока он не сказал: «Очень опасно. Тебе следует осторожно выбирать себе противников».

У меня кровь застыла в жилах. Мне пришлось сесть на ступеньки.

— Он имел в виду…

— Ага, именно это он и имел в виду. Если я была до этого на сто процентов уверена, что он собирался убить тебя, то сейчас я уверена на пятьсот процентов, что он сказал это, чтобы показать свою осведомлённость о наших планах.

— Что мне делать? Что нам всем теперь делать?

— Я не знаю. Но это ещё не всё. Я ещё обдумывала, что он сказал, когда он уже повернулся к выходу. Он положил руку мне на плечо, наклонился ближе и сказал очень тихим голосом: «Будь осторожна, Сплетница. Я ценю твою работу, но ты должна знать, что твоя сила не так надёжна, как тебе хочется думать».

Звучит вежливо и заботливо, но одновременно несёт явную угрозу.

— Значит то, что раньше сила солгала…

— Она не подвела, Рой. Я же говорила, что он проверяет меня. Он действительно проверял, но не так, как я подумала. Он нашёл способ обмануть мою силу, противодействовать ей. Идея с попыткой твоего убийства — она была просто чтобы напугать нас. Чтобы дать нам знать, что безопасность, которую предоставляет моя сила, не распространяется на него. Он может заставить нас думать, что хочет тебя убить, в то время как он не хочет, и…

— И наоборот. Он может заставить нас думать, что мы в безопасности, хотя в действительности это не так, — закончила я.

— Именно.

— Что будем делать?

— Я не знаю, — снова сказала она. — Слушай, мне нужно позвонить остальным. Ты с Мраком?

— Нет. Может, ещё буду в той стороне сегодня ночью.

— Что-нибудь придумаем, — сказала она.

Придумаем ли? Выверт следит за нами, он фактически нейтрализовал Сплетницу и, судя по всему, довольно-таки уверен в себе, чтобы позволить нам продолжать работать на него, несмотря на наш запланированный бунт.

Я не могла заставить себя смириться с этим.

— Пока, — сказала я.

— Пока.

Я повесила трубку.

Нужно заставить себя вернуться на свою территорию и начать думать над планом контратаки, но сейчас я встала с лестницы и вернулась в дом.

Когда я увидела лицо отца, то вспомнила о сне, в котором он оказался Вывертом. О сне, в котором я слишком долго тянула, и Дина погибла. Я отвернулась и села на диван. Отец поставил передо мной чашку чая, присел рядом.

Я не была религиозной, не верила в высшую силу. Земное правительство было достаточно дерьмовым, чтобы идея божественного правительства одновременно и пугала, и вызывала смех. Поэтому когда я думала о душе, я думала больше о некоторых абстрактных частях своего разума, которые отвечали за личные духовные и эмоциональные качества, психику и другие аспекты личности. Более религиозное воззрение на душу, вероятно, складывается в подобный эквивалент.

Несмотря на прочие свои мотивы, отчасти мною всегда руководило желание исцелиться, подправить тот кусочек моей души, который постоянно страдал с тех самых пор, как я получила звонок, сообщивший о смерти матери.

Вот только это не помогало.

Я пыталась помочь городу, помочь героям, укрепить самооценку, найти себя, но в итоге я неуклюже барахталась, находила и открывала всё новые дыры в своей душе: Дина, я предала тех, кто стал моими друзьями, и я сама предала себя, когда потерпела неудачу в достижении своей конечной цели. Я бывала жестокой и безжалостной — случайно или неслучайно. Бывало, я шла на жертвы. Я бывала бесчувственной. И всё это не прошло бесследно, что подтвердила пачка листовок на столе. Склонна к неожиданной крайней жестокости…

Даже мой приход сюда был обоснован моим желанием заполнить ту дыру глубоко внутри меня, то место, которое должно быть заполнено семьёй.

Я отпила чай. Папа сделал его с сахаром, а не с мёдом.

Всё это… сидеть здесь, пить чай с отцом, когда все мысли витают где-то далеко? Это не исправляло ничего. И не лечило, и не заполняло.

Я вновь отпила чай, затем начала пить большими глотками. Внутри жидкость обжигала, и я постучала по груди, как будто могла прогнать это ощущение.

— Тейлор?

Я встала и взяла рюкзак, закидывая его на плечо:

— Мне нужно идти.

Он тоже встал.

— Извини меня. Мы… мы возвращаемся обратно, а сейчас темно, так что мы идём группой.

— Я тоже пойду.

— Нет. Тебе тогда придётся возвращаться в одиночку. Всё в порядке.

Кажется, это его задело.

— Обнимемся?

Я замешкалась, подошла ближе и обняла его одной рукой. Он аккуратно обхватил мои плечи руками и сжал.

— Я вернусь, — пробормотала я в его рубашку.

— Давай без общих слов. Ты должна пообещать твёрдо, — ответил он.

— Послезавтра?

— Хорошо. У меня будет выходной из-за выборов мэра. Мы можем пообедать здесь, а потом пойти в ратушу.

Ох, блядь. Если у Выверта есть на нас какие-то планы…

Я отступила, мысленно перебирая оправдания. Отец нахмурился. Если он и раньше был худым, то сейчас от него остались только кожа да кости. Он казался на несколько лет старше: раненый, вымотанный, одинокий.

— Тогда увидимся там, — сказала я.

— Увидимся, — ответил он, грустно улыбаясь. Никаких уговоров остаться. Я надеялась, что он понятия не имел о том, что же происходит на самом деле, и тем не менее, он позволял мне делать то, что я считала нужным.

Мне хотелось как-то отблагодарить его, выразить признательность, но было только одно, чего он мог действительно желать:

— Я… не знаю когда. Но, может, однажды я смогу вернуться домой?

Снова расплывчато. Никакой конкретики, точной даты. Прямо как и в день ухода. Это было так по-свински.

Но я увидела, что он улыбнулся.

— В любое время, в любой день. Но мы сможем поговорить об этом за обедом, послезавтра.

Я кивнула и повернулась, чтобы уйти. Я не прошла и половины квартала от дома, как почувствовала, что на глаза навернулись слезы и заструились по лицу.

Я не могла сказать, было ли это из-за моей любви к папе или от отчаяния из-за Дины.