Интерлюдия 12

— Ну, а теперь — кто из вас, шишки геморройные, не зассыт, а?

Толпа торжествовала, пока её рёв не достиг крещендо, которое он мог слышать со своего летающего подиума. Ветер кружил вокруг него, стоявшего на носу воздушного судна, развевал плащ. Скрип создала нечто, похожее на очень, очень навороченный вертолёт — раза в три больше обычных вертолётов и с большим количеством лопастей, расположенных на равном расстоянии друг от друга. Машина создавала впечатление, что её создатель в глаза не видел настоящих винтокрылых машин.

— Зелёная повязка означает яд. Этот яд половина из вас, ушлёпков, уже попробовала! Давайте упоремся в жопу! Поймаем худшие бэд-трипы!

Он взял кубок с таблетками, посыпанными разнообразными порошками, и поднял его над головой.

— Вы глотаете горсть и ложитесь вздремнуть в один из гробов. Когда закроется крышка, вы узнаете, что вам досталось. Кому-то крысы, кому-то пауки, кому-то ничего, а кое-кто…

Сноп света ударил из толстого брюха вертолёта и расшвырял комья земли там, куда попал. Как только свет погас, в вырытую яму упал гроб и его завалило гравием.

— …будет погребён заживо!

Толпа жаждала крови и с каждым мигом становилась всё более разнузданной и свирепой.

— Надеюсь, у вас, ёбаных блевотников, найдутся друзья, чтобы вас откопать! Пройдёте через это дерьмо, через трип своей жизни — и получите зелёную ёбаную повязку! На оставшуюся ночь для вас всё бесплатно как пизда вашей мамаши! Пока повязки на вас, всё, что вы купите у наших барыг — со скидкой в десять процентов! Ну, и кто…

Он замолк. Микрофон упал к ногам Толкача с глухим стуком, а затем коротко скрежетнул на прощание, угодив в один из пропеллеров, где немедленно превратился в обломки.

Толкач прижал руки к животу, из которого вываливались внутренние органы и хлестала кровь. Он повернулся бежать, но на его руках, заднице, спине и затылке появлялись всё новые порезы. Большинство из толпы уже не увидело, как он пытается отползти прочь и как с ужасом глядит на свои отрезанные пальцы, летящие прочь в фонтане алых брызг.

Изобретение Скрип накренилось и начало разворачиваться — этот маневр окончательно решил судьбу Толкача. Поверхность под ним и без того уже была скользкой от крови, так что лидер Барыг не смог уцепиться за платформу единственной целой рукой и соскользнул вниз. Он использовал свою силу, чтобы поверхность вертолёта толкала его вверх, но чуть-чуть опоздал…

Толкач свалился в лопасти вращающегося пропеллера и его мгновенно перемололо в фарш.

Стоя на крыше напротив летательного аппарата, Джек крутанул запястьем и сложил свою опасную бритву.

Слегка улыбаясь, он обернулся и посмотрел на остальных членов Девятки. Ампутация сидела верхом на плечах Сибири, заплетая в косу волосы безжалостной убийцы. Птица-Хрусталь и Ожог стояли на флангах Девятки: одна держала в руке книгу, а другая творила из пламени, горящего в сантиметре от её кожи, образы знакомых мест, вещей и людей. Многие картины Ожог повторяли в миниатюре сцену недавней гибели Толкача. Роботы Ампутации были рассеяны по всей крыше. Один из её чудовищных Франкенштейнов — Халтурка, так, кажется, она его назвала? — терпеливо ожидал в дальнем углу. Он уже начал гнить заживо, и Ампутация старалась держать его подальше, чтобы запах не раздражал членов Девятки. Бледная Душечка стояла в тени Краулера. Она опустила плечи и скрестила руки на груди — словно боясь, что в любую секунду её могут ударить.

Краулер, имевший самый нечеловеческий облик в группе, возвышался над остальными. Торс в три метра толщиной, голова размером с небольшой автомобиль. Он объединил в себе наиболее эффективные черты медведя и пантеры. Извилистый, гибкий, излучающий угрозу — но при этом мощный и мускулистый. Листовая броня покрывала его, и лишь там, где нужна была гибкость, её сменяла чешуя, а там, где и гибкости чешуи было недостаточно, росли жёсткие волосы. Краулер казался непроницаемо-чёрным, и лишь при определённом освещении на его коже появлялись радужные разводы — как на нефтяной плёнке.

Из-под листов брони по всему телу выглядывали сотни чёрных глаз. Едкая слюна вытекала из пасти, ощерившейся множеством клыков, и капала в опасной близости от Душечки, разъедая бетонную крышу. Но, пожалуй, больше всего пугали шесть конечностей Краулера. Каждая из них раздваивалась ниже колена или локтя: на четырех задних больший отросток заканчивался когтем-мечом, а меньший — щупальцем. На двух передних лапах росли вполне человеческие руки с длинными пальцами.

— Похоже, у Толкача сегодня вечеринка, — в голосе Джека сквозила изрядная ирония. — Думаю, после столь долгого пребывания в тени, мы заслужили хороший отдых. Не забудьте поблагодарить хозяев. Наверняка, наше приглашение просто затерялось на почте.

Несколько членов Девятки улыбнулись.

Краулер первым покинул крышу, одним прыжком взмыв в ночной воздух и приземлившись точно в центре толпы. Вскоре за ним последовали Птица-Хрусталь и Ожог. Они охватили толпу с краёв, отрезая людям путь к отступлению бурей из огня и осколков стекла. Создания Ампутации посыпались с края крыши и начали сгонять отставших от толпы в общую кучу.

На крыше их осталось четверо — Сибирь, Ампутация, Джек и Душечка.

Сибирь потянулась и схватила Душечку за воротник рубашки. Джеку она гораздо любезнее протянула руку, за которую тот крепко схватился.

— Спасибо, — сказал он.

Передвигаться с Сибирью было сродни искусству. Душечке ещё предстояло его освоить — она прикусила язык и не удержала короткого вскрика, когда Сибирь шагнула с края крыши. Джек же расслабился в ту самую секунду, как Сибирь увлекла его. Вчетвером они упали с крыши. Ампутация, сидящая на плечах Сибири, вцепилась ей в волосы, чтобы удержаться.

Благодаря частичке силы Сибири, передавшейся каждому из них, они избежали печальной участи быть размазанными об асфальт. Джек пошатнулся, по большей части из-за того, что полностью расслабился, чтобы избежать повреждений, когда Сибирь коснулась его. Он отпустил её руку и выпрямился. Душечка рухнула на колени.

— Премного благодарен, Сибирь, — сказал Джек. — Иди, развлекайся.

Сибирь опустила Ампутацию на землю и тут же исчезла, одним прыжком оказавшись посреди толпы. Она даже не стала никого специально бить. Каждого, кому не посчастливилось оказаться у неё на пути, буквально разрывало на части. От ударов о Сибирь постоянно ломались чьи-то конечности, сминались тела, выворачивались шеи. Не менее сильно пострадали и те, кто оказался от Сибири немного дальше — их покалечило отлетающими от неё телами.

Ампутация засмеялась, и это был смех не ограниченный социальными условностями, культурными нормами или самоцензурой. Искренний смех ребёнка, свободный и беззаботный. Один из механических пауков запрыгнул ей на спину и обвил парой своих ножек. Две лапки паука, плотно прилегая, присоединились к запястьям Ампутации, после чего раскрылись веером скальпелей, игл, пил и других приспособлений. Каждый инструмент располагался между её пальцами. Легчайшими движениями ладоней она могла заставить их поменяться местами так, чтобы схватить и тут же использовать нужный. Ещё два паука прыгнули вперёд, схватили одного из кричащих, раненых Сибирью людей, и поволокли его прочь от толпы, сантиметр за сантиметром приближая его к Ампутации, шагнувшей навстречу.

Толпа могла бы наброситься на неё, но им недостало храбрости. Они разбежались.

Джек повертел закрытую бритву в руках.

— Душечка, вставай, ты пропускаешь представление.

Душечка послушно поднялась на ноги. Она подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как на фоне ночного неба промелькнуло размытое чёрно-белое пятно. Вслед за этим, на одной из сторон летательного аппарата Скрип расцвёл большой взрыв, вертолёт накренился и врезался в стену соседнего здания, засыпав толпу отлетевшими металлическими частями. Из аппарата вырвались несколько взрывов поменьше. Благодаря вспышке, Джек и Душечка успели увидеть стоявшую на палубе Сибирь. Её руки сжимали женщину из Барыг, через мгновение Сибирь вырвала ей руки из плеч и впилась зубами в шею.

Лишённый пилота и работающих механизмов летательный аппарат тяжело рухнул в середину толпы. Барыги, собравшиеся на улице для ядовитого фестиваля Толкача, разбежались, бросая своих павших друзей, пытаясь убежать или спрятаться. Крики ужаса были вдвое громче, чем любые крики восторга до этого.

Сибирь вспрыгнула на самую высокую точку на развалинах летательного аппарата — на искорёженный обломок винта, который как будто не должен был выдержать её веса. Её волосы развевались в потоке горячего ветра, поднимавшегося от груды горящего металла. Она оглянулась вокруг, выискивая место, где она могла бы нанести наибольший ущерб, выплюнула кусок мяса и прыгнула в сторону, скрывшись из виду. Винт даже не шелохнулся.

— Ты собираешься поучаствовать? — спросил Джек Душечку.

— Почему ты всё ещё ведешь себя так, будто я в группе? Я пыталась манипулировать всеми вами, и я провалилась.

— Мы разберёмся с твоим наказанием позже. Ампутация над кое-чем работает.

Глаза Душечки расширились.

— Я знала, что она… Я чувствовала её эмоции ко мне… знала, что она что-то замышляет. Но теперь, когда ты сказал это вслух… О, Господи!

— Будь уверена, Шери Василь, Господь отвернулся от тебя очень, очень давно, — улыбнулся ей Джек.

Она отвернулась, глядя на разворачивающееся побоище — как будто это могло отвлечь её от собственных мыслей и страхов.

Краулер прыгнул в самую толчею. Тела разлетались в разные стороны, когда он бежал сквозь ряды Барыг на двух ногах, выставив в стороны когти и щупальца. Когда каждый в зоне его досягаемости — довольно обширной — был мёртв или задыхался от парализующего яда, Краулер развернулся к упавшему вертолёту. Он шёл не торопясь, моргал всей своей сотней глаз, очищая их от налипшей крови и пыли.

Джек увидел, как какой-то человек в толпе достал пистолет и навёл ствол на Краулера. Затем передумал и стал целиться в Ампутацию, но тут же столкнулся лицом к лицу с Халтуркой, который зарубил несостоявшегося стрелка. Халтурка взорвался облаком белой пыли, направляясь к другим стрелкам, которые могли повредить Джеку или Ампутации.

Кто-то появился рядом с Джеком и Душечкой. Джек думал, что это Халтурка, пока не повернул голову.

— Ой-ой, — удивился Джек. — Что же это с нами случилось?

Манекен стоял рядом — безголовый, залитый краской и заляпанный грязью, особенно хорошо заметной на его белом теле. Правая рука — по локоть — пропала.

Члены Девятки один за другим замечали появление Манекена. Птица-Хрусталь отступила от искореженных остатков какого-то огромного, испускающего пар бронекостюма, и полетела к ним в облаке окровавленных осколков стекла.

Ампутация отвернулась от очередного пациента. Она оттолкнула его и сказала что-то. Возможно, «беги». Тот сделал пять или шесть неуверенных шагов, прежде чем его тело начало разбухать. Его правая рука раздулась в три или четыре раза, покраснела и яростно взорвалась. Во все стороны, на людей вокруг полетели осколки костей, ошметки плоти и брызги крови. Пациент Ампутации закричал, но его вопли становились всё короче и отчаяннее — остальное тело разбухало на глазах, и новый взрыв произошёл всего через десять секунд.

Ампутация меж тем, широко улыбаясь, возвращалась к группе.

— Манекен! Ух ты! Тебя сломал злодей? Бедный малыш! Как будто маленькие девочки Кену ручку и голову поотрывали…

Из оставшейся руки Манекена выскочило лезвие. Ампутация хихикнула.

Позади неё люди, на которых попали кровь и плоть первой жертвы девочки-технаря, начинали кричать: их тела тоже разбухали.

Джек нахмурился.

— Ампутация, ты же знаешь моё правило насчёт эпидемий. Относись честно к остальной группе.

— Это не эпидемия! Честно! — воскликнула девочка, нарисовав крестик над сердцем. — Четыре-пять циклов, не больше! Каждый следующий перенос передаёт только половину катализатора: в конце концов они справятся и выдержат.

Птица-Хрусталь приземлилась среди членов Девятки. Позади неё толпа завопила особенно громко — там, где были видны стены оранжевого огня Ожог. Огромное, состоящее из песка и мусора, тело Хлама загорелось и он начал безумно метаться. Птица-Хрусталь проигнорировала хаос, устроенный Ожог, внимательно изучила Манекена и заговорила полным осуждения голосом:

— Манекен не справился.

— Как жаль, что ты не видишь неодобрения на лице Птицы-Хрусталь, Алан, — с улыбкой заметил Джек.

Манекен направил лезвие на Птицу-Хрусталь, предупреждая и угрожая. Джек немного напрягся, внимательно всматриваясь в её лицо. Он ждал какой-то реакции.

— Проигрыш допустим, — произнёс он, когда понял, что резни не будет. — Большинство из нас более снисходительны, чем Сибирь, и допускают один-два промаха во время испытаний. Это нормально — позволять оппонентам иногда побеждать. Мы даём им ту самую искру надежды, которую так приятно потом вырвать у них.

Джек взглянул на Птицу-Хрусталь — та едва заметно кивнула.

— Впрочем, перед нами встаёт интересный вопрос… — Джек отыскал глазами Сибирь и жестом попросил её подойти. На руку Сибири, словно на шампур, были нанизаны два трупа — она отбросила их в сторону небрежным взмахом и двинулась к компании.

Краулер был одним из двух членов группы, кто ещё не подошёл. Он был увлечён каким-то молодым кейпом. Свет топорщил волосы юноши, вырывался из его глазниц и рта. Вокруг Краулера то и дело появлялись белые вспышки: разрушительно, но не слишком прицельно, вырывая из Краулера огромные сферические куски мяса, впрочем, это только раззадоривало монстра. Раны моментально затягивались, и чудовище подходило ближе. Последнее время мало что могло ему навредить, так что Джеку редко удавалось увидеть исцеляющий дар Краулера, работающий в полную силу. Даже по сравнению с лучшими кейпами-регенераторами, заживляющими раны за считанные секунды, Краулер регенерировал словно на быстрой перемотке. Десятки килограммов плоти восстанавливались почти мгновенно.

Очередная вспышка ударила Краулера точно в грудь. Он приостановился — несомненно, одно из его сердец и часть спинного мозга были уничтожены. Парень со светящимися волосами, должно быть, перевёл свою силу в форсированный режим: он выдал целую очередь вспышек. Одна попала Краулеру в лицо и срезала половину черепа с толстыми, пятнадцатисантиметровыми стенками, обнажив рассечённый мозг и гортань. Краулер рухнул на землю.

Сибирь смотрела, как парнишка убегает, затем собралась в погоню.

— Нет! — остановил её Джек. — Этого отпустим. Некоторых стоит оставлять в живых.

У него были свои мотивы, о которых он предпочёл бы промолчать.

Мозг Краулера за пару секунд вырос до размеров баскетбольного мячика, затем восстановились череп, лицевые мышцы, кожа, волосы, шипы, чешуя и броня. Краулер встряхнулся, как вылезшая из воды собака, и начал высматривать своего противника.

— Позже, Краулер! — крикнул ему Джек. — Сразишься с ним в другое время! У нас собрание группы!

Краулер поколебался немного и поскакал к кругу. Ожог выпустила огненный шар высоко над их головами, когда он пролетал рядом, она выпала из него, приземлившись на четвереньки.

Вокруг взрывались и кричали люди: четвертый или пятый цикл реакции, запущенной Ампутацией. Из собравшейся на улице толпы в живых остались немногие.

— Я хотел дать вам всем возможность расслабиться перед тем, как мы приступим к делу, — начал Джек. — Кажется, один кейп из команды, в которую входят два наших перспективных кандидата, хочет — ну или хотела — заключить сделку. Душечка, не подскажешь, она ещё жива?

— Сплетница жива. Сейчас она очень близко к девушке в заточении.

— О, ты слышал, Краулер? Твой кандидат и Сплетница могут оказаться друзьями.

— Нет, — сказала Душечка, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, — они едва знают друг друга.

— Печально, — Джек пожал плечами и продолжил. — Сплетница хочет сыграть в игру, уравняв шансы между нами и остальными. Если мы не сможем вырезать всех кандидатов, кроме одного, то берём первого, кто согласится, и уходим. Проигрываем и получаем удар по репутации нашей группы — в качестве штрафа.

— Зачем?! Это плохая идея,— сказала Душечка. — Сплетница знала, что тебе станет интересно, и ты сам устроишь ситуацию, когда сможешь проиграть. Когда мы все можем проиграть! Нет причин соглашаться!

Джек покачал головой:

— Причина есть. Ограничения поощряют изобретательность. Скажите художнику, чтобы он нарисовал что угодно — и он наверняка растеряется. Но предложите ему создать что-то конкретное для определенных людей и ограничьте во времени — трудности подтолкнут его сотворить то, что он не придумал бы самостоятельно. Мы растём и развиваемся, проходя через испытания. Это моя личная философия.

— Ну, это же не настоящее испытание, — сказала Птица-Хрусталь. — С тех пор, как я присоединилась к Девятке, не бывало так, чтобы мы оставили в конце больше одного кандидата.

— Можно пропустить финальное испытание, там где мы просто стравливаем оставшихся.

Птица-Хрусталь повернулась к Джеку:

— Да, но последний раз, когда пришлось зайти так далеко, был… когда победила я?

— Точно. Никто не возражает, если мы добавим ещё условие? Скажем, ограничение по времени. Будем ходить по очереди — каждому три дня. За провал — например, такой, как сегодня у Манекена — будем штрафовать отнятым днём. За успешные испытания добавим несколько часов к крайнему сроку, за устранение кандидата — наградим дополнительным днём.

— Не очень-то это честно по отношению к тем, кто будет первым,— сказала Ампутация. — Им придётся испытать больше народа за то же самое время.

— Однако будет легче вычёркивать кандидатов из списка. Больше шансов в перспективе. Но, ради справедливости, можно изменить количество дополнительного времени за успешные испытания. Тогда для первых его будет меньше. Доверите мне решать?

Ампутация, Ожог, Сибирь и Птица-Хрусталь кивнули.

— Манекен?

Манекен тронул лезвие, всё ещё торчавшее из руки, и оно звякнуло.

— Пока что согласны пятеро. Краулер?

Монстр потянулся, его мускулы пульсировали. Когда Краулер заговорил, его голос походил на грохот, лишь отдалённо напоминающий слова:

— Не вижу смысла.

— Ну да, ты всегда считал, что единственный путь к самосовершенствованию — твоя сила. Мне бы очень хотелось вернуться к нашему давнему спору, возможно, даже согласиться с тобой и позволить всем развлекаться дальше. Но посмотри с другой точки зрения. Наши обычные методы заставляют всех жертв просто разбегаться в ужасе. Даже для того, чтобы с ними сразиться, нужно их сначала поймать и загнать в угол. Что у тебя, признаю, весьма неплохо получается… Если мы согласимся, у наших противников появится повод объединиться, чтобы отбиться от нас и защитить кандидатов — тех, что отказались от условий соревнования и должны быть наказаны. При этом, с тобой будет драться больше людей, и шанс, что кто-нибудь сумеет нанести тебе урон, выше.

Краулер задумчиво покачал головой. Затем пророкотал:

— Хорошо.

— Остаёшься только ты, Душечка, наш заблудший новичок. Ты подавлена, потому что знаешь, что Ампутация готовит тебе наказание. Но ты не должна унывать! У тебя всё ещё есть шанс на искупление и, возможно, ты сможешь вовсе избежать наказания за свою наивную выходку… Думаю, начать должен Манекен — отнимем у него день за сегодняшний проигрыш. Тебе придётся разобраться с этой букашкой, чтобы компенсировать свой позор. Заставь её страдать.

Манекен тронул лезвие один раз.

— Душечка, ты вторая. Последний шанс произвести на нас впечатление.

Душечка кивнула — так же безмолвно, как и Манекен.

— Хорошо. Два дня твои, Манекен, затем три для Душечки. Чтобы всё было честно, надо бы ввести правило, что нельзя устранять кандидатов, пока те не провалят испытание. Так что каждый кандидат должен быть уведомлён об испытании и о том, в чём оно состоит. Затем, если кандидат провалится, он должен быть устранён или наказан. И так — до тех пор, пока не останется один. Для тех, кто, хочет показать, насколько он превосходит товарищей по команде, — Джек покосился на Птицу-Хрусталь, — есть несколько способов. Устраните нескольких кандидатов, проведите полный круг испытаний, будьте тем, чей кандидат превзойдёт остальных. Ну, или всё вышеперечисленное вместе.

— Мне нравится! — сказала Ампутация. — Звучит весело! Но как же Сибирь? Как ей объяснять правила кандидатам?

— Мы ей в этом поможем. Обычное испытание, да, Сибирь?

Сибирь кивнула. Она вытерла с лица Ампутации каплю крови большим пальцем и облизала его.

— В любом случае, достаточно обсуждений. Я обдумаю всё сегодня и предложу что-нибудь стоящее вам и кейпам этого города, которые станут нашими… противниками. Возможно, добавлю несколько правил, которые закроют лазейки и помогут удержать это маленькое мероприятие в рамках. Панацея, Оружейник, Сука, Регент, девушка в заточении, Крюковолк. Ожог никого не выдвинула, а со своим кандидатом я уже разделался. Так что у нас их осталось шесть, и убрать надо пятерых. А когда покончим с испытанием и подтвердим наше превосходство, сможем убить эту Сплетницу, её друзей и всех остальных. Чтоб не забывали, с кем имеют дело. Хорошо?

Все выразили согласие кивками, знаками и возгласами одобрения.

— Прекрасно. Идите, развлекайтесь. Добейте оставшихся. Не беспокойтесь, что кого-то пропустите. Все и так уже знают, что мы здесь. Уходим максимум через пять минут — мы не можем начать нашу великую битву с местными вот так, сразу.

Его монстры вернулись к бойне. Джек наблюдал, как они работают и играют, подмечая каждую мелочь. Он хорошо знал, что Птица-Хрусталь строит из себя интеллектуалку, но она теряла покой, как и Сибирь, когда они слишком долго не устраивали бойни. В такие моменты Птица-Хрусталь отвлекалась от книги, которую читала, каждые тридцать, пятнадцать или даже десять секунд, словно жаждала, чтобы хоть что-нибудь произошло. Сибирь же начинала смотреть на команду голодным взглядом. Ей не нужна была еда, но она наслаждалась ощущениями, пожирая человечину — как некоторые наслаждаются первой чашечкой кофе по утрам. Её это возбуждало.

Краулер, по наблюдениям Джека, не показывал никаких признаков скуки или беспокойства. Когда он терял терпение, это походило на неуправляемый взрыв.

Держать группу единой можно было лишь очень точно дозируя кнут и пряник. Постоянная ювелирная работа. Каждый хотел чего-то от других — сколь нелюдимым он ни старался выглядеть. Джек использовал эти желания, побуждая членов Девятки оставаться вместе и сотрудничать. Непростое дело: то, что пряник для одного — кнут для другого.

Птица-Хрусталь, сейчас парившая над бойней и снисходительно наблюдавшая за остальными, жаждала признания. Скажи кто-нибудь об этом вслух, она бы оскорбилась. Но важнее всего для неё было выглядеть могущественной, как для остальной команды, так и для гражданских. Она на многое закрывала глаза, но от личного оскорбления или шутки у Птицы-Хрусталь срывало тормоза. Если мерить пряниками, простой похвалы хватало примерно на неделю, а возможности блеснуть перед другими — на месяц. Именно из-за этого Джек разрешал Птице-Хрусталь «петь» в каждом новом месте — хотя находил это скучным, приевшимся, а последствия “пения” слишком предсказуемыми. Кнут для неё оказался столь же незамысловат: угроза физической расправы и потери контроля. Задумай она атаковать кого-нибудь из группы, Сибирь или Краулер отплатили бы ей, не дав уйти невредимой. Птица-Хрусталь понимала, что это неизбежно. И сама мысль о позорном поражении удерживала её — ничуть не меньше угрозы смерти.

Сибирь наблюдала, как Ампутация вырезает и сшивает вместе мускулы и внутренние органы, собранные с трупов механическими пауками. Её творение начало отдалённо походить на человеческое существо.

С Сибирью всё было крайне непросто. Джек сомневался, что кто-то ещё из Девятки замечает, что наиболее беспощадный член группы тайно привязан к Ампутации. У Сибири туго с воображением, она раз за разом воплощала одни и те же жестокие и кровожадные сценарии — и, тем не менее, в работе Ампутации Сибирь видела своеобразную красоту. Иногда Джеку казалось, что Сибирь отвечает на желание Ампутации иметь семью. Ампутация относилась к Сибири то как к старшей сестре, то как к домашнему питомцу — привязанность же убийцы к девочке-Технарю казалась почти материнской, словно у медведицы к медвежонку. Замечал ли кто-нибудь ещё из Девятки, что Сибирь постоянно старается остаться рядом с Ампутацией, сопровождать её в вылазках и всё время держать на виду?

Кнут для Сибири — это и есть Ампутация. Точнее, любая возможность потерять её компанию. Всё, что угрожало девочке, уничтожалось с небывалой яростью. Скучая, Сибирь бродила сама по себе и искала развлечений — и группа затаивалась, пока она не возвращалась через несколько часов или дней. Обычно приходилось поспешно отступать — когда герои, понимая, что им не справиться с Сибирью, приходили за остальными.

Ампутации не хватало семьи. Её кнут — неодобрение, отказ в проявлении «любви» от близких. Эмоционально Ампутация осталась ещё большим ребёнком, чем внешне. По ночам ей снились кошмары — если только она не засыпала в объятиях старших товарищей, чаще всего Сибири. Когда Ампутация не высыпалась или у неё портилось настроение, она становилась столь же невыносимой, как все остальные — и одной из самых опасных в Девятке.

Краулер хотел стать сильнее. Он оставался в Девятке из-за постоянных опасностей. Но был и скрытый мотив: он терпеливо ждал дня, когда Сибирь всерьёз попытается разорвать его на куски. Единственный кнут для Краулера в распоряжении Джека — угроза, что группа распадётся до того, как они с Сибирью подерутся. С другой стороны, день, когда Краулер вдруг решит, что все опасности, которые могут продвинуть его эволюцию, исчезли, будет… непростым. По этой причине Джек и приказал Сибири позволить пацану со светящимися волосами сбежать. Поиски парня на время займут Краулера, а когда он его найдёт — получит представление о том, что ему может дать Сибирь.

Ожог куда более чувствительна, чем остальные. Ею надо управлять, провоцировать, вынуждать использовать способности — чтобы она оставалась опасной. Надавишь на одно, и она подавлена и напугана — но уязвима. Надавишь на другое — безрассудна, неуправляема и способна напасть на самого Джека или других членов команды.

У Манекена была собственная миссия. Мало что бесило его больше, чем зрелище того, как кто-нибудь помогает другим и добивается успеха там, где он потерпел сокрушительное поражение. Чтобы держать Манекена в форме, Джек напоминал ему о прошлом. Простое упоминание имени «Алан» для бывшего Технаря оказывалось сродни пощёчине. Но к таким мерам приходилось прибегать редко — Манекен был предсказуем и легко управляем.

И Душечка, которая их визит в Броктон-Бей не переживёт… в некотором роде. Её пряник — надежда, но она заслужила только кнут. Джек встретился с ней взглядом, — зная, что она знает, о чём он думает. Душечка полностью отдаёт себе отчёт, что её ждет нечто ужасное — но не знает, что именно. Страх помогал обуздать Душечку — но Джеку всё ещё стоило опасаться удара в спину.

Кнут и пряник. Постоянная поддержка баланса, на который влияют тысячи факторов. Даже сейчас мысленно он делал заметки о будущих кандидатах, решая, что с ними сработает, а что нет.

Оружейник и Регент достаточно язвительны, чтобы задеть гордость Птицы-Хрусталь. С Сукой высок риск, что она начнет ссору первой, но Джек верил, что сумеет остановить её и подавить конфликт в зародыше.

Сибирь будет ревновать Панацею к Ампутации, как только между ними начнут складываться какие-то отношения.

Девушка в заточении стала кандидатом исключительно потому, что Краулер надеялся на битву с ней. Либо она не сумеет нанести ему ущерб и наскучит монстру, либо справится с ним — и тогда у него нет причин оставаться в команде.

Так что осталось два варианта, которые могут сработать. Вряд ли у Крюковолка или Суки есть качества, которые позволят им задержаться среди членов Девятки надолго. Скоро им найдётся замена — неважно, убьёт их кто-то со стороны или кто-то из своих. Но они не нарушат хрупкий существующий баланс, вступив в группу.

Джек мог бы манипулировать результатами их маленького конкурса, добиться, чтобы один из последней пары продержался до финала. Конечно, это будет трудно и потребует от него всей искусности, коварства и умения играть с разумом, на которые он способен.

Горячий ветер, густо напитанный дымом и сладковатым ароматом крови, дул ему в спину.

Джек улыбнулся. В конце концов, эти испытания — его собственный пряник.