Чума 12.5

Я могла убить их прямо сейчас.

Это было бы так просто. Джек, Ампутация и Душечка находились в зоне действия моей силы. Я могла натравить на них ядовитых пауков, ужалить каждого десятками ос и пчёл, пытаясь вызвать анафилактический шок. Это было бы так просто, и в результате я, возможно, спасла бы мир. Я бы отомстила за бесчисленное количество людей, которых они убили, за нападение на Сплетницу, и, скорее всего, могла спасти сотни жизней, если бы отвлекла на себя Птицу-Хрусталь.

Но я не могла убить Сибирь. Она сражалась одновременно с Александрией, Легендой и Эйдолоном и ушла без единой царапины. Она не умела летать и не смогла достать их, но и сама осталась невредимой. Скорее всего, она выследит меня и убьёт, если я нападу на Джека. Да и будет ли от этого какой-то толк? Ампутация — медицинский Технарь. Теоретически она может спасти их всех, а я лишь зря разозлю Девятку.

В глубине души я надеялась, что если бы на кону стояла только моя жизнь, я пошла бы на это без колебаний. Вот только обстоятельства сложились иначе. Неважно, смогу я уйти от Сибири или нет, расплачиваться придётся другим. Если я ускользну, и никто из нас не попадётся в руки Сибири, — время будет потеряно, и я не успею добраться до папы. А если я погибну, Дина никогда не выйдет на свободу. Всё сводится к одному, старому как мир вопросу — готова ли я пожертвовать десятком дорогих мне людей, чтобы сотни или тысячи возможных жертв Бойни номер Девять остались в живых? А если предсказание Дины о Джеке сбудется, и счёт жертв пойдёт на миллиарды?

Я вспомнила, что сказал Брайан, когда мы узнали о Дине — мы сами решаем, кого спасать: либо близких, либо совершенно незнакомых людей. Тогда меня возмущала сама мысль, что мы бросаем людей на произвол судьбы только потому, что те нам незнакомы и никак с нами не связаны.

Но теперь, когда мне самой приходится решать, действительно ли жизни всех остальных людей ценнее, чем жизни моих близких и моя собственная, ответ уже не столь очевиден.

Решение напасть на Джека и убить его, поставив на кон наши жизни, не ограничивалось двумя вариантами. Сегодня я попытаюсь спасти кого смогу. А потом наши команды вместе будут как-то разбираться с Джеком и Девяткой, разумеется, после того, как мы будем в состоянии защитить самих себя. Не стоит умирать за столь крохотную возможность его убить, пусть какая-то часть меня и хотела героически пожертвовать собой. И уж тем более я не могла разбрасываться жизнями других людей.

Покрывавшая дорогу вода разлеталась брызгами под моими ногами, бег по тротуару отдавался болью в ступнях. Мягкие подошвы моего костюма помогали передвигаться тихо, но совершенно не подходили для бега.

Насколько сильно на моё решение повлияло нежелание убивать?

Я была ответственна за смерти других людей, хоть и косвенно. Когда я просматривала информацию о кейпах, погибших во время нападения Левиафана, то обнаружила там Пухляка — толстяка, которого мне не удалось спасти. Множество людей погибло, когда мы не смогли остановить Бакуду и дали ей шанс напасть на город, убить сорок три человека и нанести ужасные травмы десяткам людей. Я бросила умирать истекающего кровью Томаса, парня из Барыг.

Уверена, что были и другие. В глубине души меня ужасало, что я даже не знала их точного количества.

С другой стороны, меня пугала мысль, что я не смогу найти в себе силы спустить курок, использовать яд или направить нож в цель, когда это понадобится и когда от этого будет зависеть столь многое.

Я встряхнула головой. Нет. Я не хочу даже затрагивать тему убийств. Я должна спасать людей.

В северной части центра не было электричества, и было тепло настолько, что люди открывали окна, спасаясь от духоты. Это облегчало задачу. Я отправила насекомых во все открытые окна и задействовала тараканов и мух, которые уже были внутри.

До скольких людей мне предстояло добраться? Местные здания были высотой от шести до двенадцати этажей, от одной до шести квартир на этаже. Из-за эвакуации меньше половины квартир было заселено, но даже сейчас в каждом квартале жили сотни людей.

Я действовала даже не замедляя шаг. Насекомые кружились по комнатам в поисках любых гладких поверхностей, которые могли быть стеклами или зеркалами. Я искала очки и будильники на столах и тумбочках. Если я находила кровать, стоящую слишком близко к окну или зеркалу, либо что-то опасное на тумбочке, или рядом было достаточно кусачих насекомых, я набрасывалась на обитателей. Насекомые кусали, жалили, или на мгновение перекрывали им дыхание, накрывая ноздри и рты, и заставляли проснуться.

Сотни людей одновременно.

Пока я разбиралась с каждой спальней в каждой квартире, мне пришло в голову, что вряд ли в мире есть ещё хотя бы пятеро людей, неважно, кейпы они или нет, способных выполнять столько же задач одновременно. Должно быть, полезный побочный эффект моих сил. Моё сознание одновременно обрабатывало сотни задач, решало проблемы в сотне разных мест, и каждая из них была не похожа на остальные.

Как только человек просыпался, надо было предупредить его. Но это было не просто, потому что в квартирах без электричества не было и света. Во многих случаях я могла рисовать слова из насекомых на окнах, но этот трюк не срабатывал в комнатах со шторами или занавесками. Я переключилась на органы чувств моих насекомых, чтобы найти самые светлые области в комнатах с людьми и собрать там жуков, увеличив тем самым шансы привлечь внимание.

Но что написать? Я взглянула на телефон, чтобы прикинуть, сколько времени у меня осталось. Там, где у меня было достаточно насекомых и места, я выводила «Взрыв стёкол 28 мин». Там, где не получалось, я писала «в укрытие» или «под кровать».

Тысячи людей, тысячи предупреждений. Я не была уверена, что каждый из них увидел моё сообщение или последовал моему совету, и я не могла задержаться, чтобы объяснить им, что происходит или сообщить больше подробностей. Пусть это было глупо и эгоистично, но я должна была добраться до отца. Не ради какого-то плана или из-за какой-то великой цели, просто для себя. Потому что иначе я не смогла бы жить с чувством вины.

Тем не менее, я отвечала не только за жизни людей в домах в радиусе действия моих сил, не только за жизнь отца. Я выбрала Сьерру из списка контактов и позвонила ей, доверив насекомым направлять мой бег, пока я смотрела на экран.

— Да?

— Ты где?

— В больнице с родителями и Брайсом. Ты сказала, что я могу взять отгул, пока у тебя дела.

Я задыхалась от бега.

— Срочно. Птица-Хрусталь вот-вот нападёт на город. Двадцать семь минут. Предупреди госпиталь. Сейчас же. Убеди их.

— Я постараюсь, — сказала она. Я отключилась и набрала Шарлотту.

— Рой?

— Двадцать семь минут до того, как Птица-Хрусталь нападёт на город. Сообщите всем, быстро. Избегайте стекол и укройтесь от возможной песчаной бури.

— Бойня номер Девять здесь?!

— Они здесь уже не первый день. Вперёд!

— Я не… Как? Как я сообщу всем?

— Скажи стольким людям, скольким сможешь, чтобы те сказали другим людям. А сейчас — действуй! — я повесила трубку, тем самым побуждая Шарлотту быстрее двинуться с места, а ещё мне нужно было беречь дыхание.

Дальность действия моей силы и точность контроля увеличивались. Это не только позволяло мне удерживать людей позади в зоне контроля на несколько драгоценных секунд дольше, но и увеличивало суммарный охват на сотню человек. А вскоре и на две, на три, на четыре сотни.

Ноги горели, ступни пульсировали болью, и я чувствовала, как пот пропитывает ткань моего костюма там, куда не попадала вода, по которой я бежала. В одном квартале затопление было всего сантиметра полтора глубиной, в следующем — уже под полметра, что совсем не облегчало движение моих и так уже ноющих ног. В очередном квартале уже пришлось выбирать: пробираться через кучи мусора и припаркованные машины или обходить это всё по соседней улице. На что уйдёт больше времени?

Если бы мы с Сукой были в лучших отношениях, возможно, она рассказала бы о том, что Девятка нацелилась на неё. Если бы я могла доверять ей, а она — мне, я могла бы одолжить одну из её собак, и сейчас всё было бы намного проще.

Я неслась через район университета — это была территория Регента. Здания здесь были в худшем состоянии, и людей, которых нужно предупредить, здесь было меньше, но и обнаружить их было сложнее. Я использовала всех доступных насекомых для того, чтобы проверить, свободна ли дорога впереди. В пяти кварталах дальше дорога была на ремонте, поперёк улицы стояло строительное оборудование и временные ограждения.

Взглянув на телефон, я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Я потеряла счёт времени, пока работала и не обращала ни на что другое внимания. Оставалось одиннадцать минут, а цель была ещё далеко. В обход идти было некогда.

Я бросила на ограждение всех насекомых, которые не были заняты предупреждением людей. Те, что умели летать, уцепились за тонкие металлические прутья, а ползучие забрались на бетонные опоры под столбами. Десятки тысяч насекомых собрались вместе и давили вперёд единой массой. Я пыталась толкать, тянуть, раскачивать ограждение так, чтобы оно упало.

Но к моменту, когда я добралась до ограждения, насекомые так и не смогли его обрушить. Оно было построено, чтобы выдерживать сильные ветра, а бетонные основания сделали его очень устойчивым. Впервые за всё это время я остановилась, хватая ртом воздух и ухватилась за сетку.

Взбираясь на ограждение, я чувствовала, как даже сквозь перчатки врезается в пальцы тонкая проволока, а ноги отчаянно пытаются уцепиться за металлические крюки, которые отделяли одну секцию забора от другой. Утекло много драгоценных секунд, и может быть через минуту или две я поняла, что на противоположной стороне тоже нужно будет перебираться через ограждение. Покачнувшись на верхушке забора, я спрыгнула вниз, подняв множество брызг. Я встала на ноги и продолжила бег.

Ну почему я не была сильнее? Разочарование от того, что мне не повезло с суперспособностями, причиняло почти физическую боль. Я могла предупредить людей, а повалить забор — нет. Я чувствовала себя обманутой.

Я протиснулась между краем второго ограждения и соседним зданием. Телефон показывал 00:33. У меня оставалось семь минут. Сколько времени ушло на такую ерунду как забор!

Бежать ещё было слишком далеко, времени мне явно не хватало, и мои сомнения и страх начали превращаться в понимание того, что я не успеваю.

Добраться до дома, снять костюм и отвести папу в безопасное место шансов уже не было. Даже если не снимать костюм, времени не хватит. Я была слишком далеко.

Оставалась последняя возможность: попытаться спасти его так же, как остальных, до кого я смогла дотянуться своей силой. Но даже для этого мне нужно было как можно быстрее подобраться ближе.

Я держала телефон в руке и изредка поглядывала на него, продолжая бежать квартал за кварталом. Цифра “шесть” появилась слишком быстро — часы телефона показали 00:36. Осталось четыре минуты. Три.

Я не выдержала, отбросила мобильник в сторону, и насекомые затолкали его в ливневый сток, чтобы на него никто не наткнулся. Время всё равно не было точным — я не знала, сколько прошло с того момента, как Джек рассказал нам об ударе Птицы-Хрусталь. Я не знала, спешили или опаздывали её часы. Не было никакого смысла дальше подсчитывать истекающие мгновения. К тому же, оставлять при себе телефон было опасно.

И я не была уверена, что выдержу, увидев ноль на экране.

Я слышала вой сирен поблизости, причем не одной машины, а нескольких. Они приближались.

Я чувствовала свой район и чёрных вдов, которые всё ещё находились там, где я их поселила. С каждым шагом всё больше насекомых попадало в радиус действия моей силы. Муравьи под газонами, черви в садах, мокрицы и уховёртки, спрятавшиеся под камнями и хламом в гаражах, тараканы в дальних углах шкафов. Я будила спящих людей и оставляла им предупреждения.

Я знала, что время на исходе, но я была так близко. Я уже чувствовала мой квартал, соседский дом.

И вот дом моего отца. Я рухнула на колени в ту же секунду, как он оказался в зоне действия силы. Ноги горели от боли.

Насекомые носились по внутренним помещениям. Я знала планировку, поэтому получалось быстро. Отец спал на кровати, укрытый одеялом. Он занимал только полкровати, оставив свободной ту часть, на которой когда-то лежала мама. Напоминание о том, как он одинок, ощущалось словно удар под дых. Он так одинок, а я его оставила.

Мне нужно было больше насекомых, чтобы разбудить его, и ещё больше, чтобы написать сообщение. Я начала стягивать их в спальню.

Я, наверное, пропустила бы начало, если бы не слушала через насекомых. Я сначала ощутила что-то через мотыльков и жуков — звук, как будто кто-то ведёт пальцем по краю стеклянного бокала. Неприятный на слух, он становился пронзительнее и выше по тону до тех пор, пока не оказался за пределами того, что может ощущать человеческое ухо. Этот звук шёл от окон.

Уже было достаточно насекомых, чтобы разбудить моего отца, я могла оторвать его от сна, но успеет ли он достаточно быстро понять сообщение которое я оставлю? Или он сядет и подставит свою голову и верхнюю часть тела под ударную волну от окон?

Я не могла рисковать. Я собрала насекомых вокруг него и направила их к будильнику, повторяя в миниатюре то, что я пыталась сделать с временным ограждением. Цифровой будильник с экраном был тонкий, в форме ступеньки.

Я прижала колени к лицу и обхватила руками затылок, закрывая места, не защищённые маской.

Будильник начал опрокидываться, когда Птица-Хрусталь использовала свою силу.

Стёкла лопнули, поддаваясь какой-то невидимой приливной волне, увлекаемые несуществующим потоком, рассыпаясь, разрушаясь от ударов о поверхности, полосуя всё, что может быть порезано, глубоко втыкаясь во всё, во что можно воткнуться. Я чувствовала, как волна прокатилась мимо меня с юга на север.

Громко!

Звук, похоже, появился на секунду позже волны, как звуковой удар после реактивного самолета. Я ожидала хлопка, но это было больше похоже на взрыв, тяжёлый, громкий и мощный, как будто снаряд размером с луну, врезался в город, а затем всё заполнили звуки триллионов стеклянных осколков, повсеместно осыпающихся дождем.

Когда я убедилась, что всё закончилось, я вскочила на ноги и побежала к задней кухонной двери. Я сняла маску по дороге. Насекомые помогли мне нащупать защёлку, когда я просунула руку через разбитое окно и открыла дверь. Я разорвала завязки, удерживающие броню на спине, поднимаясь по лестнице, шагая через ступеньку. Расстегнула молнию, идя по коридору. Я освободила руки из костюма и завязала вывернутые рукава вокруг талии. Этого явно было недостаточно, чтобы спрятать мою костюмированную личность, но я не могла ждать ни одной секунды больше.

Я открыла дверь его спальни и шагнула внутрь. Стекло хрустело под ногами. Я осторожно приподняла край одеяла, которое обернулось вокруг моего отца, когда его сбросило с кровати.

Столько крови. Две трети его лица были покрыты кровью, казавшейся в темноте скорее чёрной, чем красной. Тёмные линии отмечали места, откуда сочилась кровь — порезы по одной стороне головы, на краю лба, на виске и щеке. Ухо было почти наполовину отрезано.

Я услышала шорох от окна. Взглянув туда, я увидела полоски иссечённого скотча. Похоже, скотч был приклеен по краям и крест-накрест посередине.

Он со всей серьёзностью отнёсся к моим предупреждениям.

Я продолжила осмотр. Ещё больше крови на затылке… Осколки проникли в мозг? Нет, я чувствовала края стекла. Оно застряло в черепе, может быть, расколовшись под поверхностью кожи. Моих навыков не хватило, чтобы сказать наверняка.

Его руки, шарившие вслепую, нашли мои ладони. Он не мог меня видеть, поскольку его глаза были залиты кровью — это не радовало меня ни в малейшей степени, но помогло сохранить секрет моей костюмированной личности.

— Тейлор?

— Я здесь. Не двигайся. Я посмотрю, что могу сделать.

— С тобой все в порядке?

— Ни царапины.

Я видела, как он выдохнул с облегчением.

— Ты была права, — сказал он. Он попытался встать, но я уложила его обратно.

— Не двигайся, — сказала я. — По крайней мере до тех пор, пока мы не убедимся, что нет ничего серьёзного.

— Точно, — пробормотал он. — Ты проходила курсы первой помощи.

Стекло пробило одеяло и простыни. Были порезы на спине, руке и плече, все кровоточили, но похоже ни один не задел артерию, не фонтанировал и не выдавал обильных потоков крови. И всё же кровопотеря была более значительной, чем я ожидала — его майка быстро становилась красной.

Я перешагнула через него, стекло впилось мне в ладонь, когда я коснулась пола. Мне нужно было лучше рассмотреть его спину. Позвоночник не задет? Блядь — была одна рана рядом с позвоночником, на уровне пупка.

— Ты можешь пошевелить пальцами ног?

Наступила пауза.

— Да.

Я выдохнула с облегчением.

— Тогда следующая основная проблема — это возможное внутреннее кровотечение. Тебя нужно доставить в больницу.

— Они атаковали весь город?

— Думаю, да, — сказала я ему. Нет нужды говорить ему то, что я знаю. Это только усугубит чувство беды, и нам обоим не будет от этого легче.

— Больницы переполнены.

— Да. Но не идти — не вариант.

— Понял, — выдохнул он. — Мне нужны мои сандалии, они внизу.

Я ещё не успела выпрямиться, как уже нашла их, используя свою силу. И тут же я обнаружила кое-что ещё. На нашей кухне были люди.

Бойня номер Девять? Они следили за мной?

Из-за крови мой отец не мог видеть, что я делаю. Я собрала насекомых в рой и упрятала их в складки моего костюма, который был завязан вокруг талии. Пройдя коридор, я вошла в свою комнату и нашла пару просторных брюк из тех времён, когда у меня были живот и талия попышнее. Застегнув брюки, я повязала свитер поверх талии, чтобы скрыть костюм. Я почувствовала, как они приближаются.

Доски скрипели, когда они поднимались по лестнице.

— Есть кто живой? — позвал один из них. Я замерла. Голоса были незнакомыми. Они звучали рядом со спальней отца. Я услышала, как папа ответил, и тихо выругалась.

Мой нож был всё ещё привязан к спине моего костюма, который сейчас болтался в районе колен. Я нагнулась и вытащила его из-под свитера.

Голоса. Один из них пробормотал что-то, а отец ответил. Я не смогла разобрать ни слова, ни даже интонации, с которой они говорили.

Медленно, оценивая каждый свой шаг, чтобы не наступать на большие кучи стекла, я вышла из комнаты с ножом наготове.

Два спасателя работали над тем, чтобы переместить моего отца на носилки. Я поспешила спрятать нож.

Один заметил меня.

— Мисс? Вы в порядке?

— Я в порядке.

— Это ваш отец?

— Да.

— Мы собираемся доставить его в больницу. Вы не могли бы расчистить нам путь? Может быть, откроете нам парадную дверь?

— Хорошо.

Когда я вела их из дома, я чувствовала себя, как механизм, неуклюжий и бесчувственный. Рядом я увидела ещё две припаркованные скорые. Все без ветровых стекол, зеркал и фар. Взрыв уничтожил сигнальные огни и системы, которые управляли сиреной.

Что-то не сходилось… Время прибытия, их готовность.

Но они не походили ни на кого из членов Девятки, которых я знала. Один из спасателей, стоявших на улице, оказался чёрнокожей женщиной. Так что это и не Избранники. Барыги были не настолько организованы и не так хитры.

Я мысленно напомнила себе, куда засунула нож, на случай, если мне понадобится выхватить его в любой момент.

Двое спасателей начали загружать моего отца в машину.

— Можно мне с вами? — спросила я у одного из них, когда они закончили.

Он взглянул на меня, затем вытащил что-то большое, чёрное, неправильной формы из пакета за носилками. Положив мне на плечо руку, он отвёл меня в сторону. Мой пульс утроился. Нутро говорило мне, что это не рядовые спасатели, и осознала я это только сейчас.

— Держите, — он сунул сверток мне в руки. Он был большой, объёмный, и в нём были жёсткие части под тканью. — Такое не стоит бросать.

Я взглянула на содержимое свертка и сглотнула. Это были моя маска и задняя часть брони с вещами внутри. Я сорвала их и бросила на пол, когда спешила в спальню.

— Вы от Выверта? — спросила я. И почувствовала тихий ужас от осознания того факта, что Выверт теперь знает, кто мой отец и кто я.

Он кивнул:

— Вернее сказать, нас вызвали ваши товарищи по команде. Они надеялись, что мы вас подберём и подбросим, но нам пришлось задержаться, чтобы принять меры безопасности, — он взглянул на машину, и я поняла, что речь шла о снятых стёклах.

Мне сразу полегчало на душе, и я почувствовала как выступают слёзы.

Но это было недолгое облегчение.

— Нашему нанимателю кажется, что для своего отца вы здесь можете сделать крайне мало, и что сейчас вы намного нужнее в другом месте. Он подчеркнул, что поймёт, если вы всё же решите остаться со своей семьёй.

Я поняла, и мои глаза расширились. Выверт хочет, чтобы я занялась своей территорией. Сейчас. В момент кризиса.

— Он хочет, чтобы я оставила отца?

Должно быть это был риторический вопрос. Медик не ответил. Я почувствовала, как сердце ёкнуло.

— Мы сделаем для него всё возможное, — сказал он.

Я повернулась и вскарабкалась в машину. Мой отец осторожно вытирал один глаз мокрой тряпкой. Я была полностью уверена, что он меня не видит.

Склонившись над ним, я поцеловала его в уголок лба, там где кровь не покрывала его лицо. Папа повернул голову, чтобы посмотреть на меня. Белок одного из его глаз стал красным.

— Я люблю тебя, пап, — сказала я, отходя от него на шаг.

— Останься, — сказал он. — Пожалуйста.

Я мотнула головой и отошла ещё на шаг, затем спрыгнула с задней части машины, отворачиваясь.

— Тейлор!

И снова я ухожу. Всегда ухожу, зная, как сильно это ранит его. Я моргнула, прогоняя слезы с глаз.

— Позаботьтесь о нём, — приказала я спасателю, не слушая больше крики отца.

Мужчина кивнул:

— Я скажу ему, что мы не берём пассажиров, потому что могут быть и другие раненые.

— Спасибо.

Моя сила зудела на краю сознания, когда я повернулась спиной к машине.

Как я всё это ненавижу! Ненавижу Девятку. Ненавижу Птицу-Хрусталь. Ненавижу Джека. Ненавижу Левиафана. Ненавижу Выверта. Ненавижу Крюковолка.

И больше всего ненавижу себя.