Интерлюдия 11.ё

По улице шла девушка в резиновых сапожках, в её волосах мелькала красная прядь. Шла одна, хотя комендантский час начался уже давно.

Достав телефон из кармана куртки, она принялась распутывать наушники. И как эти чёртовы провода умудряются всё время запутываться? Прямо как рождественские гирлянды. Не то чтобы ей раньше приходилось распутывать гирлянды, но она определённо что-то такое о них слышала.

Вставив в уши покрытые мягким пластиком горошины наушников, она начала на ходу перебирать музыку.

J’adore…

Sweet Honey…

Love me, love me, you know you wanna love me…

Love me, love me, you know you wanna love me…

Качая головой в ритм музыке, она засунула телефон в карман.

Она подумала, что могла бы купить что-нибудь, чтобы сворачивать провода наушников, и могла бы купить любимые альбомы, вместо того, чтобы удалять всё, что не нравится. Деньги были. Но тут намечалась определённая привычка и это её останавливало. Всё, что у неё было и всё, чем она каждый день пользовалась, было украдено. Рубашка на теле, обувь, музыка, ноутбук. Ей было любопытно, долго ли ещё она сможет протянуть, не покупая ничего.

Love me, you?

Love me, true?

Сапожки подняли брызги, когда она закружилась, мурлыкая слова песни. Лёгкая морось намочила её волосы, она убрала их с лица, раскинула руки, и позволила капелькам падать на закрытые веки.

Она как будто никуда не торопилась.

Ей удалось прослушать от начала и до конца шесть песен, прежде чем кто-то её остановил.

— Мисс, мисс! — его было почти не слышно из-за музыки.

Она повернулась к человеку в военной форме, возрастом около сорока, с лицом, покрытым морщинами. На нём не было шлема, волосы коротко подстрижены, лёгкая щетина на щеках и подбородке, лицо усеяно капельками воды. Она вытащила наушники.

Crazed, kooky, cracked, crazy,

Nutty, barmy, mad for me…

[Одержимый, эксцентричный, сломанный и сумасшедший,

Чокнутый, спятивший, от меня без ума…]

Напев звучал гнусаво и искусственно, раздаваясь из свисавших с ладони наушников.

— Чего такое?

— С вами всё в порядке?

— Со мной всё отлично!

— Во время чрезвычайного положения объявлен комендантский час. Я не хотел бы сильно вас пугать, мисс, но на улицах банды насильников, убийц и похитителей. Все те, для кого красивая молодая женщина будет добычей.

— Вы думаете, что я — красивая? — она улыбнулась, приближаясь.

— У меня дочь примерно вашего возраста, — натянуто улыбнулся он.

— Это не ответ. Вы думаете, что я — красивая? — она ещё больше приблизилась, проведя пальцем вниз по его груди.

— Да, но, — он сделал паузу, взявшись с двух сторон за её куртку. Он стянул отвороты вместе и закрыл молнию до самого верха, поверх тяжёлой коробки, свисавшей с её шеи. — Вот поэтому-то вам и надо быть осторожнее, понятно? У вас есть где остановиться — дом или убежище?

Она не ответила. Она нахмурилась и расстегнула куртку, отступив от него на шаг.

Он продолжил:

— Если хотите, я могу показать дорогу к ближайшему убежищу. Оно новое, чуть дальше отсюда, на Лорд-стрит. Там могут быть свободные места.

— Мне есть у кого остановиться.

— Вам показать дорогу?

Она не ответила. Вместо этого она внимательно изучала его.

— Если вы готовы подождать, я могу подбросить, когда закончу смену. Я освобожусь только через пять-десять минут, но мы пока можем поболтать. Можете пока посидеть у меня в джипе, чтобы не промокнуть.

Она помедлила с ответом.

— Ладно.

Мужчина отвел её к своему джипу. Она сидела на пассажирском сиденье, пока он стоял снаружи, оглядывая окрестности и иногда обмениваясь словами с кем-то по портативной рации.

Через несколько минут он забрался на водительское место.

— Ребята, которые должны были сменить, опаздывают. Кажется, пожар в центре города.

Она кивнула.

Crazed, kooky, cracked, crazy,

Mental, dotty, whacked, loopy…

[Oдержимый, эксцентричный, сломанный и сумасшедший,

Психопат, рехнувшийся, спятивший, измученный…]

— Вы не могли бы выключить свою музыку?

— Мне нравится, — сказала она, — я ненавижу тишину.

— Ну тогда ладно, каждый справляется как может. Где вы живёте или где жили до нападения?

— Не в Броктон-Бей.

Он приподнял бровь, но продолжал смотреть в окна в поисках признаков неприятностей. Он вставил ключ в зажигание и завёл машину, чтобы включить дворники.

— Что-то вы темните. Просто так сейчас сюда не приезжают, а если вы просто кого-то навещали, то давно бы эвакуировались.

— Ох, мы приехали именно потому, что здесь настали такие времена.

— В поисках приключений? — его голос стал жёстче. — Это не только глупо, но и неуважительно.

— Люди, у которых я остановилась — это Бойня номер девять. Я — одна из них.

— Это не смешно, — его голос стал жёстким, без следа былой мягкости.

— Точняк, — согласилась она с улыбкой.

Он потянулся за пистолетом, но на большее его не хватило. Она на секунду закрыла глаза, слушая музыку, идущую из его тела и разума. Звенящий диссонанс тревоги, пульсирующая перкуссия смертельного ужаса, каждая часть его тела переключалась в режим “бей-или-беги”. Фоновые нотки говорили о его личности. О его любви к семье, о страхе, что он может их потерять, злость на неё, секундное беспокойство, что, быть может, он переборщил с реакцией. Она охватила всё это в долю секунды.

Потянувшись за его страхом смерти, она вытащила его на поверхность. Когда этого оказалось недостаточно, стала тянуть его и скручивать, пока всё остальное не было выдавлено на периферию.

Он закричал, отшатываясь от неё настолько, насколько мог. Его пистолет свалился между сиденьями.

Crazed, kooky, cracked, crazy,

Nutty, screwy, mentally diseased…

[Одержимый, эксцентричный,

сломанный и сумасшедший,

Чокнутый, рехнувшийся,

Психически больной.]

Она выкрутила другие части его спектра эмоций так, чтобы он стал уступчивым, погруженным в апатию, послушным:

— Остановись.

Он прекратил отступление. Его дыхание всё ещё было тяжёлым от приступа паники, но это пройдёт.

Она наклонилась к нему и пробежала пальцами по его макушке. Как будто протёрла зубную щетку, разбрызгивая крохотные капельки воды на рулевое колесо и приборную панель.

— Хорошо.

Он уставился на неё. В его взгляде был страх, и у неё не было настроения полностью его стирать. Немного не повредит.

— Я хочу за руль. Поменяемся местами.

Он отупело кивнул и выбрался из джипа. Она перелезла на водительское сиденье и подождала, пока он заберётся, перед тем как вырулить.

Джип рассекал мелководье, покрывшее улицы. Какие-то люди заметили, что она уехала, она это знала, и теперь следовали за ней в отдельной машине. Она могла чувствовать их, чувствовать каждого, как отпечаток эмоций в совершенно индивидуальной конфигурации. Смесь личной гордости и уверенности, что она чувствовала в них, подсказывала, что это военные. Солдаты, что должны были сменить этого парня?

Осталось мало времени. Она пробежалась по чувствам своего пассажира, нашла сети братской любви, веры, товарищества и изменила так, чтобы их музыка стала напряжением, подозрением, паранойей. Затем она выкрутила рефлексы “бей-или-беги” на максимум.

— Достань пистолет.

Он выловил его между сиденьями, поднял.

А затем направил прямо на неё.

— Нет. Стоп. — сказала она.

Слишком неопределённо. Чёрт. Над этим всё ещё надо работать. Она вложила в него столько сомнений и неуверенности, сколько смогла, чтобы удержать от выстрела. Затем она остановила всю “музыку”, что входила и выходила из определенной точки в самой передней части его мозга. Она знала, что музыка была её способом понимания и распознавания биологических процессов, управляющих человеческими эмоциями. Слушая её, она понимала, что чувствуют люди, какие эмоции управляют их состоянием.

В его кратковременной памяти должна остаться только одна важная в данный момент вещь. Она. Если эту связь оборвать, он не будет ничего к ней чувствовать, не сможет подумать о самосохранении, не сможет почувствовать ни злобы, ни ненависти. Ещё одно изменение, перенаправление потока эмоций от его семьи к ней, и он будет испытывать сильнейшее отвращение к мысли о том, чтобы навредить ей, не сможет выстрелить в неё, как не смог бы выстрелить в собственную дочь.

Мужчина убрал оружие и уронил его на колени. Он согнулся, прижав руки к голове, и затем простонал:

— Нет.

Она была близка к своей цели. Она затормозила и выскочила из машины. Второй джип остановился где то в десятке метров, и из него вылезли двое солдат.

— Эй! — крикнули ей.

Она повернулась к ним спиной, вставляя наушники. Плейлист снова начал проигрываться с самого начала. Она достала телефон и пропустила несколько песен, задержавшись, чтобы удалить одну из них.

Она начала подпевать:

— Лав ми, Лав ми, ю ноу ю ванна лав ми…

— Эй!

Она почувствовала, как её пассажир вылезает из джипа, услышала звуки речи — предупреждения, вопросы. Страх нахлынул на всех трёх мужчин, раздались звуки стрельбы из нескольких стволов. Она улыбнулась. Властям будет непросто разобраться, что тут случилось.

Она сомневалась, что стоило приезжать в Броктон-Бей. Её совсем не прельщала перспектива задержаться в месте, где многие районы оставались без света и ещё больше — без рабочей канализации. Но Ожог и Ампутация были в восторге, а Джек Остряк пошёл на поводу желаний Ампутации, убедив группу сюда приехать. Краулеру, Манекену и Сибирячке, похоже, было всё равно. Впрочем, Краулер и Манекен не демонстрировали много эмоций.

Она думала, что может хоть Птица-Хрусталь окажется союзницей, но та ненавидела её. Высокомерная сучка согласилась навестить Броктон-Бей, просто чтобы испортить ей день.

Но она должна признать, что поездка вышла увлекательной. Людской пейзаж здесь сильно отличался от обычного. Столько обеспокоенных, неуверенных. Большинство было на грани эмоционального срыва, и от того, чтобы окончательно сломаться, их отделяла одна плохая новость, один последний удар. Другие были уже сломлены, или же предались злу и стали охотиться на своих товарищей по несчастью, стараясь отомстить тем, кто обидел их в прошлой жизни. В жизни до Губителя.

Люди здесь были такими восхитительно ебанутыми…

В такой ситуации обычные граждане делали то, что ранее никогда бы и не помыслили. Воровали, нападали на соседей, обменивали то, что когда-то считали драгоценным, на одежду, еду, туалетную бумагу и прочие необходимые вещи. Эмоции грубые, гораздо ближе к поверхности, ими куда легче манипулировать.

Музыка прекратилась. Она проверила телефон. Предупреждение на экране говорило, что аккумулятор заканчивается.

Она выругалась. Больше откладывать нельзя. Она набрала номер, но не стала поднимать трубку к уху. Хорошо. Теперь у неё есть пятнадцать минут.

Она потянулась и стала нащупывать отклонения. Эмоциональные отпечатки, выделяющиеся из общего фона.

Остальные семь членов Девятки были тут. Несложно найти. Один или два взаимодействовали с другими отклонениями. Самыми ебанутыми в этом ебанутом городе. Она изучила каждое из этих неизвестных отклонений в течении недели, наблюдая, как меняются их эмоции, пока они занимались повседневными делами, иногда она навещала места, где те любили бывать, чтобы понять, что их окружает. Медленно она собрала картинки, создала профили, вычленила тех, кто имел силы и описала их другим членам Бойни Номер Девять. Каждый из них сделал свой выбор.

Девушка в заточении. Заносчивый технарь. Собачница. Мечтательница. Вождь. Зайчишка. Сломленный убийца. Крестоносец.

Всё, что она хотела — несколько минут, чтобы навестить своего избранника. Ей не надо было придумывать ему прозвище. Он был достаточно хорошо ей знаком. Она улыбнулась.

Снаружи сидели двое. Она сразу поняла, что это солдаты, но не на государственной зарплате. Они были одеты в чёрное, на них была броня, которой она раньше не видела.

— Нет, — она не дала им взяться за оружие смесью сомнения, апатии и тревоги. Добавив к своим словам сильную волну депрессии, вины и ненависти к себе, она скомандовала им:

— Убейте себя.

Это случилось не сразу, но одной силы воли было недостаточно, чтобы справиться с самыми сильными и мучительными эмоциями, которые они когда-либо испытывали. И когда самообладание дало слабину, стволы взлетели к ртам и головам для последнего выстрела.

Она чувствовала других внутри здания, они были встревожены выстрелами, двигались вперёд. Ещё четыре солдата, и четыре других, оставшихся на месте. Не солдаты.

Она не хотела, чтобы они вышли. Она сделала то же, что и с охранниками снаружи, раздавив их отчаянием, подавив их ненавистью и паранойей. Всё прошло чуть быстрее, чем с первыми — у тех солдат был враг, кто-то, на ком можно сконцентрировать негативную энергию, кто-то, кто отвлекал их. Удивительно, как это может быть важно.

Прошло около минуты прежде чем прозвучал четвёртый выстрел, отметивший смерть последнего солдата внутри.

Она дёрнула парадную дверь и вошла внутрь. Там было симпатичнее, чем снаружи, сухо, хорошо укреплено. В другом конце здания стоял женственно выглядящий подросток с копной тёмных кудрей. Его охраняли двое мужчин и женщина.

— Жан-Поль! Ça va?

— Я теперь Алек. В костюме — Регент.

— Алек, — она улыбнулась, — всё равно звучит по-французски. Мне нравится, братик.

— Шери, — он пробежался пятернёй по волосам. — Какого хера?

— Раз мы меняем имена, то я теперь Душечка. Я просто решила красиво зайти.

— Господи.

— C другими ты ещё встретишься.

— Блядь, — вздохнул он.

Она потянулась к троим, что стояли между ней и её братом, изменяя их чувства к Алеку. Наполняя их подозрением, паранойей, ненавистью.

Они не поддались.

— Прекрати, Шери, — сказал Алек. — Я ими управляю.

— Если мне не изменяет память, ты теряешь контроль, если ударить их достаточно сильной эмоцией, — улыбнулась она и подняла интенсивность.

— Если я далеко. Реально, прекрати. Это раздражает.

Один из мужчин упал на колени, прижав руки к бокам. Капли пота стекали по лицам остальных охранников, на глазах выступили слёзы.

— Пока я это делаю, ты не сможешь приказать им на меня напасть.

— Если только я не стал сильнее за последние годы, — ответил Алек. Мужчина, оставшийся на ногах, достал нож и двинулся навстречу Душечке.

Она приложила его страхом и неуверенностью, заставив остановиться.

Почти минуту они боролись за контроль над тремя марионетками.

— Кажется, у нас пат, — наконец сказала она.

— Тебя прислал грязный старикашка? — спросил Алек.

Она помотала головой.

— Папочка? Я сама по себе. С некоторых пор.

— И как у него дела?

— Потерял цель. Я долго думала, что он к чему-то готовится. Много детей, и заботится, чтобы у них были силы. Думала, он хочет сместить другие банды и стать криминальным главой Монреаля.

— Но?

— Ничего не случилось. Время шло, а он так ничего и не сделал. Гийом получил его силу. Десять или около того детей со способностями, и трое могут контролировать людей так или иначе. Четверо, вместе со мной. У нас было всё, чтобы сделать что-то значительное, а папочка решил, что хочет включить в ряды своих “девочек” знаменитость. Взял нас в поездку на съёмки фильма в Ванкувере, украл кинозвезду и отвёз в Монреаль. Вот так мелко.

— И почему я не удивлён.

— К нам заявились герои из Ванкувера и Монреаля. Половина всего, что мы выстроили и заработали всей семьёй, просто оказалось растоптано в последующей драке. Просто потому, что папочка хотел трахать кого-то знаменитого. Меня достало, и я ушла.

— Так ты теперь сама по себе. И он не послал других за тобой? — Алек передвинул ноги своей марионетки, чтобы она упала на землю и перестала целиться из пистолета в мужчину рядом с ней.

— Послал. Гийома и Николя. Гийом касается кого-нибудь, и после этого достаточно долго ощущает всё, что тот будет делать. Николя просто колотит тебя волнами ужаса до усрачки. Буквально тысячи глаз и ушей искали меня, я не могла драться, когда они всё-таки добрались до меня.

— Ага, — сказал он.

— Короче, это достало очень быстро — они постоянно меня находили, постоянно заставляли собираться и валить куда-то. Кроме того, ощущение свободы делать, что хочу, и идти, куда хочу, несколько потускнело, когда мне стало скучно. Я бы сделала это, даже если бы за мной не охотились старшие братья. Я присоединилась к Девятке.

Она посмотрела на множество маленьких изменений в выражении лица Алека и улыбнулась.

— Так, — сказал Алек, после того, как переварил её сообщение, — это было глупо.

— Это восхитительно! Я решила, что должна заслужить место в команде, чтобы отпугнуть наших братьев и добавить немного остроты повседневности. Вынесла Топорылого, чтобы занять его место.

— Я получил сведения о нём пару дней назад, когда услышал, что Бойня Номер Девять в городе. Разве у него нет иммунитета к суперсилам? Это же его фишка. Сверхсила, cверхвыносливость, здоровый… и силы просто перестают работать при его приближении. Или глючат.

— У него иммунитет к силам, но он не смог приблизиться. Понимаешь, в отличие от папочки я могу действовать на расстоянии. Я могу использовать силу, даже если не вижу человека, на котором её использую. Через стены из соседнего здания. Топор даже не приблизился настолько, чтобы выключить мою силу. Он пытался, но это обоюдоострая штука. Я была готова убежать, как только моя сила перестанет работать, это бы говорило о том, что он взял мой след или угадал, где я.

— А, я, кажется, припоминаю эту особенность твоей силы. И ещё в голове у меня застряло, что твоё воздействие не имеет долговременного эффекта. Оно проходит, и твои цели достаточно быстро приобретают иммунитет.

Душечка пожала плечами.

— Я не самый лучший стратег, но мне кажется… я здесь выиграю. Рано или поздно. Ты не можешь убежать, ведь я получу контроль над твоими людьми, и пошлю их за тобой. Ты не можешь использовать их для нападения на меня, а если ты останешься, то я могу попробовать…

Её рука самопроизвольно дёрнулась.

— Помнишь, как я на тебе практиковался, когда это было в новинку?

— Я помню, братишка, — она нахмурилась, глядя на свою руку. — Папочка всех нас заставлял практиковаться друг на друге.

— Ну, я всё ещё помню, как угнать твоё тело, в общих чертах. Это сохранилось где-то в том уголке мозга, который даёт мне силу. Думаю, что смогу при желании быстро получить над тобой контроль.

— Чёрт, — сказала она. — Думается, что нам будет лучше, если ты не станешь пытаться.

— И? Ты собираешься пожаловаться Девятке, если я тебя не отпущу?

Она помотала головой, а затем убрала одной рукой волосы с лица:

— Нет. Это.

Она залезла под куртку, и Алек заставил её руку сжаться в спазме, выгибая пальцы в обратную сторону.

— Всё нормально. — Она поморщилась от боли, а затем растопыренной рукой вытащила небольшую металлическую коробку. Она свисала с толстого шнура, обмотанного вокруг её шеи.

— Видишь?

— Да.

— Это бомба. Очень простая. Кусок взрывчатки, присобаченный к таймеру. Когда я звоню на нужный номер, таймер сбрасывается. Я лажанулась и у меня сдох телефон, но я думаю, что у меня ещё есть пара минут. Если ты будешь держать меня дольше, то она рванёт.

— Это, что — угроза? Скорее похоже, что я победил.

— От тебя скорее всего тоже ничего не останется. Или покалечит, — она улыбнулась.

— Я могу уйти.

— И потерять контроль над своими пешками, когда отдалишься? Давай. Я смогу позвонить, когда ты уйдёшь.

Его эмоции были такими приглушёнными. Тусклыми. Сколько в этом было личности Жан-Поля/Алека, и сколько его природного иммунитета, накопленного за годы воздействия папочки? Она не могла понять, что он чувствует, и это разочаровывало.

Однако, несмотря на слабость его чувств, она ощутила легчайшее изменение. Колокольчик внимания. Он не смотрел ни на одну из кукол, за власть над которыми они боролись, но она смогла почувствовать прикосновение его внимания к женщине. Барабанная дробь уверенности.

Они оба рванули к женщине в один и тот же момент. От спешки они столкнулись, упав все втроем на землю.

Женщина была не в состоянии сражаться, но Алек ударил Шери по голове, правда, без особого эффекта. Она ответила пинком, а затем схватила его запястье, когда он попытался вытащить оружие из кармана — позолоченную палку с короной на конце. Она не могла понять, что эта штука делает, но он попытался её вытащить, и именно поэтому она не могла ему этого позволить.

Он сменил тактику, переворачиваясь, чтобы врезаться в Шери плечом. Свободной рукой он попытался добраться до кобуры женщины. Вот куда было направлено его внимание, вот что дало ему тот прилив уверенности. Шери боролась с ним, отталкивая, и наконец ей удалось откатить его в сторону, просунув под него ногу. Она прижала его к полу, удерживая за запястья.

— Попался, братик. В драке ты всё так же сосёшь.

Он уставился на неё, задыхаясь и, одновременно, выглядя отчасти скучающим. Он воспользовался своей силой, и она отпустила его левую руку, чтобы ударить его по лицу. Он прекратил.

Она улыбнулась:

— Думаю, ты должен знать, что дома стало херово, после того как ты ушёл. Папочка начал проявлять чрезмерную заботу, сердился. А это очень неприятно. Когда мы не смогли найти тебя, стало ещё хуже.

— Прости, — сказал он самым неубедительным тоном, каким только мог.

— В качестве мести я предложила тебя кандидатом в Девятку.

— Не интересует.

— Неважно. Тебя выбрали и проверят независимо от твоего желания… Кое-кто в Девятке не хочет иметь двух Василей в одной команде. Птица-Хрусталь меня ненавидит. Краулер не уважает. Джек думает, что будет скучно. Думаю, твоя инициация будет немного жёстче обычного. Они не станут проверять, что ты достаточно крут, кровожаден и изобретателен. Они просто попробуют тебя убить.

— Блядь, — глаза Алека расширились.

— Развлекайся, — улыбнулась она, вставая. Ей пришлось отпрыгнуть, чтобы избежать тычка золочёной палкой, когда она отпустила его запястье. — Квиты.

— Иди на хуй. Какое “квиты”? Я убегаю из дома, а ты организуешь моё убийство самыми страшными ебанатами в этом полушарии?

— Ага, — она самодовольно улыбнулась. Было приятно понять, что она может спровоцировать его, получить от него какой-то отклик. Она так хорошо поработала или он стал более эмоционален?

Он расчесал пятернёй волосы.

— Психопатка.

— А вот что мне действительно любопытно, так это то, что у тебя есть связи. Может, девушка? Нет. Ничего романтического. У тебя есть друзья? Команда?

Он сохранил молчание.

— Попробуешь меня достать, я достану их. У тебя может и есть иммунитет, а у них — нет.

— Понял.

— И помни, я всегда могу сказать папочке, где ты. Он расстроился, когда ты ушёл. Расстроился, даже когда я ушла, но он слишком напуган, чтобы за мной гоняться. Только не когда меня прикрывает Девятка.

— Они тебя не прикрывают, Шери.

Она пожала плечами:

— Не совсем, но вроде того.

— Нет, они собираются тебя однажды убить. Скорее раньше, чем позже, когда ты станешь бесполезна, а им опять захочется азарта охоты. Ты наверное видела, что они могут сделать. Судьба хуже смерти. Просто не проси меня о помощи, когда поймёшь, что это происходит.

— Неважно.

— Ты просто меня подставила, Шери. Не знаю зачем, но ты справилась на заебись. Пытаешься быть как Джек? Пытаешься вести себя как они, притворяться, что тебе место среди них? Будь уверена, ты себя подставила в десять раз сильнее, чем меня.

Она на это усмехнулась.

— Ты пытаешься прыгнуть выше головы. Ты считаешь себя крутой, но они — круче.

Она улыбнулась и помотала головой.

— Посмотрим. Сейчас я уйду. Ты мне позволишь. По рукам?

Он вздохнул.

— Мне тебя не остановить, иначе ты нападёшь на мою команду.

— Точняк. Но сначала… — она наклонилась и обыскала женщину, которая потела, задыхалась и дёргалась от сочетания эмоциональной атаки Шери и физического контроля Алека. Она нашла пистолет, затем нашла телефон. Она набрала номер, чтобы сбросить таймер на бомбе.

Она слегка расслабилась, когда звонок прошёл. Это могло стать смертельной ошибкой. Ей придётся нарушить своё правило и купить зарядку.

— Пока, братик.

— Сдохни, сестрёнка.

Она повернулась ухмыльнувшись, и, добавив немного расхлябанности в походку, вышла в дверь.

Всё было под контролем. Несколько недель, один или два месяца в худшем случае, и она станет одним из самых опасных людей в мире, кроме очевидных исключений вроде Губителей.

Чего Алек не знал, так это то, что её сила имела долговременный эффект. Слабый, но он был. Эмоции — как наркотик. Люди формируют зависимости и привычки. И если она будет давать кому-нибудь небольшую дозу дофамина каждый раз, когда он её видит, то это будет менять его отношение к ней, пока ей больше не понадобится сила для такого эффекта.

Ещё чуть-чуть, — сказала она себе, — и я заставлю Девятку плясать под мою дудку.